14 августа 561 Р.Х. день одиннадцатый, 9:10. Правый берег Днепра, примерно в окрестностях современного Кременчуга, бывшая походная Ставка Кагана Баяна.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич
Когда стало ясно, что битва за Ставку кагана переходит в ужасающую рукопашную битву, которой я всегда старался избегать, то наша пятерка, именно ради этого и взятая мной на штурмоносец, наложила на наших воительниц такое же поддерживающее заклинание, какое мы уже употребили в битве у дороги. Правда, наши бойцовые лилитки на этот раз оказались хорошо тренированы, прекрасно защищены и вооружены, кормлены мясом и, кроме того, прекрасно представляли, за что сражались; и поэтому относительный процент потерь был гораздо меньше, чем в тот раз. Но все равно, если бы не это заклинание, мы потеряли бы многих и многих, а также утратили бы и значительную часть боевого духа наших бойцыц. Но все было сделано правильно, и все частички нашего боевого Единства еще раз убедились, что мы своих не бросаем.
Но в любом случае, количество тяжело и смертельно раненых по любым меркам зашкаливало. Открыв прямой портал из разгромленной ставки кагана, мы начали переправлять своих раненых в заброшенный город, прямо в руки нашей Лилии, а также Галины Петровны и ее подчиненных-медиков. И только тут товарищи предки из двадцатого века поняли, что такое настоящая полномасштабная война, пусть даже и холодным оружием. Они увидели раненых, которых не могла бы спасти никакая современная медицина, людей у которых ударом меча или копья был вспорот живот, отрублена, или тяжело повреждена рука или нога, получивших колющий удар в грудь (очень редко, потому что броня тевтонского производства в основном справлялась с защитой) или удар палашом в лицо.
В это же время раненые и искалеченные обры-мужчины получали самую простую и надежную медицинскую помощь, которая только была возможна в этил условиях – удар мизерикордией* в сонную артерию, при том, что к раненым женщинам и детям относились гораздо гуманней, если они не оказывали сопротивления. Их просто перевязывали и оставляли ждать, пока медицинский конвейер не переварит наших собственных раненых. Но таких было очень немного, большинство женщин обров во время схватки сами кидались под палаши лилиток и гибли с полным осознанием своей правоты. Поэтому можно было сказать, что народ обров, а также те, кто имели несчастье быть их союзниками, уничтожен целиком и полностью, и не восстанет больше из праха для того чтобы пугать своим страшным именем потомков. Как я и обещал, пришедшие с мечом от него же и погибли, око было взято за око, зуб за зуб, а те, что пошли на поводу у Нечистого, немедленно очутились в аду в его же власти. Теперь можно разворачиваться лицом к дезорганизованным булгарам и задавать им вопрос, что они предпочтут – подчиниться или умереть.
Примечание авторов: * мизерикордия (меч милосердия) трехгранный или ромбовидный кинжал с узким клинком предназначенный для добивания поверженного противника через сочления доспехов.
Часть 19
15 августа 561 Р.Х. день двенадцатый, Вечер. Правый берег Днепра, примерно в окрестностях современного Кременчуга, бывшая походная Ставка Кагана Баяна.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич
Победа в битве это – не только триумф, вызывающий замирание духа у потомков, и несметная добыча в почти полмиллиона римских солидов, но еще и скорбная обязанность похоронить павших – и своих, и чужих. Если оставить все как есть, то на августовской жаре тела начнут разлагаться, и вскоре мы тут можем иметь источник полномасштабной эпидемии. Всех погибших нужно было хоронить, и немедленно. Обров и убитых членов их семей – путем закапывания экскаватором в землю, а тех рабов и слуг, которых они приносили в жертву для вызывания рогатого старика Эрлика – путем кремации на открытом огне, как это положено по славянским обычаям.
Дело в том, что не имелось никакой возможности отличить славян от всех прочих в этой массе изуродованных и обнаженных тел, к тому же уже начавших пованивать, поэтому я решил, что всех их мы погребем как это положено у этого народа очистив души от тел жарким пламенем большого костра. Причем костром абсолютно добровольно вызвалась поработать сержант Кобра. В противном случае количество древесных стволов, необходимых для кремации тридцати тысяч тел, зашкаливало бы за все разумные рамки.
Поисковые похоронные команды вместе с дружинниками и сбегавшимися в наш лагерь разного рода уцелевшими поехали по тем селениям, в которых уже успели порезвиться обры. Их задачей было привезти сюда же для огненного погребения всех безвинно замученных и геройски павших при обороне своих домов. Сколько при этом выйдет дополнительных тел, требующих кремации, сказать трудно – может, пять тысяч, а может, и все двадцать, потому что обры были жестоки и безжалостны, а переписей населения никто в этих краях никто не проводил. Пока же тела свозились в бывшую каганскую ставку и с утра их начали складывать на эпическую поленницу из цельных древесных стволов, которые всю ночь таскали из мира Содома наши саперы-строители, укладывая один ствол на другой при помощи автокранов.
