Они двигались по тропе вдоль речного берега, направляясь на север к холмам. «Лендровер» выкрашен полосами, ветровое стекло снято; Матату и подносчик ружья сидели на высоком сиденье сзади и разглядывали края речных зарослей в поисках следа, оставленного ночью.
Встревоженная гулом мотора, из кустов от реки выбежала семья антилоп-гуибов; животные бежали к густым зарослям, самка и теленок впереди, а самец, с высоко поднятыми кривыми рогами, полосатый, с кремовыми пятнами на темно-шоколадной шкуре, замыкал цепочку.
– Я хочу его!– воскликнула Лана и потянулась за ружьем.
– Оставь!– рявкнул Шон.– Он всего в пятнадцать дюймов. Впереди цель получше.
Она сердито надулась, но он не обратил на это внимания. Самец исчез в зарослях. Шон включил передачу всех четырех колес и направил машину вниз по склону одного из притоков Маары; машина с плеском и ревом переехала через ручей и начала подниматься на противоположный берег.
Впереди пробежало небольшое стадо зебр Берчелла; свздыбленной черной гривой, с яркими полосками, которые на удалении становятся незаметными, издавая резкое ржание, зебры исчезли. Лана хищно смотрела им вслед, но она уже застрелила двадцать зебр – столько, сколько позволяли ее и Эда лицензии.
Тропа снова свернула к реке, и сквозь деревья стало видно далеко вперед. Масаи-Маара, что означает «Большое пятнистое место масаи»,– это травянистая равнина, где пасутся стада животных и стоят редкие акации.
– Bwana!– воскликнул Матату, и одновременно Шон увидел след. Он затормозил «лендровер» и вдвоем с Матату пошел осматривать кучи зеленого помета и огромные отпечатки копыт на мягкой земле тропы. Помет был свежий и влажный. Матату сунул в него палец, чтобы определить температуру.
– Они пили из реки за час до рассвета,– сказал он.
Шон вернулся к «лендроверу» и, стоя рядом с Ланой, почти касаясь ее, сказал:
– Три старых самца. Перешли три часа назад, но они пасутся, и мы догоним их за час. Думаю, это те самые, которых мы видели позавчера.– В сумерках они заметили с противоположного берега широкой реки Маара темные силуэты, но было уже слишком темно, чтобы ехать к броду и начинать охоту.– Если это те, один из них пятидесятидюймовый, а таких осталось немного. Хочешь попробовать?
Она вскочила в «лендровер» и потянулась за своим «везерби».
– Не эту игрушку, Конфетка,– предупредил Шон.– Там большие, злобные старые быки. Возьми «винчестер» Эда.
Пули у «винчестера» .458 вдвое тяжелее.
– Из своего ружья я стреляю лучше, чем из пушки Эда,– сказала Лана.– И только Эду разрешается называть меня Конфеткой.
– Эд платит мне тысячу долларов в день за лучшие советы с Харли-стрит [103]. Бери .458, и можно ли называть тебя Патокой?
– Пойди потрахайся, солнце,– сказала Лана. Ее детский голос придавал непристойности какой-то похотливый оттенок.
– Непременно, Патока, но сначала добудем быка.
Она бросила «везерби» своему подносчику ружья и пошла вперед, покачивая под юбкой твердыми, круглыми ягодицами. «Точно как щеки белки, жующей орех»,– довольно подумал Шон и взял со стойки свой большой двуствольный «ггиббс».
След был отчетливый: три быка весом больше тонны каждый изрыли землю копытами, к тому же на ходу они паслись. Матату собрался побежать по следу, но Шон его остановил. Он не хотел, чтобы Лана появилась на месте охоты запыхавшаяся, дрожа от усталости, поэтому они пошли – быстрым шагом, но так, чтобы женщина поспевала за ними.
В редком акациевом лесу они нашли место, где быки перестали пастись и собрались в стадо, а потом решительно двинулись к синеющим вдали холмам, и Шон шепотом объяснил Лане:
– Здесь они были, когда взошло солнце. Как только рассвело, они направились в чащу. Я знаю, где они залягут. Мы догоним их через полчаса.
Вокруг сомкнулся лес, акации уступили место густому, вызывающему клаустрофобию колючему кустарнику и зеленым лианам. Видимость сократилась до ста пятидесяти футов, а под переплетением ветвей приходилось пригибаться. Стало жарко, пятнистый свет был обманчив, он наводнял лес странными формами и угрожающими тенями. Зловоние буйволов в жару, острый звериный запах, поднималось словно пар, и они нашли сплюснутые груды и размазанный желтый помет там, где буйволы в первый раз залегли, потом встали и пошли дальше.
Впереди Матату открытой ладонью подал знак «очень близко». Шон раскрыл казенник «гиббса» и сменил большие медные патроны .577 «Киноч» на два других таких же. Первую пару он держал в левой руке, готовый мгновенно перезарядить. Он может расстрелять эти четыре патрона вдвое быстрее, чем самый искусный стрелок из магазинного ружья. В кустах было так тихо, что они слышали свое дыхание и стук собственной крови в ушах.
Неожиданно что-то стукнуло, и они застыли. Шон узнал звук. Где-то прямо перед ним буйвол покачал огромной головой, отгоняя кусачих мух, и задел изогнутым рогом за ветку. Шон опустился на колени, знаком приглашая Лану сделать то же самое, и они вместе поползли вперед.
