Манфред заканчивал речь словами о повышении Лотара. Конечно, с горечью думала Сара, продвижение Лотара по службе не было бы таким стремительным, если бы его отец не был министром внутренних дел и если бы он не так хорошо играл в регби. Ее-то Кобусу не приходится ждать такой зеленой улицы. Все, чего он достигнет, будет достигнуто благодаря его таланту и собственным усилиям. Они с Рольфом мало могут для него сделать. У Рольфа – почти никакого влияния, и даже плата за обучение Якобуса в университете была серьезной обузой для семейного бюджета. Саре пришлось посмотреть в глаза тому факту, что Рольф никогда не пойдет дальше того, каков он сейчас. Его переход к адвокатской практике был ошибкой и не оправдал себя. К тому времени как он осознал свой промах и вернулся к работе университетского преподавателя, он потерял много лет и ему не сразу дали кафедру. Нет, они мало чем могут помочь Кобусу, но ведь никто в семье – и сам Кобус – не знает, чего он хочет от жизни. Он отличник, но страшно разбрасывается и начисто лишен целеустремленности, к тому же всегда был скрытен. Так трудно вытянуть из него что-нибудь… Раз или два Саре это удавалось, но ее испугали его необычные, радикальные взгляды. Может, не стоит слишком глубоко лезть сыну в голову, подумала она и улыбнулась ему, и в это мгновение Манфред наконец закончил восхвалять своего отпрыска.
Якобус подошел к ней.
– Принести тебе еще апельсинового сока, мама? У тебя пустой стакан.
– Нет, спасибо, Кобус. Постой со мной немного. Я тебя в последнее время редко вижу.
Мужчины наполнили кружки пивом и направились на другую сторону бассейна, к костру для барбекю. Под всеобщий смех и шутки Манфред и Лотар повязали полосатые передники и вооружились вилками с длинными ручками.
Сбоку на столе стояло множество тарелок с сырым мясом, кусками баранины, сосисками на длинных вертелах, немецкими сосисками и большими толстыми стейками – довольно, чтобы накормить армию великанов, мрачно подсчитала Сара; тут мяса на месячную зарплату ее мужа.
С тех пор как Манфред и его однорукий впавший в маразм отец загадочным образом приобрели акции «Рыболовецкой компании Юго-Западной Африки», к славе и влиянию Манфреда прибавилось и необыкновенное богатство. У Хайди норковая шуба, а Манфред купил в богатом плодородном поясе Оранжевой республики большую кукурузную ферму. Каждый африкандер мечтает о своей ферме, и когда Сара подумала об этом, ее зависть разгорелась с новой силой. Все это могло принадлежать ей. Немецкая шлюха лишила ее всего, что ей принадлежало по праву. Слово шокировало ее, но она про себя упрямо повторила – шлюха!
Он был моим, шлюха, а ты украла его у меня.
Якобус что-то говорил ей, но она с трудом понимала, что. Она продолжала смотреть на Манфреда Деларея. Каждый раз, как слышался его громкий смех, сердце у Сары сжималось, и она краем глаза продолжала следить за ним.
Манфред давал прием; даже одетый в этот глупый передник, с кухонной вилкой в руке, он был в центре всеобщего внимания и уважения. Каждые несколько минут к собравшимся присоединялись новые гости, почти сплошь влиятельные и известные люди, но все раболепно окружали Манфреда и внимательно прислушивались к его мнению.
– Мы должны понять, почему он это сделал,– говорил между тем Якобус, и Сара заставила себя сосредоточиться на сыне.
– Кто сделал, дорогой?– спросила она.
– Мама, да ты ни слова не слышала,– мягко улыбнулся Якобус.– Иногда ты бываешь такой рассеянной…
Сара всегда испытывала неловкость, когда он так фамильярно с ней разговаривал: дети ее друзей никогда не позволили бы себе такой тон в разговоре с родителями, даже в шутку.
– Я говорю о Мозесе Гаме,– продолжал Якобус, и все, кто находился поблизости и услышал это имя, повернулись к нему.
– Этого черного разбойника наконец повесят,– сказал кто-то, и все сразу согласились:
– Ja, самое время.
– Мы должны преподать им урок – проявишь милосердие к каффиру, и он будет считать, что ему все сойдет с рук.
– Они понимают только одно…
– Я думаю, будет ошибкой повесить его,– внятно сказал Якобус, и наступила ошеломленная тишина.
– Коби! Коби!– Сара потянула сына за рукав.– Не сейчас, дорогой. Людям такие разговоры не нравятся.
– Потому что они их никогда не слушают и не понимают,– рассудительно объяснил Якобус, но большинство подчеркнуто отвернулось от него, а дама средних лет, двоюродная сестра Манфреда, резко сказала:
– Послушай, Сари, ты не должна разрешать сыну говорить так, будто он коммунист.
– Пожалуйста, Коби,– взмолилась Сара, вновь назвав сына уменьшительным именем,– ради меня.
Манфред Деларей заметил волнение и вспышку враждебности среди гостей, посмотрел за костер, на котором шипело мясо, и нахмурился.
– Как ты не понимаешь, мама! Мы должны об этом говорить. Иначе никто никогда не услышит, что есть другая точка зрения. Никто из них не читает английские газеты…
– Коби, ты рассердишь дядю Мэнни,– взмолилась Сара.– Пожалуйста, прекрати.