А совсем недалеко, в низине под холмом, экскаваторы и военные бульдозеры раскапывали огромную безымянную могилу для сгинувших таки бесследно обров, расширяя и утрамбовывая дно уже существовавшей на том месте сухой балки. В будущем, скорее всего, это место будет названо Баяновой могилой, Мертвой Балкой, или как-нибудь еще, отмечая народную память о тех, которые пошли за шерстью, да так и остались навсегда в этой земле. Кстати, самого Баяна, как мы ни искали, обнаружить не удалось. Или его разорвало на куски залпом главного калибра со штурмоносца, или этот мерзавец воспользовался обстоятельствами и утек с глаз долой, из сердца вон. Кстати, нам снова понадобилась магия, ибо при совершении массовых захоронений во избежание негативных последствий тела положено пересыпать хлорной или негашеной известью, которой у нас ни в коем случае не было. А делать это было надо. Из этого положения нас вывел Колдун, при помощи особого заклинания и Кобры превративший в негашеную известь груду обычного мелкодробленого известняка.
Все же я воспринимал уже эту землю как свою, а ее жителей как часть своего Единства. С точностью плюс-минус пять процентов можно было ожидать, что до восьмидесяти процентов антов добровольно и без всякого давления с моей стороны присоединятся к Единству. Анты, как и все славяне с готами и прочими германцами – один из тех народов, которые в данный момент находятся на пике своей пассионарности. Булгары, находящиеся в инерционной фазе и привыкшие больше к грабежу, чем к героическим битвам, могли дать мне чуть более тридцати процентов от общей численности своего народа, а обры, сознательно обратившиеся к злу, несмотря на всю свою храбрость, совсем не имели нужного мне потенциала, за что и поплатились.
С булгарами тоже придется разбираться, то ли отделив чистых от нечистых, и отогнав последних подальше в степь, то ли каким-то иным способом, гарантирующим тот же результат. Но мне субпассионарная прослойка в основании нового народа совсем не нужна. А то однажды один из этих козлов станет большим начальником, как хан Заберган, и все понесется по новой. Субпассионарность как таковая отнюдь не отменяет способности интриговать и подличать, скорее наоборот – слишком активные субпассионарии – старающиеся для себя, а не для общего блага, как раз и являются причиной разрушения многих империй прошлого.
Рычащая и воняющая соляровым угаром техника вызывала у антов из уцелевших селений, припаханных для помощи на похоронных работах, настоящий шок и благоговейный трепет. Подъемные краны на стальных тросах, с невиданной легкостью вздымающие благоухающие острым эвкалиптовым запахом бревна и укладывающие их в поленницу почти в человеческий рост – и тут же, рядом, в балке, рычащая землеройная техника готовила обрам и обринкам, павшим в своем последнем сражении, последнее место упокоения.
Тела обров просто плотно складывали на дно ямы, пересыпая их самодельной негашеной известью. И уже на закате вчерашнего для эта яма была засыпана и утрамбована бульдозерами. А сегодня утром прикомандированные анты ровными рядами натыкали на могильнике ветви терна, Анастасия вызвала небольшой локальный дождь, Колдун произнес заклинание ускорения роста, и вот – захоронение обров скрылось под буйными зарослями дикого колючего терна. Эта буйная колючая путанка, с одной стороны, является символом бесславной кончины народа обров, а с другой стороны, должна была предотвратить размывание могильника весенними талыми водами. Пройдет одно или два поколения, и никто даже и не вспомнит, где покоится этот народ, не оставивший после себя потомков, но зато оставивший о себе очень недобрую память.
С павшими антами все было по-другому. Их тела рядами выкладывались на покрывающий поленницу деревянный помост. А тела людей, замученных обрами в окрестных селениях, все подвозились, пока не образовалась пирамида из мертвых человеческих тел на деревянном фундаменте. Амбре было, знаете ли, еще то, не помогал даже запах эвкалиптовых стволов, потому что некоторые из антов, погибших от рук обров, пролежали на жаре до пяти дней. Но я никуда не уходил и усилием воли заставлял себя быть там и наблюдать все – от начала и до конца. Князь я или не князь. Особо тяжело было видеть, как на костер возносят мертвых детей. В эти моменты хотелось оживить уже один раз убиенных обров и поубивать их по новой, на этот раз с применением всех достижений цивилизации.
И хоть с политической точки зрения все было сделано правильно, я укорял себя тем, что в первый же день не бросил против обров всю свою мощь, не приказал Кобре использовать против них свое тактическое ядерное оружие, и не применил на поле боя стрелковое вооружение с контейнеровоза: винтовки, пулеметы и автоматы, не бросил в атаку страшно воющие танки, и не накрыл лагерь врага лавиной гаубичных снарядов. А также тем, что не пошел лично впереди войска, направо и налево разбрасывая смерть с помощью меча Ареса. Я и только я оказался виновен в том, что эти дети погибли вместе со своими родителями, и нет мне в этом никаких законных оправданий.