– Послушайте меня, Сергей Сергеевич, – мягко сказала Ольга Васильевна, – вот эта разноплеменность сумевших наладить совместную жизнь людей и дает надежду на то, что из этого семени вырастет крепкое и здоровое государство, граждане которого будут без пренебрежения относиться к своим соседям вне зависимости от их языка и образа жизни; и в то же время если дать им соответствующую культурную базу, не будут заискивать перед «просвещенным» Западом и смотреть в рот пришлым проповедникам…
– А вот это, – сказал я, – очень хорошая идея. Ведь Отец наш небесный ждет от нас не только сиюминутного эффекта по разгрому аварской орды, но и долговременных изменений в местном политическом ландшафте, которые позволят на триста лет раньше, чем в нашей истории, приступить к успешному строительству православного восточнославянского царства. Подумайте над этим и в письменном виде изложите свои соображения.
– Кстати, – сказала женщина, – рядом с Велизарием должен находиться его секретарь, летописец и историк Прокопий Кесарийский. Это умнейший человек этого времени, не упустите его, а то об этом потом придется пожалеть.
– Я учту ваше последнее замечание, – кивнул я, – умные люди нам очень нужны. А сейчас позвольте попрощаться, ибо дела.
5 августа 561 Р.Х. День третий. Полдень. Левобережные степи, 30 километров на северо-восток от впадения в Днепр речки Самары, район современного села Вольное.
Командир 3-го эскадрона 5-го кавалерийского полка Виктор Кузнецов.
Быстрый стук подкованных конских копыт по твердой как камень земле верховой степи. Мои бойцыцы – что «волчицы», что лилитки – как влитые держатся в седлах, оглядывая цепким взором степь до самого горизонта. Как и в других эскадронах, в моем есть несколько «волчиц», способных смотреть на окружающую нас степь с высоты птичьего полета зоркими глазами хищного сокола или ястреба. Они быстро устают, и поэтому вынуждены часто меняться, но это естественно; и та «волчица», которая сейчас на смене, скачет рядом со мной стремя в стремя.
Несмотря на то, что эта девушка по имени Урсула похожа на оживший скелет, она очень красивая, а особенно хороши ее голубые глаза. Жаль только, что все «волчицы» бреют свои головы наголо и вне зависимости от погоды носят на макушке маленькие круглые вязаные шапочки-подшлемники. Это делает их на вид более суровыми и неприступными, чем они могли бы казаться с обычными женскими прическами. И ведут они себя тоже соответствующе этому образу. В плане личной жизни они неприступны, и кажется, что мужчины их вообще не интересуют, по крайней мере пока.
Лилитки – те, напротив, очень любвеобильны, особенно бывшие дикие, но меня не привлекают их экзотические пропорции – змеевидные у диких, и богатырские у бойцовых. В последние несколько недель, заполучив танковый полк, капитан Серегин для формирования службы тыла начал привлекать еще одну разновидность лилиток – бывших мясных. Пропорции у них более человеческие, и я вот уже неделю встречаюсь с одной такой девушкой, которая служит подавальщицей в столовой. Единственное, что меня напрягает, когда я обнимаю ее нежное тело – так это мысль, что она была предназначена стать едой, а не для того, для чего предназначены обычные девушки. А ведь она умная, умнее многих, кого я знаю из нормальных людей. Когда мы встречаемся, мы очень много разговариваем, а недавно моя зазноба даже записалась на курсы ликвидации неграмотности, и я за нее очень рад. Но я надеюсь, что эта Ийдиль меня ждет, и все у нас будет хорошо.
Однако я отвлекся, потому что мозг, не занятый серьезной работой, размышляя, обычно бродит своими собственными извилистыми тропинками. Но сейчас не время думать о женщинах, даже таких пикантно-прекрасных, как Ийдиль. Привстаю в стременах и оглядываюсь. Дорог тут нет – одни направления, да и не нужны дороги в таких местах, где можно скакать, скакать и скакать в любую сторону, и перед тобой все время будет раскрытое во все стороны чуть всхолмленное пространство. Но сейчас дорога – точнее, две едва заметные колеи, выбитые колесами телег в высохшей траве – нужна нам для того, чтобы, не сбившись с пути, попасть туда, где мы должны будем встретить своего первого врага и в бою взять его жизнь. Это наше боевое крещение, первая не учебная, а боевая задача эскадрона, и у нас просто нет другого выхода, кроме как выполнить ее на отлично. Те люди, которых окружающие народы зовут аварами (а сами себя они называют обрами), за все творимые ими безобразия достойны только полного и жестокого истребления.
Здесь, в знойной и сухой степи, люди стараются жить там, где есть вода – по берегам рек, речек и озер. Именно там, у воды, теснятся их неукрепленные селения с беспорядочно разбросанными полуземлянками, окруженные зеленеющими огородами и сейчас уже сжатыми полями. Но первых своих людей на этой земле мы встретили, не доезжая до нужного нам селения около пяти километров. Просто настал тот момент, когда «волчица» Катрин, которая к тому времени сменила на дежурстве Урсулу, неожиданно подняла вверх руку, а потом указала вперед.
