Сидя посреди хижины, она слушала отчетливо доносящийся снаружи голос жениха. Слова были ясно различимы, хотя Виктории пришлось прикрикнуть на других девушек, чтобы перестали хихикать и переговариваться. Каждое слово впивалось в нее, как стрела, и она чувствовала, что сейчас задохнется от любви к этому человеку, от сознания своего перед ним долга.
В хижине было сумрачно, как в старинном соборе, потому что окон не было; воздух заполнял древесный дым, поднимавшийся от центрального костра и уходивший в небольшое отверстие в крыше. Эта атмосфера усиливала преклонение и благоговение, и когда голос Мозеса Гамы утих, в сердце девушки словно вошла тишина. После речи не было слышно ни возгласов одобрения, ни приветственных криков. Зулусы встревоженно молчали. Виктория чувствовала это, хотя и сидела в темной хижине.
– Пора,– прошептала мать и подняла ее на ноги.– Ступай с Богом.
Мать Виктории, христианка, и обратила дочь в эту веру.
– Будь хорошей женой этому мужчине,– сказала она и повела дочь к выходу из хижины.
Виктория вышла на ослепительный солнечный свет. Этого мгновения гости ждали и, увидев, как она прекрасна, взревели, точно быки, и заколотили в щиты. Отец подошел к ней и провел к резному стулу черного дерева у входа в крааль, чтобы могла начаться церемония cimeza.
Сimeza означает «закрывание глаз». Виктория сидела с закрытыми глазами, а представители кланов по одному подходили и выкладывали перед ней свадебные дары. Только когда это окончилось, Виктория разрешила себе открыть глаза и восторженно, изумленно ахнула, увидев щедрость дарителей. Среди подарков были горшки, одеяла, украшения, вышивка бусами и множество конвертов с деньгами.
Стоя за ее стулом, проницательный старый Сангане оценивал каждый дар и, когда сделал знак своему сыну Джозефу начинать пир, довольно улыбался. Он выделил для этого пира двенадцать жирных молодых быков. Этот жест свидетельствовал о его щедрости, превосходившей даже щедрость дарителей, но ведь он был большой человек и глава благородного клана. Избранные воины выступили вперед, чтобы забить быков. Слышалось предсмертное мычание, потом, скоро, острый запах свежей крови в пыли сменился ароматом кухонных костров, от которых по склону поплыл голубой дым.
По знаку старого Сангане Мозес Гама поднялся по склону к входу в крааль, и Виктория встала, встречая его. Они смотрели друг на друга. Вокруг снова воцарилась тишина. Гости дивились этой паре: жених высок и властен, невеста прекрасна и чиста.
Все невольно устремились вперед, когда Виктория сняла с талии ожерелье из бус ucu– символ девственности. Склонившись перед Мозесом, держа ладони сведенными в церемонном вежливом жесте, она протянула ему бусы. Когда он принял и этот дар, и ее, гости громко закричали. Дело сделано: Мозес Гама отныне ее муж и господин.
Вот теперь можно было пировать и пить пиво, сырое красное мясо наваливали на уголья и расхватывали, едва оно успевало подрумяниться, горшки с пивом переходили из рук в руки, и по склону непрерывно поднимались молодые девушки, неся на головах новые горшки со свежим пивом.
Неожиданно послышался громкий шум, и группа воинов с султанами из перьев бросилась по склону вверх туда, где у входа в крааль сидела Виктория. Это были ее братья, сводные братья и племянники, среди них даже Джозеф Динизулу; они издавали воинственный клич, спеша спасти сестру от чужака, который собрался увести ее от них.
Однако «буйволы» были готовы к этому, и во главе с Хендриком, размахивая дубинками, бросились наперерез, чтобы помешать похищению. Женщины завопили. Боевые дубинки свистели, ударяясь о плоть, воины выли, кружили и нападали друг на друга в облаке тонкой пыли.
Именно поэтому строжайше запрещалось брать на свадебную церемонию металлическое оружие: драка начиналась как игра, но вскоре бойцы распалялись, начинала капать кровь, трещали кости, пока наконец похитители не давали оттеснить себя. Кровь останавливали горстью земли, прижатой к ране, победителей и побежденных охватывала страшная жажда, и девушки приносили еще пива. Но вот шум на несколько минут стих и сразу сменился урчанием моторов.
Дети бросились на вершину холма и принялись хлопать в ладоши. Из-за вершины показались две машины; они медленно спускались по ведущей в крааль неровной дороге.
В первой машине сидела белая женщина в широкополой старомодной шляпе, из-под которой выбивались неаккуратные седые пряди, полная, с красным лицом, морщинистым и брылястым, как у бульдога.
– Кто это?– спросил Мозес.
– Леди Анна Кортни,– воскликнула Виктория.– Это она уговорила меня покинуть это место и уйти в мир.
Виктория порывисто побежала навстречу машине, и когда леди Анна тяжело вышла, обняла ее.
– Итак, девочка, ты все-таки вернулась к нам.
Леди Анна говорила с сильным акцентом, хотя прожила в Африке уже тридцать пять лет.
– Ненадолго,– рассмеялась Виктория, и леди Анна ласково посмотрела на нее. Когда-то, еще девочкой, Виктория была в большом доме одной из ее горничных, пока ее красота и ум не убедили леди Анну, что она слишком хороша для такого труда.
– А где мужчина, который тебя уводит?– спросила она, и Виктория взяла ее за руку.