– Мы, африкандеры, заперты в собственном, придуманном мире. Мы считаем, что если издать достаточно законов, черные перестанут существовать, останутся только наши слуги…
От костра подошел Манфред, его лицо потемнело от гнева.
– Якобус Стандер,– прогремел он.– Твой отец и твоя мать мои самые старые и дорогие друзья, но не злоупотребляй моим гостеприимством. Я не позволю пороть изменническую чушь перед моей семьей и друзьями. Веди себя прилично или уходи немедленно!
Мгновение казалось, что молодой человек не послушается. Но потом он опустил взгляд и пробормотал:
– Прости, ом Мэнни.
Однако когда Манфред повернулся и пошел назад к костру, юноша сказал так, чтобы слышала только Сара:
– Видишь, они не слушают. Не хотят слушать. Боятся правды. Как заставить слепого увидеть?
Манфред все еще внутренне кипел от гнева из-за дурных манер молодого человека, но, вспомнив о взятых на себя поварских обязанностях, вернул себе прежнее грубоватое добродушие и продолжал весело болтать с гостями-мужчинами. Постепенно его раздражение улеглось, и он уже почти забыл о Мозесе Гаме и длинной тени, которую тот сюда отбросил, но тут из длинного дома, какие строят на ранчо, прибежала младшая дочь.
– Папа, папа, тебя к телефону.
– Я не могу подойти, skatjie,– ответил Манфред.– Нельзя же, чтобы гости умерли с голоду. Прими сообщение.
– Это ом Дэни,– настаивала его дочь.– Он говорит, что должен поговорить с тобой немедленно. Это очень важно.
Манфред вздохнул, добродушно ворча развязал передник и протянул вилку Рольфу Стандеру.
– Смотри, чтоб не подгорело!– сказал он и зашагал к дому.
– Ja!– рявкнул он в трубку.
– Не хотелось тревожить тебя, Мэнни…
– Так зачем ты это делаешь?– спросил Манфред.
Дэни Леруа – старший офицер полиции, один из самых способных офицеров.
– Этот тип Гама…
– Пусть черного ублюдка повесят. Он сам этого хочет.
– Нет, он предлагает сделку.
– Пусть кто-нибудь другой с ним поговорит. Не хочу тратить на него время.
– Он будет говорить только с тобой, и мы считаем, что он может сказать тебе что-то очень важное.
Манфред ненадолго задумался. Чутье требовало немедленно отказать, но разум взял верх.
– Хорошо,– неохотно согласился он.– Я встречусь с ним.– Встреча с поверженным врагом сулила извращенное удовольствие.– Но его все равно повесят – ничто этому не помешает,– негромко предупредил он.
Администрация тюрьмы конфисковала плащ вождя, сшитый из шкур леопарда, и Мозес Гама был в тюремной робе из грубого неотбеленного коленкора.
На нем тяжело сказалось долгое напряженное ожидание результата апелляции. Вики впервые заметила белые прядки в его густых курчавых волосах. Лицо у него было осунувшееся, глаза глубоко ввалились, их обвело темными кругами. Сочувствие к мужу грозило переполнить ее, и ей захотелось протянуть руку и коснуться Мозеса, но их разделяла стальная сетка.
– Мне в последний раз разрешили посетить тебя,– прошептала она,– я могу пробыть всего пятнадцать минут.
– Этого достаточно: теперь, когда приговор утвержден, говорить не о чем.
– О Мозес, мы ошибались, считая, что англичане и американцы спасут тебя.
– Они старались,– негромко сказал он.
– Но старались не очень сильно, а теперь что я буду делать без тебя? Как будет жить без отца ребенок, которого я ношу?
– Ты дочь зулусского народа. Ты будешь сильной.
– Я постараюсь, Мозес, муж мой,– прошептала Вики.– Но как же твой народ? Он тоже дитя без отца. Что станет с ним?
Она увидела, как в его глазах вспыхнул прежний огонь. Виктория боялась, что он погас навсегда, но с горькой радостью поняла, что он еще горит.
– Другие стараются занять твое место – те из Конгресса, кто ненавидит тебя и завидует. Когда ты умрешь, они используют твою смерть для удовлетворения собственных амбиций.
Она видела, что снова задела его за живое и что он рассердился. Ей хотелось разжечь его гнев, чтобы дать ему причину и силы продолжать жить.
– Если ты умрешь, твои недруги превратят твое тело в опору и по ней заберутся на место, которое ты оставил пустым.
– Почему ты мучишь меня, женщина?– спросил он.
– Потому что не хочу, чтобы ты умер, хочу, чтобы жил – ради меня, ради нашего ребенка и ради твоего народа.
– Это невозможно,– сказал Мозес.– Жестокие буры не уступят, они не прислушаются даже к требованиям великих держав. Если только ты не найдешь для меня крылья, чтобы я мог перелететь через эти стены, мне придется смириться со своей участью. Другого пути нет.
– Путь есть,– сказала ему Вики.– Есть возможность остаться в живых – и одолеть врагов, которые стремятся присвоить твою роль вождя черных народов.
Он смотрел на нее, а она продолжала:
– Когда придет день, и мы сбросим буров в море, и откроем двери тюрем, ты выйдешь и займешь свое законное место во главе революции.