– Там, впереди, враг, – коротко сказала она, – шесть женщин запряжены в телегу и везут в ней к нам навстречу троих мужчин. Это совсем недалеко от нас, метров пятьсот или чуть больше, так что прикажи приготовиться к бою.
Примечание авторов: * «Повесть временных лет» оставила нам яркую картину того, как обры (авары) «примучиша дулебы»: завоеватели запрягали в телегу вместо лошадей или волов нескольких дулебских женщин и разъезжали на них. Это безнаказанное издевательство над женами дулебов служит лучшим примером униженности их мужей.
От франкского хрониста VII в. Фредегара узнаем еще, что авары «каждый год приходили зимовать к славянам, брали жен славян и дочерей их к себе на ложе; сверх других притеснений славяне платили гуннам (в данном случае, аварам. – С. Ц.) дань».
– Эскадрон, – рявкнул я, – к бою готовсь, рысью вперед марш-марш!
Перешедшие на крупную рысь кони одним махом вынесли нас на степной увал, за которым открылась спускающаяся вниз ниточка дороги – и на ней те, кого предстояло атаковать. Метрах в двухстах впереди навстречу нам тащилась телега, запряженная шестеркой полуголых светловолосых женщин. В этой телеге на охапке соломы по-барски восседали три пьяных до безобразия чернявых мужика в ярких, но изрядно испачканных одеждах. Двое орали какую-то песню, а третий почем зря хлестал кнутом женщин, которые везли телегу. Прямо с увала, только завидев эту картину, наш эскадрон сразу взял в галоп, и земля загудела под копытами коней как барабан.
Сказать честно, против этих трех пьяных придурков хватало бы и одной дюжины наших воительниц, от которых никто бы не ушел живым, и весь эскадрон был совсем не нужен. Но Серегин категорически запретил нам, лейтенантам, делить эскадроны, считая, что нападать на такого врага, как эти авары, необходимо с подавляющим перевесом, для того чтобы сразу рубить встречного врага в капусту и идти дальше делать свое дело. Так будет продолжаться до тех пор, пока их главный начальник каган не опомнится и не пошлет гоняться за нами по-настоящему большие отряды. Настоящей же целью нашего эскадрона были мелкие отряды захватчиков, вставшие на постой в небольших селениях на берегах местной речки. Каждый раз, уничтожая врага, мы должны были отправлять добычу и освобожденных местных к себе, в запортальный мир Содома. Не стоило рисковать тем, что их поймают еще какие-нибудь обры и снова сделают предметом для издевательств.
Капитан Серегин объяснил нам, что, с одной стороны, это делается с целью лишить врага возможности пользоваться даровой рабочей силой, а с другой стороны, чтобы укрепить свое влияние в этом мире, ведь люди, освобожденные нами из аварского рабства, будут служить только нам, и больше никому. Наверное, Серегин прав, потому что он настоящий бог справедливой войны, а я – обычный лейтенант; но и я, и он согласны с тем, что запрягать женщин в телегу и хлестать их кнутом – это очень нехорошо. Очевидно, также считали и воительницы моего эскадрона, поэтому они все как одна потянули из ножен палаши, которые полыхнули на солнце призрачным светлым огнем, а скачущая, как обычно, чуть в стороне от строя амазонка Ирина закинула за спину винтовку и взялась за свой любимый лук. Патронов к винтовке тут не достать, а стрелы к луку можно снова найти, а можно и купить, потому что их в этом мире уже делают. Правда, Ирина ворчит, что местные стрелы – это полное дерьмо и годятся только для охоты на лягушек. Но ведь это лучше, чем вообще никакие патроны, которые кончатся и ничего не будет?
Короче говоря, как только тот обрин, который хлестал женщин кнутом, потянулся за своим луком, его рука оказалась приколотой стрелой Ирины к его же пузу. Двое остальных его приятелей, разом протрезвев, тут же вылезли из телеги и попробовали убежать от нас на своих двоих. Дурацкое занятие. Четыре ноги коня на коротких дистанциях бегают значительно быстрее двух ног у человека, а у обров к тому же ножки такие короткие и кривые, что бегать они совсем не умеют.
Я видел, как две бойцовые лилитки, которым посчастливилось вырваться впереди своих подруг, догнали двух этих смешных человечков, так нелепо перебиравших своими кривенькими ножками, и наклонившись в седле, привычно, как на упражнениях по рубке лозы, впервые в жизни ударом от плеча до талии разделили каждая «своего» обрина на две неравные половины. Я знал, что это не последние враги, зарубленные моими воительницами, но был уверен, что всегда их жертвами будут мерзавцы вроде этих, на которых и клейма ставить негде.
Тем временем амазонка Ирина допрашивала насквозь простреленного ею обрина, который вполне понимал вопросы, заданные ему на койне. В ходе допроса она время от времени щелкала пальцами по пробившей его кишки стреле, отчего тот каждый раз издавал дикий вой. И пусть Ирина вела себя жестоко, но жалости по отношению к обрину у меня не было, ведь одна из этих молодых и красивых женщин, чьи спины он хлестал своим кнутом, могла быть моей далекой прародительницей… От этих мыслей вековая ярость и обида подступали к моему горлу.