Жизненные перемены будут к лучшему лишь для тех девиц, которых обры определили заложникам в постельные подстилки. Хотя, как сказал мне Добрыня, обратно в рода их не примут и замуж горемычных тоже не возьмут; и одна им дорога – идти на реку Днепр, чтобы утопиться и обернуться русалками. А вот черта лысого им всем. Пусть те кобели, что их огуливали, в Днепре топятся – говорят, как раз из таких уродов и получаются самые отборные упыри. А девиц мы, чай, прокормим, даже беременных, не объедят. И к делу тоже пристроим, а то у меня и рабочие, и бывшие мясные лилитки в строй рвутся, а на полевых кухнях кашеварить и в банно-прачечном отряде белье стирать некому. Но об этом чуть позже, а пока – т-с-с-с! – соблюдайте тишину, идет операция.
13 августа 561 Р.Х. день десятый, 07:05. Полевой лагерь на правом берегу Днепра,
Славянская дева Милонега, дочь воя Гремислава.
Проснулась я на рассвете, когда первый луч солнышка только готовился блеснуть через виднокрай. Сперва я даже не поняла, где нахожусь, ведь засыпала я в душном шатре, полном моими подругами по несчастью и их мучителями, а теперь вдыхала бодрящий свежий воздух с легким ароматом дыма от горящих неподалеку костров, а надо мной расстилался бездонный купол синего утреннего неба. Первая моя мысль была о том, что лучше бы мне было сразу умереть, броситься в речку или удавиться, зацепив поясок платья за сук дерева, а не переносить ужасные мучения, насланные на меня злой богиней Недолей.
Попав в полон к обрам, я и так уже была все равно что мертвая, служа подстилкой этим грубым насильникам. Сперва моим телом пользовался знатный вислоусый воин средних лет, потом я ему надоела и меня отдали молодому обрину попроще, потом был беззубый старик, а потом, как изношенную и затрепанную вещь, меня бросили в шатер с заложниками для ублажения их телесных надобностей. Там мною овладел прыщавый Дрочун, сын гнусного предателя князя-старшины Жирослава. Ни одна дева или вдова не обращала своего внимания на этого тощего маленького уродца, и им было все равно, сколько его папа накопил желтых кружочков с портретами ромейских базилевсов.
И это был еще не самый худший вариант; очень многие мои подруги по несчастью, надоевшие своим господам, были ими замучены насмерть самыми различными способами. На них катались, как на лошадях, загоняя насмерть, их распинали на деревьях, их сажали на кол, их привязывали за руки за ноги возле муравейников. Такой же конец, наверное, ждал и меня, да только каким-то чудом я перенеслась куда-то далеко-далеко от мучителей. А может, я никуда и не переносилась, может, я просто умерла, как мечтала много раз, и очнулась уже в вирии, среди душ пращуров и светлых добрых богов, и песня парящего в вышине жаворонка приветствует мою душу, прибывшую в обитель Сварога и Лады?
Но нет, грубое рядно, укрывающее меня до подбородка, никак не могло принадлежать верхнему миру, как мои лежащие поверх рядна руки, покрытые царапинами, ссадинами и шрамами. Я знаю, что у тех, кто умер и перенесся в вирий, раны должны немедленно зажить сами собой, а все предметы там должны быть изящной и красивой выделки, как те тонкие ткани и узорчатые кубки, которые привозили к нам ромейские купцы. Повернув голову и посмотрев направо и налево, я увидела, что лежу крайней в ряду все еще спящих моих подруг по несчастью, а неподалеку стоят и молча смотрят в нашу сторону странно одетые мужичина и женщина, и восходящее солнце обливает своим светом их фигуры, будто одевая в светящиеся золотисто-розовые одежды.
Эти двое были совсем не похожи на обров ни обликом, ни одеждой. На поясе мужичины висел длинный меч, непременная принадлежность воя-полянина, а гладко выбритое жесткое и властное лицо говорило о том, что он тут воевода или даже князь, сам ведущий в бой свою дружину. Женщина была одета не так, как одеваются у нас, славян, и не так, как одеваются женщины ромеев, булгар или проклятых обров. Все в ее одежде отличалось простотой и неброскостью, и в то же время прекрасно сочеталось между собой. Так, наверное, выглядела бы Жива, богиня жизни и радости, решив спуститься к смертным для того, чтобы узнать об их нуждах. Ее спутник совсем не походил на Даждьбога, супруга Живы, а больше всего напоминал что-то среднее между Сварогом, повелителем огня и покровителем кузнецов, и Перуном, покровителем воев и княжьих дружин.
Поняв, что пытаюсь натянуть личины богов на пусть и очень странных, но обыкновенных смертных, я едва не засмеялась, что было бы крайне неразумно в моем положении. Потом этот так и не родившийся смех застрял у меня в горле, потому что эти двое вдруг посмотрели прямо на меня, глаза в глаза, и я почувствовала исходящую от них силу, мощь и мудрость. Это действительно были божества, но только не наши, славянские – привычные и легкие, как воздух и солнечные лучи, не вмешивающиеся в дела простых смертных – а чужие, облеченные силой и властью. Эти сила и власть были им необходимы для того, чтобы менять и гнуть этот мир под себя, вознося до небес одни народы и вбивая в земной прах другие.
