ты источаешь божественные ароматы страха, отчаяния, обиды и злости… Но помимо прочего ты обладаешь ещё одним интересным запахом.
— Совсем как ты? — брякнула Генриетта прежде, чем подумала о последствиях. Впрочем, чего она ему выкает? Поди не лорд, перебьётся. Пытаться воззвать к состраданию этого зверя пустое занятие. Так почему бы не попытаться поговорить с ним на равных? — Я не понимаю, о чём ты. Какой запах? Что ты во мне учуял такого особенного?
— Родственные связи, — без тени иронии ответил Джек.
Генриетта расхохоталась. Она смеялась и смеялась, пока не начала плакать. Её просто разбила всё это время копившаяся и требующая выхода истерика.
— Р-род-дственные с-связи? — согнувшись пополам от скрутивших её спазмов, насилу выдавила девушка, хватая ртом прохладный воздух темницы. — Боже, да я большей чуши в жизни не слыхала! Эй!
Смех словно сорвал с глаз Генриетты непроницаемую завесу. Чёрт, а что если… Что если Джек просто перепутал её с кем-то⁈
— Послушай, тебе не кажется, что произошла досадная ошибка, а? — с надеждой спросила, обращаясь к запертой двери девушка. — Тебе же наверняка нужна не я, а другая девушка. Ты спутал меня со своей давней знакомой или там с родственницей, не знаю… Я что, так уж и похожа на твою сестрёнку?
За дверью послышался какой-то шорох и сдавленная ругань. Очевидно, слова Генриетты на фоне разыгравшейся истерики не пришлись Попрыгунчику по вкусу. Девушка опасливо умолкла, напряжённо вслушиваюсь в повисшую в темноте тишину.
— Идиотка! — похоже, Джек разозлился. — Ты тупая недалёкая проститутка, что ты вообще можешь понимать в родственных связях? Ты хоть знаешь, какого это — быть частью кого-то, мирясь с тем, кем ты стал⁈ Ты же полная дура! Как ты вообще можешь что-либо понять⁈
Дикий рёв Попрыгунчика едав не сорвал дверь с петель. Генриетта от страха сжалась, прикусив язык. Что так вывело его из себя? Что он несёт? Какую-то тарабарщину!
— Прости, прости! Я не хотела обижать тебя, — зачастила Генриетта. — Ты прав, я ничего не могу понять. Ну так объясни мне, чёрт тебя дери, в чём всё-таки дело и чего тебе от меня надо? Хватит этих странных намёков. Повторяю, я тебя знать не знаю, и ты не похож ни одного из моих родственников. И я лично не в курсе, чтобы мои родители нагуляли на стороне неизвестного мне братца!
— Сдаётся мне, нам нужно поговорить лицом к лицу, — внезапно с поразительным спокойствием хрипло сказал Джек. — Сейчас я войду к тебе. Но не пытайся сбежать. Твои попытки ни к чему хорошему, для тебя, не приведут. Я сверну тебе шею как курёнку, ты и пикнуть не успеешь.
В замочной скважине с воистину громогласным для насмерть перепугавшейся Генриетты скрипом провернулся ключ. Он хочет войти к ней! Войти! Девушка застыла на одном месте, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Она и представить не могла, что испугаться можно ещё сильней. Но она испугалась.
С противным визгом давно не смазываемых петель дверь отворилась. В темницу проник серый свет, показавшийся для глаз Генриетте ослепительно ярким. Тут же, в дверном проёме, возникла долговязая фигура, бросая огромную чёрную тень на пол. Генриетта невольно попятилась.
— Не дёргайся и закрой глаза, — рыкнул Джек, входя в комнату. — Сейчас я зажгу свет.
Генриетта послушно зажмурилась. Она слышал, как Попрыгунчик с громким треском захлопнул за собой дверь и, сопя, начал чиркать спичками. Запахло горящей серой, послышался металлический скрип. Девушка подняла веки. В комнате запылал прикрученный справа от двери газовый рожок. Джек пальцами раздавил горящую спичку и надел на рожок стеклянный колпак. Повернулся к замершей Генриетте и, ухмыляясь, сказал:
— Привет, подруга.
Девушка смотрела на него во все глаза. Высоченный, за семь футов, в длинном замызганном пальто и стоптанных сапожищах, с заскорузлым цилиндром на кудлатой голове, он был похож на опасного матёрого уголовника и опустившегося бродягу одновременно. Длинные, почти до колен, обезьяньи руки с поросшими чёрными волосами толстенными пальцами, словно вырубленное из камня грубое скуластое лицо, обрамлённое жёсткими лохматыми бакенбардами, крючковатый нос, неприятно изгибающиеся в постоянном движении мясистые губы. Глаза… Глаза были самым страшным и отталкивающим в облике здоровенного маньяка. Таких глаз Генриетта отродясь ни у кого не видела. Огромные, раза в два больше обычных, навыкате, круглые как у совы, жёлтые, в багровых прожилках, с вытянутыми чёрными зрачками. Глаза зверя, хищной ночной птицы, глаза демона из преисподней. Генриетта почувствовала, что тонет в них. Встряхнув головой, она яростно стиснула зубы. Нет, так не пойдёт. Она не собирается поддаваться наваждению. Пусть этот монстр сколько угодно сверлит её своим глазищами, она не уподобится жабе, покорно вползающей в разинутую пасть голодной змеи.
— Эй, чего застыла? Никак увидела кого-то необычного и странного? Хм, а ведь кроме нас здесь никого нет! — Джек, ехидно посмеиваясь, с преувеличенным вниманием посмотрел через плечо. — И за спиной у меня никто не прячется! Мы с тобой одни в этом гнёздышке. Конечно, не королевские палаты, но сойдёт.
