[29] смешивались здесь с польскими усадьбами, американскими виллами и хижинами из бревен. К тому же, амбиция каждого соседа заставляла его иметь стены выделяющегося цвета, как будто бы сам по себе адрес был недостаточен для идентификации недвижимости.
Дом Найманов был домом — насколько Шацкий увидел в наступающей темноте — выкрашенным в желто-зеленый цвет. А кроме этого ничем особенным он не выделялся. Довольно новый, выстроенный, наверняка, в течение последних семи — десяти лет. Квадратный в плане, одноэтажный, с небольшими окнами и громадной крышей, с чердаком, гораздо более высоким, чем первый этаж. Как будто именно он был самым главным помещением. Дом был отделен от соседних участков металлической оградой с солидными, каменными столбами. Подъезд вымощен плиткой, сейчас покрытой тающим снегом.
Прокурор Теодор Шацкий поставил машину в грязи перед воротами и вышел. Супруга Наймана в длинном свитеое ожидала у калитки. Скрещенные руки она сильно прижимала к телу, волосы были мокрыми от снега. Возможно, ждала она уже долго.
Шацкий подумал, означает ли это что-то.
Внутри дом ничем особым не выделялся. Партер имел приличную площадь, но при этом было весьма мало окон и совершенно недостаточная высота. Салон был соединен с кухней и столовой в одно неуютное помещение.
Закрытый камин, телевизор величиной с экран кинотеатра, огромное кожаное кресло в форме буквы U, перед ним двухуровневый стеклянный столик. На нижнем уровне газеты, на верхней столешнице куча пультов дистанционного управления для всего на свете. Никаких книжек.
Шацкий молчал, он ждал, когда хозяйка сделает кофе и размышлял над тем, а что сказать. Если бы они попросту обнаружили труп Наймана в кустах, жена была бы первой подозреваемой — супруга, которая в течение недели не заявила об исчезновении. Но кто-то ведь потратил кучу усилий, чтобы человека убить, превратить в сухие косточки и спрятать в городе. А кроме того, прокурор не был на все сто уверенным, что это останки Наймана. По телефону Шайкий установил только лишь то, что действительно, вот уже более недели хозяина не было дома.
Женщина поставила перед ним кофе. Рядом очутилась тарелочка со сладостями.
Шацкий отпил кофе. Женщина села напротив, она нервно обкусывала кожицу у ногтей. Прокурор желал, чтобы хозяйка заговорила первой.
— Что случилось? — спросила та.
— Уверенности у нас нет, но подозреваем, что самое худшее.
— Он сделал кому-то что-то плохое, — скорее подтвердила, чем спросила хозяйка. Глаза у нее расширились.
Вот такого высказывания Шацкий никак не ожидал.
— Наоборот. Мы подозреваем, что вашего мужа нет в живых.
— Как это?
У Шацкого не было опыта в подобного рода беседах. Как правило, его собеседники уже ранее были обработаны полицией. Здесь пригодился бы Фальк, наверняка их обучали этому.
— Мы подозреваем, что он погиб.
— В аварии?
— В результате недозволенного деяния.
— Это означает, что аварию совершил кто-то другой?
— Это означает, что кто-то другой, возможно, лишил его жизни.
— Убил?
Шацкий кивнул. Моника Найман встала с места и вернулась с пакетом овощного сока. Она налила себе целый стакан и выпила половину. Выглядела она обычно, словно учительница или чиновница. Среднего роста, худощавая, с незапоминающимся лицом, с пепельными волосами до плеч. Мамаша из пригорода. Шацкий оглянулся, но никаких следов пребывания детей не обнаружил. Никаких измазюканных стен, разбросанных игрушек, карандашей в кружке. Правда, Найману было пятьдесят, ей — около тридцати пяти. Может, подросток?
— Но кто?
— Прошу вас сконцентрироваться. В Ольштыне мы обнаружили человеческие останки, их состояние не позволяло провести идентификацию. Мы подозреваем и только лишь подозреваем, что это могут быть останки вашего мужа. — Тут Шацкий почувствовал, что должен что-то сказать как нормальный человек. — Мне очень жаль, что я передаю вам подобного рода сведения. Я должен задать вам несколько вопросов, потом приедет полицейский и попросит что-либо, где имеется ДНК вашего мужа, лучше всего — волосы с расчески. Это позволит нам провести идентификацию Еще, если это возможно, я хотел бы попросить у вас его фотографию.
Женщина долила себе соку, выпила одним глотком. Вокруг губ остался красный след, словно бы она подкрашивалась без зеркала. Какое-то время сидела, не говоря ни слова, затем встала и исчезла в глубине дома. Шацкий отметил про себя, что, либо, она не носит снимок мужа в бумажнике, либо, в данной ситуации не желает именно этот, наиболее личный, отдавать. Еще он отметил, что Моника Найман не слишком разговорчивая особа. Вопрос: то ли потому, что она в шоке, то ли потому, что очень тщательно следит за словами. Прокурорский опыт был безжалостным: в случае таинственных исчезновений и убийств, в четырех из пяти случаев виновны их супруги.
Тогда он решил ее спровоцировать.