Совершенно неожиданно они вышли в бреши в растительности к крошечной поляне двадцать шагов в поперечнике. Здесь почва была утоптана, как в старом краале, и покрыта лепешками высохшего навоза.
Они лежали на краю поляны и сквозь путаницу веток всматривались в ее противоположный край. Солнце слепило их, тени на той стороне казались спутанными и неясными.
Но вот самец снова покачал головой, и Шон увидел их. Они лежали тесной группой, горой черноты в тени, и их головы загораживали друг друга, так что тяжелые рога образовывали неразрешимую головоломку. Хотя их и охотников разделяло всего тридцать шагов, невозможно было отличить одно животное от другого или пару рогов от всей группы.
Шон медленно повернул голову и приблизил губы к уху Ланы.
– Я их подниму,– прошептал он.– Будь готова выстрелить, как только я скажу.
Она вспотела и дрожала. Шон чуял ее страх и возбуждение и возбудился сам. Он почувствовал напряжение внизу живота и мгновение наслаждался этим ощущением, прижимаясь бедрами к земле, как будто под ним было тело Ланы. Потом нарочно ударил медными патронами в левой руке о стальной ствол «гиббса». Резкий металлический лязг неожиданно разорвал тишину.
На другом краю поляны все три быка вскочили и повернулись к югу. Подняв головы, они высоко задирали мокрые морды, с которых капала слюна; шишки в основании мощных рогов, черные, как железняк, соединялись над их свирепыми поросячьими глазками, рога были нацелены остриями вперед и вниз, уши торчали, как трубы.
– Бери среднего,– тихо сказал Шон.– Стреляй в грудь.
Он застыл в ожидании ее выстрела, потом искоса взглянул. Ствол «везерби» в руке Ланы описывал маленькие неровные круги: она пыталась удержать цель, и Шон вдруг понял, что она забыла сменить увеличение съемного телескопического прицела. Она смотрела на самца буйвола с расстояния в тридцать шагов и с десятикратным увеличением. Все равно что смотреть на боевой корабль в микроскоп: видна только бесформенная темная масса.
– Не стреляй!– с нажимом прошептал он, но из ствола «везерби» вырвался длинный язык пламени и полетел через поляну; большой буйвол содрогнулся и мотнул головой, от силы удара у него вырвалось короткое мычание – Шон видел, как сухая грязь полетела с морщинистой черной кожи на правом плече, и когда буйвол повернулся в кустарнике, приготовился выстрелить в него. Но к раненому животному повернулся другой буйвол, заслонив его на мгновение, раненый ушел в кусты, и Шон поднял ружье, не выстрелив.
Они лежали рядом и слушали, как затихает громкий шум ломящихся сквозь кусты тел.
– Я плохо видела,– сказала Лана детским дрожащим голосом.
– Идиотка, у тебя прицел настроен на полное увеличение!
– Но я попала в него!
– Да, Казенник в патоке, ты попала в него, и очень жаль. Ты перебила ему переднюю правую ногу.
Шон встал и свистом подозвал Матату. Несколькими быстрыми словами на суахили он объяснил суть затруднения, и маленький ндоробо укоризненно посмотрел на Лану.
– Оставайся со своим подносчиком ружья,– приказал Шон Лане.– Мы пойдем и закончим дело.
– Я иду с вами,– покачала головой Лана.
– Мне платят как раз за это,– пояснил Шон.– За то, чтобы подчищать за вами. Оставайся на месте и дай мне сделать мою работу.
– Нет,– сказала она.– Это мой буйвол. Я его прикончу.
– У меня нет времени на споры,– с досадой сказал Шон.– Иди, но будешь делать, что тебе говорят.
И он знаком велел Матату взять кровавый след.
На месте, где стоял самец, видны были осколки кости и клочки шерсти.
– Ты разбила большую кость,– сказал Шон Лане.– Пуля наверняка раскололась. С такого расстояния она к моменту удара набирает скорость 3500 футов в секунду – тут даже пуля «нослер» не выдержит.
Бык быстро терял кровь. Она отмечала его след яркими пятнами и образовала густую лужу на том месте, где он в первый раз остановился, прислушиваясь к звукам преследования. Другие два быка бросили его, и Шон довольно хмыкнул. Это предотвратит смятение и выстрелы не в то животное.
Лана шла сразу за Шоном. Прицел она сняла и оставила у подносчика ружья, а ружье прижимала к груди.
Неожиданно они опять вышли на поляну, и Матату с криком бросился между Шоном и девушкой: бык появился на противоположной стороне поляны и побежал на них странной походкой, боком. Он высоко поднял нос, длинные концы опущенных рогов придавали морде траурное и грозное выражение. Перебитая нога бесполезно висела, мешая бежать, он раскачивался из стороны в сторону, и при каждом движении из раны выплескивалась яркая кровь.
– Стреляй!– сказал Шон.– Целься в нос!
Не глядя на Лану, он чувствовал ее ужас и ощутил ее первое движение, когда она повернулась, собираясь бежать.
– Эй, желтая шлюха! Стой на месте и стреляй!– рявкнул он.– Ты ведь этого хотела – ну так давай!
«Везерби» выстрелил, гром и пламя разорвали тишину над поляной. От выстрела буйвол вздрогнул, от его рогов отлетели осколки кости.