сход или заклинание принуждения, а оно для нас табу.
И хоть Заберган продолжает хорохориться, он для меня все равно что живой мертвец – еще дышит, говорит, спит с женщинами, ест и испражняется, но могила для него уже вырыта. Хотя с могилой мы озадачиваться, пожалуй, не будем – раки на дне Днепра тоже хотят есть, и хоть обры их совсем недавно неплохо подкормили, такой жирный и вкусный экземпляр их явно обрадует. Единственное, что мне удалось выяснить полезного в этом разговоре, так это то, что каган Баян взял от каждого рода булгар-кутугуров в заложники по одному или два юноши знатного происхождения, и в случае если кутугуры не будут повиноваться его распоряжениям, этих заложников немедленно убьют. Ну да, а если они не будут убиты, то это замечательный способ через несколько лет сформировать среди покоренных племен проаварскую элиту.
Только мы аварам этих нескольких лет не дадим, вопрос решится в ближайшие дни. Но заложников из-под носа Баяна вытаскивать надо в любом случае, потому что тогда булгары будут плясать не под аварскую, а под нашу дудку. Ну а потом уже почти привычный для меня процесс деления народа на чистых и нечистых по принципу принятия или непринятия Призыва. Теперь самое главное – определиться с тем, где их держат и под какой охраной. Наверняка это место где-то в середине вражеского лагеря, но не очень близко к резиденции кагана. Нам лишь бы только понять, где именно, а дальше начнется привычная для спецназа работа – тихо пришли, тихо взяли что надо, и тихо ушли, и никто не знает, что куда делось, потому что и ветра не было. Тем более что с порталом и разными магическими штучками нам даже не потребуется проникать за периметр. То, что хуже всего – так это то, что булгары и обры одеваются примерно одинаково, и издали будет невозможно определить, кого мы видим – булгарских заложников или просто молодых обров. Хотя пристальное наблюдение за лагерем кагана надо установить немедленно. Пусть волчицы любого из эскадронов, кружащих в настоящий момент поблизости от вражеской ставки, возьмут под контроль одного-двух стервятников и попробуют разобраться, кто там есть кто.
Кстати, если отвлечься от бывшего хана Забергана, то еще стоит сказать о тех антских воях, которые откликнулись на вицы, разосланные еще князем Идаром. Пока их пришло не больше тысячи – это не так много, чтобы это количество хоть что-то значило в масштабе уже имеющихся у меня сил, но и не так мало, если воспринимать этих рослых, плечистых, мускулистых парней как ядро будущей территориальной армии. Те же булгары или авары по сравнению с ними выглядят настоящими заморышами. В основном приходящие сейчас вои пеши, потому что большинство антских всадников находились либо на порубежных заставах, как Добрыня, либо входили в состав старшей дружины, как Ратибор. Но это же значит, что такие мелкие группы, от трех-пяти до десятка бойцов будут приходить на это место еще долго, или их надо будет собирать прямо в степи.
Именно в расчете на этих новобранцев я и приказал Мэри закупить несколько тысяч комплектов тевтонской пехотной экипировки. Пока что их принимали, объясняли ситуацию и отправляли в сортировочный лагерь. Те, кто услышат и примут Призыв подобно тому, как это сделала старшая дружина, получат новую экипировку и пройдут обучение у тевтонов-инструкторов. Такой пехоты, что получится в итоге, этот мир не знал еще никогда. Остальные, глухие к Призыву, в то время пока мы бьем авар, будут копать в лагере ямы для сортиров, а потом без всякого шума отправятся по домам, ибо в частях постоянной готовности, или даже среди резервистов первой очереди для них места нет.
12 августа 561 Р.Х. день девятый, 17:25. Полевой лагерь на правом берегу Днепра, Капитан Серегин Сергей Сергеевич
Не все селения антов мы сумели эвакуировать перед тем как к ним подошли обры, пожирающие все на своем пути словно саранча. Старейшины некоторых родов просто не поверили нашим посланцам-дружинникам, и их пришлось долго уговаривать, в результате чего к другим селениям наши эскадроны просто опоздали, напрасно потратив время в другом месте. Поскольку защищать значительно сложнее, чем просто устраивать резню, то на стороне обров было определенное преимущество. Даже десяток или два вооруженных аварских всадников способны устроить побоище в мирном неукрепленном селении, где мужчины в лучшем случае вооружены топорами и охотничьими рогатинами.
Такие мелкие группы вражеских всадников, обычно выдвигаемые каганом впереди аварского войска на половину дневного перехода, изрядно попортили нам кровь вчера во время спасательной операции и заставили обратить на себя серьезное внимание. На борьбу с ними мы отрядили две трети своих уланских эскадронов, которые тут же рассыпались по изобилующей холмами и оврагами степной равнине и развернули на аварских разведчиков настоящую охоту. При боестолкновении на пересеченной местности с действующей из засады доброй сотней уланш мелкая группа аварских кавалеристов в свою очередь становилась фактически беззащитной жертвой этих безжалостных охотниц за головами. Поскольку заклинание Охранного ветра еще ни разу не давало сбоя, луки обров оказывались бесполезны, а вот арбалетные болты со стороны наших воительниц летели в цель вполне исправно и поражали насмерть даже богатых и знатных, несмотря на защищавшие их кольчуги и доспехи.
