виделись, сильно поседел.
Он провел их на длинную кухню и отошел к плите, чтобы приготовить ужин; за готовкой он рассказывал обо всем, что случилось в их отсутствие.
– Ответ полиции оказался таким массовым и немедленным, что наверняка был подготовлен заранее. Мы думали, что пройдет какое-то время, прежде чем они разберутся в обстановке и соберутся с силами. И надеялись использовать эту передышку, собрать массы для продолжения кампании неповиновения, чтобы движение набрало разгон и стало неостановимым, но нас ждали. На свободе осталось всего несколько руководителей, в числе этих счастливцев Мозес, а без них движение уже пошло на спад.
Он с мстительным огоньком в глазах посмотрел на Тару и продолжил:
– Однако еще сохранились отдельные очаги сопротивления. Безупречно работает наша маленькая Виктория. Она организовала сестер в Барагванате и сделала их частью общего движения. Но долго она не продержится: можно не сомневаться, что очень скоро ее арестуют и вышлют.
– Вики храбрая женщина,– согласился Мозес.– Она понимает риск и идет на него добровольно.
С этими словами он посмотрел на Тару, словно проверял, проявит ли она свою ревность. Она, конечно, знала о его браке, но никогда о нем не говорила, понимая, каковы будут последствия. И теперь она опустила глаза, не в силах принять вызов.
– Мы недооценили этого Деларея,– сказал Мозес.– Он серьезный противник. Мы достигли очень немногого из того, на что надеялись.
– Но Объединенные Нации обсуждают наше положение,– тихо сказала Тара, не поднимая головы.
– Обсуждают,– презрительно согласился Мозес.– Но довольно будет одного-единственного вето, наложенного Америкой, или Англией, или Францией, и всему конец. Они будут бесконечно болтать, а мой народ страдать.
– Наш народ,– поправил его Маркус.– Наш народ, Мозес.
– Нет, мой народ,– хрипло возразил Мозес.– Все остальные в тюрьме. Я единственный оставшийся руководитель.
На кухне наступила тишина, слышался только стук ложек о тарелки: все ели. Маркус хмурился. Именно он и нарушил молчание.
– Что же теперь?– спросил он.– Здесь тебе оставаться нельзя: полиция может нагрянуть в любое мгновение. Куда ты пойдешь?
– На «Ферму Дрейка»,– сказал Мозес.
– Нет,– покачал головой Маркус.– Тебя там слишком хорошо знают. Как только ты появишься, об этом узнает весь пригород, а осведомители у полиции есть повсюду. Это все равно что явиться в ближайший участок.
Они снова помолчали, потом Мозес спросил:
– А где Джо Цицеро? Его взяли?
– Нет,– ответил Маркус.– Ушел в подполье.
– Ты можешь с ним связаться?
– Мы договорились. Он мне позвонит – если не сегодня, то завтра.
Мозес через стол взглянул на Тару.
– Могу я пойти с тобой на базу экспедиции в пещерах Сунди? Сейчас это единственное безопасное место, какое приходит в голову.
Тара приободрилась. Еще какое-то время он будет с ней.
Тара поговорила с Марион Херст, не пытаясь скрывать, кто такой Мозес и что он прячется от полиции, и не удивилась ответу американки.
– Это все равно как если бы ко мне с просьбой об убежище обратился Мартин Лютер Кинг,– заявила она.– Конечно, я помогу чем смогу.
Для маскировки Мозес под именем Стивен Кама получил работу в той части помещения, где занимались керамикой, и работники экспедиции сразу его приняли. Не задавая никаких вопросов, они, черные и белые, прикрывали его.
Вопреки заверениям Маркуса прошла почти неделя, прежде чем ему удалось связаться с Джо Цицеро, а еще через день он смог организовать встречу. Они научились правильно оценивать бдительность полиции на собственном печальном опыте, а вот Джо Цицеро всегда был скрытен и профессионален. Никто не знал, где он живет и чем зарабатывает на жизнь, его появления и исчезновения неизменно были неожиданными и непредсказуемыми.
– Я всегда считал его склонным к излишней театральности и чересчур осторожным, но теперь вижу в этом мудрость,– говорил Мозес Таре, когда они ехали в город. Мозес снова был в костюме шофера.– Отныне мы должны учиться у профессионалов, потому что нам противостоят высочайшие профессионалы.
Когда Мозес остановил «кадиллак» на красный свет перед пешеходным переходом, из йоханнесбургского железнодорожного вокзала вышел Джо Цицеро и незаметно сел на заднее сиденье за Тарой. Мозес повел машину в сторону Доорфонтейна.
– Ты еще на свободе? Поздравляю,– сухо сказал Джо Мозесу, прикуривая сигарету от окурка предыдущей, и искоса взглянул на Тару.– Вы Тара Кортни.– Он улыбнулся, видя ее удивление.– Почему вы здесь?
– Она друг,– ответил за нее Мозес.– Она предана нам. При ней можешь говорить свободно.
– Я никогда не говорю свободно,– ответил Джо.– Так поступают только идиоты.– Они молчали, пока Джо вдруг не спросил: – Итак, друг мой, ты по-прежнему веришь, что революцию можно совершить без крови? Ты по-прежнему из тех пацифистов, что готовы вести игру по правилам, которые созданы угнетателями и меняются ими как им вздумается?
– Я никогда не был пацифистом.– Голос Мозеса дрожал.– Я всегда был воином.