– Сначала поздоровайтесь с отцом, а потом я вас познакомлю с мужем.
Из второй машины вышла пара средних лет, и толпа восторженно приветствовала ее. Мужчина был высокий, щегольски одетый, с военной выправкой. Лицо его загорело, а глаза привыкли смотреть вдаль, как у того, кто много времени проводит вне дома. Он подкрутил усы и взял под руку жену. Она была почти с него ростом, еще более стройная, и, несмотря на седые прядки в волосах, по-прежнему необычайно красивая.
Им навстречу вышел Сангане Динизулу.
– Я вижу тебя, Джамела!
Его достоинство слегка пострадало от широкой, счастливой приветственной улыбки. Полковник Марк Андерс ответил ему на чистом зулусском:
– Я вижу тебя, старик.– Он использовал слово, выражающее большое уважение.– Пусть твой скот и твои жены жиреют и остаются гладкими.
Сангане повернулся к его жене Буре, дочери старого генерала Шона Кортни.
– Я вижу тебя, нкозикази, ты оказываешь честь моему краалю.
Между двумя семьями существовала прочная, как сталь, связь. Она восходила к прошлому столетию и была тысячекратно проверена.
– О Сангане, я так рада сегодня за тебя – и за Викторию.
Буря оставила мужа, быстро подошла к Виктории и обняла ее.
– Желаю тебе радости и множества отличных сыновей, Вики,– сказала она, и Виктория ответила:
– Я так обязана тебе и твоей семье, нкозикази, что никогда не смогу расплатиться.
– Даже не пытайся,– с деланной строгостью сказала Буря.– Я чувствую себя так, словно замуж выходит моя родная дочь. Познакомь нас с мужем, Вики.
К ним подошел Мозес Гама. Когда Буря поздоровалась с ним по-зулусски, он серьезно ответил по-английски:
– Здравствуйте, миссис Андерс. Виктория часто говорила о вас и вашей семье.
Он наконец повернулся к Марку Андерсу и протянул правую руку.
– Как поживаете, полковник?– спросил он и сухо усмехнулся, заметив, что белый на мгновение заколебался, прежде чем пожать ему руку. Здороваться так через барьер цвета кожи очень необычно. Беглое владение зулусским языком и претензия на сочувствие народу зулусов не обманули Мозеса, он узнал этот тип.
Полковник Марк Андерс – анахронизм, сын эпохи английской королевы Виктории, солдат, сражавшийся в двух мировых войнах, хранитель национального парка «Врата Чаки», который спас своей одержимостью и целеустремленностью от браконьеров и разрушителей природы и превратил в одно из наиболее известных святилищ дикой африканской жизни. Он любил диких африканских зверей отеческой любовью, защищал их, ухаживал за ними, и его отношение к черным племенам, в особенности к зулусам, было почти таким же отцовским и покровительственным. Он был смертельным врагом Мозеса Гамы по определению, и, глядя друг другу в глаза, оба осознали это.
– Я слышал далекий рев льва,– сказал Марк Андерс по-зулусски.– Теперь я встретил зверя лицом к лицу.
– Я тоже слышал о вас, полковник,– вежливо ответил Мозес по-английски.
– Виктория – нежное дитя,– Марк Андерс упорно держался зулусского.– Мы все надеемся, что она не усвоит ваши яростные привычки.
– Она будет послушной женой,– сказал по-английски Мозес.– Я уверен: она сделает все, о чем я ни попрошу.
Буря, следившая за этим разговором, почувствовала внутреннюю враждебность мужчин и спокойно вмешалась.
– Если вы готовы, Мозес, можно отправляться в Тенис-крааль на венчание.
Виктория и ее мать настояли на том, чтобы традиционный племенной брачный обряд был подкреплен христианской церемонией. Сангане и большинство гостей, язычники, которые поклонялись предкам, остались в краале, а небольшая свадебная свита разместилась в двух автомобилях.
Тенис-крааль – дом леди Анны, родовое гнездо семьи Кортни – стоял у Ледибургского откоса среди обширных лужаек и рощ пальм, бугенвиллей и деревьев «гордость Индии». В этом большом старом здании сочетались различные архитектурные стили, за его садами тянулись бесконечные плантации сахарного тростника, качавшегося на ветру, как океанские волны. В доме невеста, жених и их сопровождающие сменили бусы и перья на более соответствующую предстоящей церемонии одежду, а леди Анна с близкими тем временем пошли в павильон, установленный на лужайке перед домом, чтобы поздороваться с англиканским священником.
Когда полчаса спустя жених и его сопровождающие вышли на лужайку, они были в темных костюмах-двойках, а старший брат Виктории, который всего несколько часов назад прыгал, плясал и вертел убранной перьями головой в giya, теперь надел галстук ассоциации юристов, завязанный безупречным виндзорским узлом, и темные очки-консервы от яркого блеска белых стен Тенис-крааля. Пока все ждали невесту, он оживленно болтал с членами семьи Кортни.
Мать Виктории надела старый кафтан леди Анны, потому что женщины были одинакового сложения, и уже пробовала еду, выложенную на длинном столе под навесом. Полковник Марк Андерс и англиканский священник стояли чуть в стороне от основной группы; люди одного поколения, они находили эту церемонию неестественной и тревожащей. От Бури потребовалось все ее умение убеждать, чтобы уговорить священника обвечать эту пару, и он согласился при условии, что церемония не будет проходить в его церкви, где консервативная паства может счесть это оскорблением.