— Да в курсе! — равнодушно махнул рукой Гроссман. — Здесь он пребывал, в Сартове. Борис с Регинкой жил у меня в доме, без прописки и регистрации. Работал в моей клинике — тоже без оформления. Жадный был, скотина! На вольготное жильё в Израиле копил. Всё, что зарабатывал, перечислял матери. При этом пользовался моей платёжной картой. Его матушка там давно. Полностью до копейки перечислял, даже на здешнее проживание не оставлял. За счёт нас с женой кормились…
Ольга удивилась и спросила:
— Вас его предпринимательская деятельность устраивала?
Гроссман вздохнул:
— Моё еврейское сердце слишком мягко к чадам своим. Потом я всё ждал, когда это закончится. И закончилось… закончилось… Подцепил-таки мой зять жирную рыбу в виде очередного пациента. Выехать-то выехал, а икру из рыбины доил везде, где жил. Расстояния ему, стервецу, не помеха, а может быть, и по сей день доит. К нему за этим делом мужики и в преисподнюю пожаловали бы…
— Фамилия, имя, отчество у рыбы есть? — У Ольги от волнения высохло во рту.
«Эта рыба, побывавшая в Австралии, может быть фигурантом в деле, и не второстепенным. Если, конечно, повезёт», — подумала Ольга, а вслух спросила:
— Списки пациентов доктора Эздрина можете представить?
Гроссман с удивлением посмотрел на гостью:
— Я лиц-то их не видел! Вернее, видел наверняка, но не знаю, что это именно они. Какие в этом случае документы? Каждый пациент имел свой код. Могу представить их медицинские карты. Пациент ХХ1, ХХ2, ХХ3 и так далее… Вы в курсе, чем занимался Борис Эздрин?
Ольга отрицательно покачала головой, разочарованно подумала: «Размечталась, повезёт!»
Гроссман продолжал:
— Он андролог[9], ко всему прочему филигранный хирург, занимающийся пенэктомией[10] и фаллопластикой[11]. Вы знакомы с такой специализацией или требуются разъяснения?
— У меня было дело об отсечении ревнивой женой детородного органа у неверного мужа, так что приходилось разбираться.
— Ну и славно, — обрадовался профессор, — приятно иметь дело с осведомлённым человеком. Я так понимаю, теперь вам не надо объяснять, какого качества были у моего зятя пациенты. Не все, конечно, некоторые…
— Не поняла?
Гроссман вскинул обе руки вверх и рассмеялся громко, с хрипотцой:
— Вы, женщины, приходите к пластическому хирургу увеличивать грудь, а богатые, облечённые властью мужики тоже кое-что приумножают. Им льстит приятная тяжесть в штанах, и чем больше и тяжелее долото, тем лучше. Но делают они это секретно, без объявлений и за очень-очень хорошие деньги. Такие операции проходят в несколько этапов и растянуты во времени. Есть незаконченные, поэтому своего хирурга они и на краю света найдут.
Ольга понимающе кивнула и поинтересовалась:
— Леонид Лазаревич, Регина ваша единственная дочь?
Гроссман насупился.
— Во что она вляпалась, Ольга Анатольевна? — с мольбой в голосе спросил Гроссман. — Я уже похудел от переживаний…
— Минуточку. — Ольга набрала номер на сотовом телефоне, спросила: — Могу сказать профессору причину нашего интереса?
Получив ответ, продолжила:
— То, что я скажу, дальше этого кабинета выйти не может. Это вы понимаете, Леонид Лазаревич?
Гроссман приложил указательный палец к губам и прошептал:
— А Иде можно? Это моя жена. Она тоже ни-ни.
— Нет! — резко отрезала Ольга, но потом смягчилась: — Пока нет. Дело в том, что их с Борисом автомобиль был использован как орудие убийства. Правда, ни Регины, ни её мужа в это время в городе не было. Они на три дня уезжали на водопады. Вернее, Регина вывозила Бориса подышать воздухом.
Лицо профессора выразило крайнее удивление:
— Она его вывозила? Почему? Регинка садится за руль под дулом пистолета, боится. Он что, сам не в состоянии?
Теперь удивилась Ольга:
— Вы не в курсе? У Бориса инсульт, он парализован.
Гроссман сжал кулаки и закрыл ими глаза, застонав громко, со слезами:
— Ой, дура! Ой, я идиот! — Он качался из стороны в сторону и повторял: — Ой, дура! Ой, я идиот!
Слёзы текли у него из-под огромных рыжих кулаков.
— Я прогнал её от себя. Она не хотела ехать с Борисом. — Гроссман отнял руки от красных, опухших глаз и, вынув из тумбы стола початую бутылку коньяка, налил стакан, выпил его тремя большими глотками. — Я прогнал её потому, что она нарушила врачебную этику. Она рассказала одному из своих пациентов о проделках его жены, тоже нашей клиентки. Регина была любовницей этого стервеца. Он узнал и убил жену. Тогда я выгнал дочь к чёртовой матери. Она никакой не врач, но она всё равно моя дочь…
Гроссман вылил остатки коньяка в стакан, выдохнул:
— Регинка там пропадёт, пропадёт!
— Леонид Лазаревич, я пришлю вам её адрес, позвоните, поговорите.
Гроссман отставил стакан и спросил с надеждой:
— Вы думаете, это возможно?
— Сейчас всё возможно. Сотовая связь доступна на каждом континенте.