Есть все-таки в лилитках – что в диких, что во всех остальных – нечто такое, что роднит их с ушастыми существами из мира Большой Луны. В разгар схватки они всецело отдаются неистовой ярости, которая не отпускает их до самого конца боя. Первый раз мы это наблюдали во время Битвы у Дороги, когда освобожденные нашим заклинанием лилитки добровольно кинулись на Волкодавов и устроили им настоящую резню. Также и сейчас – после кровавых головокружительных схваток от аварских всадников остается только кровавое рагу.
Хорошую сталь пускают тевтоны на свои палаши и затачиваются те до бритвенной остроты, но каким сильным и яростным должен быть удар, чтобы напополам разрубить тело знатного обра, частью разорвав, а частью смяв гармошкой тонкие стальные пластины ламеллярного доспеха. Иногда удар идет поперек корпуса – вдоль пластин и тогда нижняя половина обрина остается на коне, а верхняя, еще цепляясь за жизнь, падает на степную траву. Часто перед тем как нанести последний, смертельный удар, боевые лилитки, чье владение палашом быстро прогрессирует, сперва обрубают врагу обе руки, по локоть или по плечо, как получится. Потом их приятели найдут место побоища, и увиденная картина послужит им уроком. Собакам – собачья смерть.
И было за что так с ними поступать. В тех селениях, откуда мы не успели или не смогли эвакуировать местное население, эти самые обры, как взбесившиеся ласки, уничтожили весь народ поголовно. Их любимый способ убийства – распятие, но не брезгуют они и посажением своих жертв на кол, сожжением заживо и волочением за лошадьми, а отсечение головы в таких условиях и вовсе можно считать за милость.
Я почти физически ощущал ярость, овладевающую воительницами, которые сперва сильно гуманизировались под нашим влиянием, а теперь испытывали шок, что неужели такое возможно не только по отношению к ним, остроухим, но к самым обычным людям с круглыми ушами. Но сильнее всего картины аварских зверств подействовали на наших юных лейтенантов, происходивших из достаточно гуманного, почти пасторального мира, а теперь неожиданно повзрослевших и закалившихся, а также отчасти поседевших.
– Запомните, мальчики, – сказал я им после того сражения у брода, – теперь вы Старшие Братья, и поэтому ведите себя соответственно. Не раскисайте, но и не ожесточайте свое сердце, несите врагу справедливое возмездие, а не жестокую месть их родным и близким. Если от нас требуется, чтобы народ обров сгинул бесследно, то давайте не будет отягощать этот процесс лишними жестокостями. В конце концов, это требование означает не стопроцентное физическое истребление, а всего лишь то, чтобы никто и никогда не смог практиковать такой образ жизни. Для нас это табу, так что несите свое звание русских воинов и офицеров честно и грозно, воздавая врагу за злодеяния, но не впадая в неистовую жестокость.
Так что я мог быть более-менее уверен в том, что женщинам и детям обров не грозит ничего особенного после того как мы убьем всех их мужчин; а в этой войне любой обр, взявший в руки оружие, обязательно умрет. Пришедший с мечом от меча и погибнет, пошедший по шерсть останется стриженным, возомнивший себя сверхчеловеком и господином будет низвергнут в прах и растоптан, а обратившийся ко злу сам будет пожран этим злом без остатка, потому что сила поднимется на силу. И хоть никто не назовет меня добрым божеством, вроде Птицы или Лилии, но я несу обрам лишь чистую, ничем не замутненную ярость возмездия. Какой мерой мерили, такой и отмерится им.
А в том, что это случится, у меня не было никакого сомнения. Несмотря на все потери антов, большую часть мирного населения нам удалось убрать с пути аварской орды, сохранив тем самым ядро народа. Ну и конечно, играли свою роль и потери, нанесенные обрам. Из двадцати тысяч в этих боях мы выбили уже тысячи полторы, причем сегодня вдвое больше, чем вчера. И если каган еще не полный мудак, то очень скоро он окончательно забудет о том, чтобы высылать впереди своего войска завесу из мелких отрядов. Происходящее особенно страшно для врага, ибо пока ни одному обру из тех, кому не повезло попасть в засаду, не удалось спастись и рассказать о том, как все было на самом деле, а нарубленные кусками молчаливые трупы очень негативно воздействовали на боевой дух аварской орды. Это было необходимо для того, чтобы каждый обрин понял, что он уже обречен на лютую смерть и безымянную могилу.
Но не все было так однозначно, как говорили в наше время. В процессе поиска того места, где при остановке на ночевку содержат заложников, обнаружилось, что кроме молодых булгар, которые внешностью и одеждой почти не отличаются от своих обрских сверстников, в ставке кагана имеют место и парубки вполне славянского облика. Светловолосые, в белых рубахах и портах они были очень хорошо заметны с воздуха. Собственно, по ним-то мы место содержания заложников и обнаружили, ибо, как я уже говорил, булгарские заложники от обров не отличались. У них, кажется, даже оружие не отобрали. Итак, что это мы видим, если как раз сейчас авары творят над бедными антами жестокий геноцид? Или это заложники от тех родов антов, которых каган примучил еще раньше и пока не желал переигрывать? В любом случае, это знак того, что кто-то из «братьев-славян» (или не совсем славян) решил, что договориться с врагом будет гораздо выгоднее и удобнее, чем сражаться с ним до последней капли крови. А вот это, товарищи, не айс, совсем не айс. Коллаборационистов следует истреблять так же беспощадно, как и самих захватчиков-оккупантов.