– Рад слышать: это подтверждает мои соображения.– Джо улыбнулся в темную бороду хитрой непроницаемой улыбкой.– Если бы я думал иначе, то не сидел бы сейчас с тобой.– Его тон изменился.– Поверни назад и поезжай по дороге на Крудерсдорп!– приказал он.
Все трое молчали. Джо разглядывал машины на обочине. Минуту спустя он как будто успокоился. Мозес миновал застроенные домами участки и выехал в открытый вельд. Поток машин на дороге поредел, Джо Цицеро неожиданно наклонился вперед и показал на пустое место на обочине, где можно было припарковаться.
– Останови здесь!– приказал он и, когда Мозес остановил «кадиллак», открыл дверцу. Выйдя, он мотнул головой: – Пошли!
Когда Тара открыла дверцу, собираясь присоединиться к ним, Джо резко тряхнул головой:
– Нет, не вы! Оставайтесь здесь!
Они с Мозесом прошли через редкую рощицу акаций и зашагали по вельду. Дорога стала не видна.
– Я тебе сказал, этой женщине можно верить,– напомнил Мозес. Джо пожал плечами.
– Может быть. Но я рискую только при необходимости.– И сразу сменил направление разговора: – Я однажды спросил тебя, что ты думаешь о матери-России?
– И я ответил, что она друг угнетенных во всем мире.
– Она хочет стать и твоим другом,– просто сказал Джо.
– Ты имеешь в виду меня лично – Мозеса Гаму?
– Да, тебя лично. Мозеса Гаму.
– Откуда ты это знаешь?
– В Москве есть люди, которые давно и внимательно наблюдают за тобой. То, что они видели, им понравилось. Они предлагают тебе руку помощи.
– Спрашиваю снова. Откуда ты знаешь?
– Мне приказано передать тебе это. Я полковник русского КГБ.
Мозес уставился на него. События развивались так быстро, что ему требовалась передышка, чтобы все осознать.
– А что включает это предложение дружбы?– осторожно спросил он, выигрывая время для размышлений, и Джо одобрительно кивнул.
– Хорошо, что ты выясняешь условия нашей дружбы. Это подтверждает, что мы в тебе не ошиблись. Ты осторожный человек. Со временем ты получишь ответ на свой вопрос. А пока удовлетворись тем, что мы выбрали из всех прочих именно тебя.
– Хорошо,– согласился Мозес.– Но тогда скажи, почему выбрали именно меня? Есть и другие достойные люди – среди них Мандела.
– Мы думали о нем, но считаем, что он сделан не из стали. Мы заметили в нем мягкость. Наши психологи считают, что он будет уклоняться от жесткой и кровавой революционной работы. К тому же мы знаем, что он оценивает мать-Россию не так высоко, как ты. Даже называет ее новым угнетателем, проводником колониальной политики двадцатого века.
– А другие?– спросил Мозес.
– Других нет,– ответил Джо.– Либо ты, либо Мандела. Выбор пал на тебя. Решение принято.
– Мой ответ нужен им немедленно?
Мозес смотрел в смоляные ямы глаз Цицеро и видел в них странную безжизненную дымку. Джо Цицеро отрицательно покачал головой.
– Они хотят встретиться с тобой, поговорить, убедиться, что ты понял условия договора. Тогда тебя начнут обучать и готовить к предстоящей работе.
– Где произойдет эта встреча? Джо улыбнулся и пожал плечами.
– Конечно, в Москве – где же еще?
Мозес постарался не выдать своего изумления, хотя сжал кулаки.
– В Москве? Но как я туда попаду?
– Все уже организовано,– заверил Джо, и Мозес поднял голову и посмотрел на большую грозовую тучу, которая в серебристо-синем великолепии затягивала горизонт. Он на долгие минуты погрузился в раздумья.
Он чувствовал, что его дух обретает крылья и устремляется к этой туче. Пришел наконец тот миг, ради которого он работал всю жизнь. Судьба избавила его от соперников, расчистила перед ним дорогу, и он избран.
Как лавры победителю, ему предлагают страну и корону.
– Я поеду на встречу,– негромко сказал он.
– Ты уедешь через два дня. Столько времени у меня уйдет на последние приготовления. Тем временем старайся никому не попадаться на глаза, не встречайся с друзьями и не говори, что уезжаешь,– даже этой женщине, Кортни, и своей жене. Я передам тебе сообщение через Маркуса Арчера, а если его к тому времени арестуют, свяжусь с тобой на экспедиционной базе у пещер Сунди. Профессор Херст нам сочувствует.– Джо выбросил окурок и закурил новую сигарету раньше, чем тот успел коснуться земли.– А сейчас вернемся к машине.
Виктория Гама стояла у верхнего края полого уходящей вниз лужайки перед общежитием медперсонала больницы Барагванат. Она по-прежнему была в форме медсестры, с табличкой на груди, но, стоя лицом к примерно ста свободным от дежурства сестрам, собравшимся на лужайке, выглядела очень молодой и застенчивой. Старшая сестра, белая, не разрешила им собраться в больничной столовой, поэтому они стояли под открытым небом, полным грозовых туч.
– Сестры!– Виктория простерла к ним руки.– У нас есть долг перед пациентами, теми, кому больно, кто страдает и умирает, и теми, кто еще обратится к нам. Но я считаю, что у нас есть и высший долг, есть более священные обязательства перед всем нашим народом, который больше трехсот лет страдает от страшного, безжалостного угнетения…