— Вы мне советуете?
Ольга кивнула.
15
Звонок городского телефона разбудил задремавшего на диване Исайчева. Ночь была суматошной, попасть домой не получилось, и теперь, заказав в буфете Следственного комитета два бутерброда, он решил, дожидаясь доставки, прилечь на диван и уснул. Звонок был требовательный, резкий, по внутренней связи.
— Да, — дотянувшись до трубки, прохрипел непроснувшимся голосом Исайчев. Закашлялся и повторил уже звонче:
— Исайчев. Слушаю вас.
— Разбудила, что ли? — услышал Михаил вопрос эксперта Галины Николаевны Долженко. — Ночь была карнавальная или домой не пускают?
— Галя, ты? Когда меня моя Копилка домой не пускала? Бог с тобой… Что хотела?
— Я-а-а… — растягивая местоимение, проговорила Долженко. — Вчера ко мне забегал майор Васенко, мы пообщались, и я кое-что вспомнила. А именно: он упомянул дело, где женщина над входом в свой дом повесилась. Роман назвал необычную для нашего слуха фамилию, с подвыпердом, — Тодуа. Она в мозгу засела и пошевеливалась. Я и так и этак свою голову мучила и все же решила: не проходила никакая Тодуа в экспертизах. Зуб даю! Почему? Как так? Самоубивица ведь? Недовольство во мне возникло и всю меня разволновало. Решила память свою заплесневелую освежить и в это дело нос сунуть.
— Там самоубийство без отягчающих, чистое, — уточнил Исайчев.
— Ты впереди бабушки козлом не скачи. Дослушай и не перебивай! Едрит твою картошка! У меня по этому поводу другое мнение, — резко оборвала Михаила эксперт. — Зайди, кое-что покажу…
— Галь, можно я поем? — жалобно пискнул Исайчев. — Вчера с обеда не жравши. Заказал два бутерброда в буфете, жду, когда принесут. Через полчасика заскочу, пойдёт?
— Нет! — гаркнула в трубку Галина Николаевна. — Иди сейчас, через буфет, и мне пару бутербродов захвати. Я пока кофею погрею!
— Хорошо! — согласился Исайчев.
В кабинете эксперта вкусно пахло миндальным кофе. Долженко приняла из рук Исайчева тарелку с бутербродами, приподняла покрывавшую их салфетку, вставила в щёлочку нос, вдохнула:
— Чур, мои с рыбой, твои с котлетами!
— Чёй-то! — удивился Исайчев. — Каждому по одному брал…
— Не перечь, — нахмурилась Галина Николаевна. — Для моих старых костей фосфор нужен, а мясной белок при подагре вовсе не гуд.
— Где ты в котлетах мясо унюхала? Там его отродясь не было, — попытался воспротивиться Исайчев.
— Тогда тем более тебе с котлетами. Давай уже садись. Кофей стынет.
Выпив горячего напитка и съев бутерброды, Галина Николаевна кокетливо промокнула салфеткой губы и, как в прошлый раз с Васенко, вынула из ящика стола уже не зелёную, а красную папку с надписью: «Копии экспертиз».
— Может, тебе это что-то даст. — Долженко нажала пальцами на увлажняющую подушечку, перебрала листочки, извлекла один. — Давай с начала… Майор Васенко доложил, будто у вас в производстве дело неких КЕКСов. Фамилию назвал — Тодуа. Она-то меня и торкнула. Майор мне историю её рассказал. Оказалось, историю помню, а фамилию нет. Как так? Вроде склероз меня пока не посещал. Подтянула я это дело, листочки послюнявила и поняла почему. Фамилия Тодуа никогда не проходила ни по экспертизе, ни по ориентировкам. Это всё я тебе в телефонном разговоре уже доложила, главного, правда, не сказала. А главное: Тодуа нет, а Светлана Кобзарь есть. По Светлане Кобзарь в деле лежит заключение патологоанатома. Вывод: чистый, не отягощённый чьим-либо вмешательством суицид. Я это заключение тогда ещё читала. Сразу после самоубийства. Меня оно не устроило. Приказала экспертной службе провести контрольное сканирование трупа. Его сделали и положили результаты в архив. Почему? Кто такая Светлана Кобзарь? Папа-генерал? Так когда это было? Да и помер он, кажись, года три назад. По-моему, следаки заключение врача лучевой диагностики даже не смотрели — посчитали проформой. У меня в тот момент на работе завал был, и заключение легло в архив, мною не читанное. Каюсь, мой грех! В общем, следователи отписались и успокоились. После разговора с Романом Васенко я, старая грымза, откопала заключение и ой-ё-ёй как много любопытного увидела…
— Например? — заинтересовался Исайчев.
— Например, — с явным вызовом бросила Долженко, — рёбра у неё в пяти местах поломаны. Поломаны в разное время. Селезёнка, печень, почки травмированы. Нос сломан. Малые кости ступней перебиты во многих местах. На ногах сильнейший травматический варикоз. Её последние полгода били! Причём регулярно и жестоко. Миша, она повесилась потому, что не могла этого терпеть. Её довели до этого. Здесь явная статья 110 УК РФ[12]. Едрит твою картошка!
— Галя, давай ещё по кофейку, — попросил Исайчев, содрогнувшись, будто замёрз. — Что-то жутко стало…
Ставя перед Михаилом новую чашку с напитком, Долженко вздохнула:
— Возвращай, начальник, дело на доследование.