Примечание авторов:* Так как в армии Серегина кирасы и пики входили как в экипировку рейтарш (тяжелые) так и в экипировку уланш (легкие) то неопытному взгляду булгарских юношей представлялось, что все воительницы Серегина относятся к тяжелой панцирной кавалерии. А уж массивные дестрие, тяжелые как живые танки, и вовсе вызвали у молодых кочевников шок и трепет. Именно поэтому эти Кацы предложили сдаться, ведь от перемены флага булгары всегда только выигрывали. Или им так казалось…
Таким образом общий настрой у булгар был упадническим, однако нацеленным на сотрудничество с новым союзником-патроном. Короче, лишь бы нас не обижали, а там уж мы отслужим, или пленных постережем, или дань с побежденных соберем. Они еще не знали, что Серегин предназначил им совсем иную задачу, но делая выбор между схваткой за свою свободу с возможным уничтожением и выполнением той самой неприятной, но отнюдь не смертельной задачи, булгары выбирали неприятное и унизительное, но зато почти безопасное.
Кстати, когда этих молодых людей спросили, где их отсутствующие товарищи и почему не все из них оказались выпороты ханом мангусов, то они ответили, что те четверо оказались полными дураками и остались добровольно служить Великому Мангусу Серегину, лепеча что-то про воинский долг, подвиги и верную беспорочную службу. А пороли из них тех, на кого потом пожаловались за грубое поведение и избиения девки-наложницы, данные им еще аварами. А шулмуски сразу же отобрали у них этих девок, вынуждая благородных молодых господ терпеть нужду в женском обществе, или противоестественным образом удовлетворять свою страсть друг с другом. Да и еще, вдобавок, наказали за самые естественные вещи, которые должен делать мужчина, чтобы женщина его уважала.
Молодые обормоты не знали, что еще легко отделались, потому что амазонки, коллективно и в лице Артемиды, настаивали для молодых насильников в качестве наказания на травматической кастрации или, говоря по-простому, требовали «оторвать яйца». Но почему-то эти требования распространялись не на всех. Некоторые, которые точно так же спали со своими славянскими девками, неожиданно избегли всяческого наказания, что было ужасно несправедливо.
И вот, по прошествии трех дней с того момента, на северной окраине территории, занимаемой булгарскими кочевьями, вдруг появилось множество всадников в очень странной экипировке. Булгары поняли, что настал тот час, когда они или безмерно обогатятся, или сгинут бесследно.
Тогда же и там же. Капитан Серегин Сергей Сергеевич
Булгары как народ вызывали у меня смешанные чувства. Отчасти я их воспринимал как ослабленную, состарившуюся и травоядную копию авар, а отчасти как предков наших казанских татар, и это делало для меня этот народ не чужими людьми. Боец моей группы Бек, в миру младший сержант контрактной службы Равиль Шамсутдинов – тоже татарин по национальности и мусульманин по вероисповеданию. И это меня ничуть не напрягает, как и то, что боец Кобра хохлушка, а Ара – он и есть ара, то есть пятидесятипроцентный армянин. Все эти люди в последнее время немного отошли в тень, потому что, в отличие от Кобры, Змея и Дока, они не владеют никакими особыми или командирскими талантами, а использовать своих старых товарищей для черной работы мне кажется немного зазорным. Поэтому я держу свою группу зарезервированной для особых поручений. Мало ли какая может возникнуть необходимость.
Но вернемся к нашим татарам. Все же мы, русские прожили с ними в неразрывном симбиозе более шестисот лет, включая период Золотой орды, когда оттуда к нам на Русь наезжали баскаки. Потом, при Иоанне Васильевиче Грозном, мы тоже на них наехали в ответ и стали после того татары ходить под московскими царями и самим своим существованием доказывать, что взаимодействие христианства и ислама – это не всегда вялотекущая как геморрой религиозная война, как бы некоторым «товарищам» ни хотелось обратного. Поэтому к булгарам не может быть такого холодно-беспощадного отношения, как к аварам – «всех убили, закопали и уселись пировать».
И ведь действительно анты – точнее, не подвергшиеся разорению их поднепровские роды– в ознаменование победы, избавления от опасности и в память о погибших закатили на весь мир такой пир, что даже небу стало жарко. Все мои воины и воительницы, все двадцать пять с лишним тысяч штыков и сабель хотя бы раз посидели за столами, выпили столетних медов, спели протяжные смутно понятные славянские песни, а также поводили с местными девчатами и парубками задорные хороводы, при этом и людей посмотрев и себя показав.
Ратибор хотел еще разнообразить культурную программу праздника зрелищем распинаемых во славу Перуна аварских женщин и детей, но я прикрикнул на него, повелев выбросить из головы такие мысли. Пришлось объяснить, что неважно, во славу какого бога приносится человеческая жертва – профит с нее получит только Чернобог и его присные. Обрских детей лучше было раздать по семьям старшей дружины, девок и молодых женщин отдать в наложницы и младшие жены, а старух, весьма немногочисленных, сначала передать моей команде для омоложения, а потом провести по пункту номер два.