Прошло несколько минут, прежде чем женщина вернулась и вручила Шацкому отпечаток размером с почтовую открытку.
— Пришлось распечатать, чтобы была наиболее поздняя, — сказала она. — Сейчас же все в компьютерах.
Прокурор пригляделся к снимку. Летний портрет, яркий от солнца, улыбающееся лицо на фоне кирпичной стены. Мужчина ничего на вид, мужественный, выразительный, в стиле Телли Саваласа.[30] Лысый, яйцевидный череп, толстые, черные брови, карие глаза, нос прямой, словно у римского генерала, полные губы.
Тип накачанного тестостероном мужика, который очень нравится женщинам, даже если интуиция им и нашептывает, что это знакомство может закончиться для них не самым лучшим образом.
Единственным недостатком его мужской внешности была деформированная в результате какой-то травмы раковина правого уха.
— А я не должна его опознать? — прервала женщина размышления Шацкого над фотографией.
— Останки не пригодны для идентификации, — ответил прокурор, а увидав, как кровь оттекает от лица, прибавил: — Методика ДНК более надежная, и она избавить пани от неприятных ощущений. Как правило, мы стараемся не ангажировать близких, если идентификация может быть слишком травматичной.
— Но что случилось?
Хороший вопрос.
— Его кто-то побил? Заколол? Застрелил?
Это был не только хороший вопрос. Это был еще и весьма сложный вопрос.
— К сожалению, на данном этапе нам это не известно.
Женщина, ничего не понимая, глядела на него.
— Питер лысый, — произнесла она неожиданно, показывая на снимок.
— Не понял…
— Питер лысый. Так что я никак не могу дать волос с его расчески.
У Шацкого на кончике языка вертелся вопрос о ребенке, но с детьми бывает по-разному.
— Прошу не беспокоиться, полицейский этим займется.
— Может, из электрической бритвы, там всегда остается пыль. Как вы считаете, подойдет?
Шацкий понятия не имел, но кивнул с серьезностью дающего совет священника.
— Когда вы видели мужа в последний раз?
— В понедельник, — быстро ответила женщина.
— В каких обстоятельствах?
— Он отправился на работу.
— Куда?
— У него туристическое бюро на Яротах. То есть, это не бюро, а агентство.
У него. Не «у нас».
— А пани чем занимается?
— Работаю в библиотеке в Кортове.
— В университете?
— Да.
— У вас дети есть?
— Сынок. Пётрек. Ему пять лет.
Шацкий удивился. Пятилетний пацан, который не превращает салона в игровую площадку…
— А где он сейчас?
— У моей мамы в Шонбруке.
Прокурор не слишком хорошо ориентировался, где это.
— И давно?
Женщина поглядела на него, словно ее гость был прозрачным, она же смотрела очень интересную телевизионную программу за его спиной. И застыла.
— Так давно уже? — повторил Шацкий.
— С прошлой недели. Сама я хотела отдохнуть, а мама его обожает.
— С прошлой недели в пятницу или с прошлой недели в понедельник?
— Прошу прощения, я совершенно ничего не соображаю. Это что, допрос?
— Нет, мы только беседуем.
Что-то мне кажется, что допросов у нас еще будет ой сколько… — подумал прокурор.
— Муж не говорил, что куда-нибудь выезжает?
— В этот раз — нет.
Женщина вдруг оживилась и сделала такую мину, как будто бы это только сейчас заставило ее задуматься.
— А у него уже случалось, что он выезжал на работу и исчезал на неделю?
— Вы знаете, вообще-то он много ездил. Это же туристический бизнес. Бюро часто организовывают поездки для продавцов, чтобы те могли осмотреть то, что предлагают. Я и сама была в одной такой. Клиентам нравится когда кто-то может рассказать обо всем.
— И что, вот так ездил без предупреждения? Их что, каждый день в поездки забирают?
— Да нет, конечно же. А почему пан спрашивает?
— Вас не удивило, что муж не вернулся с работы и исчез?
Хозяйка закусила губу.
— Иногда он бывал скрытным.
Шацкий чуть не фыркнул от смеха. Женщина явно врет, лжет таким образом, что сразу же хочется уйти. Сейчас он попросит ее определиться с какой-нибудь версией, чтобы держаться ее, в противном случае он просто взорвется от злости. Ему было мучительно глядеть на то, как она выдумывает обманы, не хватало только, чтобы она шептала себе под нос. А вдобавок Шацкий чувствовал, что логики во всей ситуации не хватает и на копейку. Ведь о встрече они договорились еще раньше, по телефону, и если женщина как-то связана с исчезновением мужа или что-то знает об этом, у нее было достаточно времени, чтобы уложить в голове самые важные факты. Тем временем, все выглядит так, словно ситуация стала для нее полнейшей неожиданностью. И, тем не менее, хозяйка нагло врет.
Зачем?
— Откуда этот шрам? — неожиданно спросил Шацкий хозяйку.
Та глянула, не понимая, как будто ей задали вопрос на иностранном языке.
— Откуда этот шрам? — повторил прокурор.
Он нетерпеливо постучал пальцем по фотографии. Появилось решение проверить, можно ли вывести эту тетку из равновесия.