Но несмотря на эту чуждость, эти божества каким-то образом тоже были для нас родней и собирались протянуть руку помощи моему избиваемому и погибающему народу. То, какую цену придется заплатить за эту помощь, меня в тот момент не волновало. Главное – уничтожить обров, а там вернется украсно украшенная добрая жизнь с плясками и хороводами в честь Ярилы и Макоши… Пусть я даже этого и не увижу, потому что немедленно, сразу, как только смогу это сделать, кинусь головой в глубокий омут, чтобы смыть позор со своей поруганной чести…
– Выбрось из головы эти глупости, девочка, – услышала я внутри себя голос этой женщины, – тебе еще жить, любить, рожать детей и радоваться жизни, а ты собралась в омут головой.
– Да, это так, – подтвердил мужчина, – а если твой род уничтожен или откажется тебя принять, то мы готовы стать твоей семьей и твоим родом. Ведь не для того мы спасали твою жизнь, чтобы ты с такой легкостью кидала ее в омут.
Услышав эти голоса в своей голове, я вся сжалась в испуге, ведь не каждый день боги говорят со смертными, но женщина сказала мне: «Встань и иди» – и я не смогла не выполнить ее приказание, а вслед за мной с земли начали подниматься и остальные мои подруги по несчастью…
Тогда же и там же. Капитан Серегин и Анна Сергеевна, она же Птица.
– Вот, Птица, смотри, – на беззвучной мыслеречи сказал капитан Серегин, – тут лежит будущее того народа, который появится в этом мире вместо нас, русских, каким бы оно, это будущее, ни было.
Три десятка славянских девиц, на которых Серегин при этом указывал, спали сном младенцев и даже пока не ведали о тех переменах, которые произошли в их судьбе. Во-первых – сонное заклинание Анны Сергеевны действовало безотказно, а во-вторых – этим девочкам впервые за долгое время дали поспать ровно столько, сколько им хочется, не поднимая на заре ударом сапога по ребрам. Правда, большинство из этих девиц и так начали уже беспокойно ворочаться и открывать смеженные веки. Дело в том, что даже до нашествия обров позже первого луча солнца у славян вставали только самые отъявленные лентяйки. Славянские девицы и молодухи, помогая матери или свекрови, с утра должны были сделать множество дел – подоить корову, покормить кур и собрать из-под них яйца, затем растопить очаг и собрать обед уходящим в поле мужчинам. Поэтому, так или иначе, в ближайшее время девицы уже проснутся, после чего Анна Сергеевна при помощи Лилии займется их психологической и физической реабилитацией.
– Да, – так же беззвучно ответила Анна Сергеевна, загадочно улыбаясь, – это действительно будущее. Но только почему вы думаете, что тут не будет русского народа? Такой народ обязательно появится, и начало ему дадут в том числе и эти девочки.
– Ну как же сможет появиться русский народ, если у него не будет варяга-руса по имени Рюрик? – не издав ни звука вслух, вопросил Сергеевны Серегин. – С учетом того, что мы тут наворотили к девятому веку, история изрядно отклонится в сторону, и даже непонятно в какую.
– Не беда, Сергей Сергеевич, – таким же образом ответила Анна Сергеевна, – что тут не будет Рюрика и его присных. Ведь в этом мире вместо того залетного варяга к восточным славянам на триста лет раньше явились вы, Сергей Сергеевич, с дружиной и принесли те же самые, но только более зрелые идеи построения государства. А так как мы с вами русские, то государство это тоже будет называться русским, или что-то вроде того.
– А нужны ли мы будем этим людям после того, как разгромим и уничтожим обров? – снова спросил Серегин, мысленно пожав плечами.
– Разумеется, будем нужны, – подтвердила Анна Сергеевна, – Ольга Васильевна, например, считает, что по нашей славянской традиции всегда нужен кто-то со стороны, не погрязший в местных коммунальных склоках, к кому можно обратиться с просьбой рассудить спор и от кого будет не зазорно принять совет или даже прямой приказ. Она говорит, что главная политическая проблема славян заключается в том, что каждый род или племя считает себя не хуже других своих соседей и очень внимательно следит, чтобы с их стороны ему не было бы никакого унижения и поношения. В то же время пришелец со стороны вроде франкского торговца Само, болгарского хана Аспаруха или варяжского авантюриста Рюрика видится славянам идеальным вождем, равноудаленным от местных интриг. Мы с вами, Сергей Сергеевич, тоже подходим под эти условия, так что у нас есть все шансы добиться того, чего от нас хочет Отец Небесный – то есть основать государство и суметь укрепить его настолько, чтобы стряхнуть его с карты этого мира не смогли никакие Тэмучжины и Тамерланы.
– Все это хорошо, – мысленно кивнул Серегин, – но дело в том, что нам надо идти дальше, в верхние миры, и нам просто некогда будет возиться с этим миром несколько десятков лет… Тут можно жизнь положить, и то без всякой гарантии успеха. Мы уйдем и все рассыплется, как распалась держава Само после его смерти. Как видите, Птица, не только вы читали умные книжки и разговаривали с милейшей Ольгой Васильевной.