Пришлось добавить, что ведь я или кто-то из моих людей всегда можем проверить, на каком положения в семье дружинника живет приемный обрский мальчик или девочка. То ли как приемный сын или дочка, то ли как робичич или раба, которому или которой достаются самые грязные и тяжелые работы в доме, а также все пинки, затрещины и щипки от родных детей. В последнем случае гнев мой будет ужасен, а поэтому те из дружины, которые не уверены в своих бабах, их великодушии, человеколюбии и готовности сердцем принять чужого ребенка как своего, пусть лучше не берут на воспитание чужих детей, ибо иначе будет только хуже. На том и договорились.
Конечно, в процессе подготовки этого праздника пришлось немного помочь с логистикой, открывая для местных порталы к селениям то одного, то другого славянского рода для доставки к месту посиделок как съестных припасов, так и самих гостей. Все расходы на подготовку пира старшина антов брала на себя, а то продовольствие, которое мы захватили в аварском лагере, в том числе блеющие, мычащие, хрюкающие и мемекающие стада, было определено на питание моего немаленького войска.
Когда собирали все необходимое для пира, в глаза явственно бросалось, как мучают приступы жадности этих прижимистых расчетливых мужиков, которые уже взяли в обычай путать личное хозяйство с доверенным их попечению имуществом всего рода и этим дополнительно обогащаться. Коррупция и казнокрадство – они, знаете ли, не при Ельцине начались, и не при Путине закончатся. Но с Ратибором, Добрыней или любым другим старшим дружинником, перешедшим под мой флаг, спорить весьма проблематично даже для родовых старейшин, ибо чревато. Рука у дружинников тяжелая, а характер решительный. Там, на Перетопчем броде, получив приказ своего князя, они были готовы умереть, но не отступить. И что им какая-то родовая старшина – плюнуть и растереть. Стоит мне отдать соответствующий приказ – и пережитки родоплеменного строя дружно сядут на кол или повиснут на сучьях деревьев подобно новогодним игрушкам. Но я такой приказ пока не отдаю, ибо сперва стоит разобраться, кто в этих краях есть кто, и не рубить сгоряча все больные головы разом.
По местным понятиям (ибо анты живут пока без писаных законов) в случае победы над вторгшимся врагом рода обязаны проставляться в пользу князя и дружины. Кроме того, их старшины обязаны регулярно выделять часть нажитых богатств для того, чтобы устраивать праздники, на которых все члены рода, вне зависимости от социального статуса, будут нажираться до разрыва пояса и упиваться до положения риз. Но дружина у меня, по местным понятиям, просто запредельного размера – не триста-пятьсот воев, а двадцать пять тысяч, целое войско, вот и расходы старшин возросли многократно. Но небольшое такое кровопускание кошельку родовой старшины будет мне только на пользу, ибо позволит выявить всех активных недовольных, или даже ядро возможного заговора.
Не успели еще остыть угли погребального костра, а среди Жирославов, Жировитов, Жиряев и Жиромиров* уже пошли шепотки и разговоры о том, что враг повержен, надобность в решительном и суровом князе с многочисленной дружиной отпала. И что пора бы приискать себе другого, попроще и поскромнее в запросах, например, из булгар, а этого попросить пойти вон – туда, откуда он пришел.
Примечание авторов: * корень «Жир» в славянских именах-прозвищах обозначал не толщину пуза данного субъекта, а подчеркивал его достаток или благосостояние. Короче, основой зарождающегося заговора против Серегина явился местный олигархат, а от этой болезни есть только одно лечение – равноудаление, желательно куда-нибудь за пределы державы, а потом шарфиком, шарфиком…
И хоть звали меня на княжение совсем не эти богатеи и кровопийцы, а старшая дружина, все богатство которой заключается в хорошем князе, в крепком и остром мече и воинской взаимовыручке, но все же симптом был нехороший. Не успели мы окончить военные хлопоты и приступить к мирному строительству, как у нас завелись богатенькие фрондеры. По странному совпадению, по большей части это была старшина дальних северных родов, которая сама добровольно легла под обров, выплатила кагану Баяну дань и дала заложников, лишь бы их не трогали. Вот с этих козлов и стоит начать приведение народа антов к общему государственному знаменателю. Но сперва мы все же займемся булгарами, а свои Жиряи пока подождут.
А булгары были смущены и напуганы, потому что бывшие заложники, заранее отпущенные нами к родным кочевьям, уже успели застращать их до полусмерти. И могучие мы, и ужасные, и жестокие кровавые тираны, не подчиниться которым будет себе дороже. И вот когда мандраж находился на самой высшей точке, то появляемся мы в белом с блестками. Кстати, в процессе разбора полетов после разгрома аварского войска выяснилось, что скота у авар так мало было как раз потому, что большую часть их несметных стад перегоняли на запад как раз булгары, превратившиеся на время в обычных пастухов. Жен и детей авары своим данникам доверить побоялись, а вот скот нет; видно, знали, что в случае непослушания всегда могут снять с них достойную компенсацию.