Генриетта, оторвавшись от разглядывания Попрыгунчика, огляделась. Они находились в довольно просторной комнате с голыми кирпичными стенами и невысоким, с затянутыми вековой паутиной балками потолком. Окон в комнате, как и предполагала девушка, не было. Пол был покрыт пылью с отпечатками множества следов. Генриетта сразу сообразила, что кроме оттисков её узких маленьких туфелек, и отпечатков огромных сапожищ Джека, иных следов не было и в помине. Место, где она лежала, выглядело большой проплешиной в сером пыльном море. Комната была завалена всяким хламом: сломанные стулья, какие-то коробки, огрызки веревок, струганные доски, пара туго набитых завязанных мешков, какое-то тряпьё. В одном тёмном углу стоял растрескавшийся комод, в другом в беспорядке были навалены пустые стеклянные бутылки. Больше всего комната напоминала старую, давно никем не используемую кладовку, в которую заглядывают не чаще раза в месяц, и то лишь затем, чтобы добавить к грудам хранившегося здесь никчёмного скарба очередную списанную в утиль вещь. Разглядеть что-либо ещё мешал скудный рассеянный свет маломощного газового рожка. Насколько видела девушка, рожок у двери был единственным источником освещения в её тюремной камере.
Так что получается, что Джек запер её в кладовке какого-то частного дома? Обычно, если дом пустует и заброшен, то он обносится подчистую предприимчивыми делягами. А в этом просторном чулане на взгляд Генриетты было ещё предостаточно вещей, на которые вполне могли покуситься некоторые из её знакомцев со Дна.
— Тут холодно, — сказал Генриетта, выжидающе поглядывая на своего страшного тюремщика.
— Да уж, в этой дыре отопление не предусмотрено, — пространно ответил Джек. Ответил, не оправдывая надежд Генриетты. Где это — в этой дыре? И что он конкретно имел в виду, что не отапливается только этот пыльный каменный мешок без окон, или же не отапливается весь дом целиком? Хотя на счёт всего дома вряд ли. В конце концов, газ сюда подведён. А это значит, что жилище Джека в любом случае находится в пределах городской черты. — Но не переживай, я постараюсь тебя согреть, хи-хи.
— Ты здесь живешь? — спросила Генриетта с как можно более безразличным видом. — Милое местечко.
— Дура! — рявкнул Попрыгун, его уродливая физиономия пошла красными пятнами. Генриетта испуганно сглотнула вставший поперёк горла ком. — Ну конечно, я не живу в этой норе! В ней живёшь ты! И не пытайся таким манером выпытать, где находишься. Ты что, за идиота меня держишь? Считаешь себя самой умной шлюхой в мире⁈
Генриетта закусила изнутри щёку, чтобы не разреветься. Слёзы душили её, заставляя содрогаться всем телом. Сколько раз она слышала в свой адрес всяческую ругань. Сколько раз её поливали площадной бранью и грязью. Но она так и не привыкла к этому. И поэтому грубые слова Джека больно ранили её. Она была готова вновь разрыдаться, теперь уже на глазах у этого монстра, от унижения, обиды, страха и отчаяния.
— Заткнись, заткнись, я сказал! — взвыл Попрыгунчик, шагнув к ней. От его игривого настроения не осталось и следа. Он навис над опустившей руки вдоль туловища глотающей слёзы девушкой. На неё пахнуло могучим духом столетие не мытого тела. Да уж, Джек действительно благоухал, как помойка. И неужели он хочет сказать, что от неё воняет точно так же? — Не смей ныть, не смей!!
Он замахнулся на неё. Генриетта расширившимися от ужаса глазами уставилась на его кулак — огромный, размером с её голову, пять толстых пальцев с жёлтыми, изогнутыми наподобие когтей ногтями, сжатых до побеления костяшек. С каким-то отрешённым спокойствием Генриетта поняла, что ударь он её хотя бы раз и от неё мокрого места не останется. От соприкосновения этого чудовищного кулака с её головой, у неё переломится шея. Приготовившись к смерти, и напрочь забыв о вынашиваемых планах сопротивления, девушка крепко зажмурилась.
Но удара так и не последовало. Она услышала гулкое, хрипящее дыхание, раздираемое грудную клетку маньяка. Джек застыл в нескольких дюймах от неё, со свистом втягивая в широкие вывернутые ноздри холодный воздух, и бешено вращал налившимися кровью глазами. Она даже и представить себе не могла, чего стоило Попрыгунчику удержаться от того, чтобы не ударить её. Джек сам себе не верил. Ещё минуту назад ему казалось, что он раз и навсегда сотрёт со смазливого зарёванного личика этой хитрожопой шлюхи, вздумавшей водить его за нос, всю штукатурку. Он уже почти послал кулак в цель. Почти. Что-то опять остановило его, не позволило проломить её никчёмную тупую черепушку. Он не мог убить её. Попрыгун склонился к золотым волосам девушки и глубоко вдохнул. Запах. Вот в чём вся причина.
— Не испытывай моего терпения… И не вздумай реветь. Чшшш… — горячее прерывистое дыхание склонившегося над ней маньяка обжигало макушку Генриетты, а смрадное дыхание вызывало тошноту. — Чшшш… Слушай меня очень внимательно и запоминай. Тебя никто не спасёт. И тебе не сбежать. Даже и думать забудь об этом. Я не хочу, чтобы в твоей голове зарождались подобные идеи, поняла? Я не убью тебя. Если ты меня не вынудишь. А тебе лучше этого не делать. Потому что я буду убивать тебя медленно…