Она склонилась и осторожно положила череп на место. Шацкий очень внимательно наблюдал за ней при этом движении; ему хотелось увидеть краешек юбки, выпирающую под халатом пуговку или застежку пояса, бретельку бюстгальтера.
Ягелло подошла к тазу покойника и осторожно подняла средний палец правой ладони.
— На некоторых пальцах ладоней и стоп имеются странные повреждения.
— Странные?
— Ни я лично, ни в литературе никто ни с чем подобным не сталкивался. Кости выглядят так, как будто их, трудно подобрать какое-то другое слово, спилили. Как будто бы кто-то взял старую, тупую пилу для дерева и грубо отпилил кончик пальца. О хирургической точности нет и речи, кость поломана и разодрана. Вот, сами поглядите.
Девушка подсунула фалангу Шацкому под нос. Тоненькая косточка, и правду, заканчивалась осколками. АПрокурора передернуло при мысли, как можно было бы приобрести подобное ранение.
— Что самое интересное, что в случае левой руки так же выглядят и средние фаланги, а не только концевые.
— И что это означает?
— Это означает, придерживаясь сравнения с пилкой: кто-то, кто пилил палец, не закончил, когда часть его уже отделилась, но продолжал пилить дальше.
— Как могли появиться подобного рода травмы?
Алиция Ягелло глянула на прокурора взглядом женщины, которая, несмотря на возраст, в этой жизни повидала многое.
— На эту тему, к сожалению, имеется одна теория, но о ней позже. Давайте задумаемся вот над чем: как такое возможно, что человек, который еще неделю назад ходил гулять по лесу, сегодня выглядит так, что опытный прокурор принял его за старый, немецкий еще скелет.
Девушка улыбнулась Шацкому в знак того, что да, это была подколка, но дружеская. И подошла к столу. Помимо стоящего на газу котла с бульоном там находились еще четыре резервуара: два стальных и два из серой пластмассы. И открытый ноутбук с черным экраном, стоящий в одном ряду с прямоугольными коробками, как будто желавший выдать себя за одну из них.
— Научная истина выковывается в огне экспериментов, — низким голосом произнес Франкенштейн. — И стоят за ней не бумага с карандашом, но раскаленные угли, меха и сила кузнеца.
— И, понятное дело, сила разума, — прибавила Ягелло, но, поскольку она стояла спиной к Шацкому, тот не мог видеть выражения ее лица. — Она подняла крышку стального котелка. — Вот объект наших экспериментов, — сказала девушка.
Прокурор склонился. В котелке было много красного мяса и белых костей. Он вопросительно глянул на ассистентку.
— Я и мои мопсы являемся постоянными клиентами мясника, — сообщил Франкенштейн. — Он сразу же предоставил мне все необходимое. Телячьи голени с коленными суставами, мясом и шкурой, чтобы у нас для наблюдений имелись все ткани.
Франкенштейн, мопсы и их любимый мясник. Шацкий подумал, что это звучит словно название современного романа, в котором огромную роль играет форма, а его автор изобретает язык наново.
— Вы знаете, что такое трупные фермы? — спросила Ягелло.
— На огражденной территории оставляют останки и следят, как происходит разложение в зависимости от географического положения, температуры, погоды, времени года. Полученные данные просто неоценимы для последующего определения времени смерти на месте события.
Ассистента одобрительно качнула головой.
— «Трупная ферма» — это название общеупотребительное, официально же это Центр антропологических исследований. Я полгода работала в Теннеси, где находится самая старая такого рода ферма. Самое интересное, на недостаток трупов они никогда не жаловались. Большую их часть родственники передают для научных исследований, у нас о таком и подумать невозможно. А там многие люди делают заявления о том, что желают, чтобы их останки червяки съели под кустиком ради блага науки.
Ассистентка постучала пальцем по одному из котелков, но это уже было какое-то лабораторное оснащение, из которого торчали какие-то провода и индикаторы. Крышка была плотно закрыта посредством барашковых винтов. По неизвестным для Шацкого причинам посудина слегка вибрировала.
— И с червячков мы как раз и начнем.
— С личинок, — с учительской манерой поправил ее Франкенштейн.
— С личинок мадам lucilii caesar, по-нашему падальницы зеленой обыкновенной, диптеры из семейства мух падальных. Наверняка вы представляете пробуждающую отвращение, громко жужжащую тварь с зеленым панцирем. Весьма полезная маленькая уборщица, которая в быстром темпе съест все, что уродует пейзаж. Экскременты, падаль, какие-то вонючие органические остатки. Да люди должны ей памятник поставить, а не отворачиваться с отвращением на лицах. Муха откладывает яйца в падаль, из яиц появляются личинки, которые потребляют обильную пищу и превращаются в куколок, из которых, в свою очередь, выходят мухи. Но более всего нас интересуют личинки, так как это именно они пируют на мертвых тканях. И они являются гениальными гурмэ.[42] — Ягелло рассказывала все это с неподдельным восхищением, и какое-то время Шацкий считал, будто бы это ирония, но нет, ее восхищение звучало абсолютно серьезно. — Они съедают все мертвое и гниющее, но к живой, здоровой ткани и не притронутся. Потому их применяют для очистки воспаленных ран.
— И за неделю они способны съесть человека до сухих костей? — задал прокурор вопрос, опасаясь того, что до конца дня придется выслушивать лекцию по энтомологии.
— Теоретически — так, но для этого придется потрудиться. Lucilia откладывает в падаль около сотни яичек, из которых через несколько часов выходят всепожирающие личинки. Но, прежде чем эти личинки превратятся в мух, пройдет десять дней. Так что, если времени у нас мало, с самого начала необходимо иметь много насекомых.
Воображение Шацкого переключило это сообщение на практический язык криминалистики.
— К примеру, месяцем ранее забрасываем куда-нибудь шмат свиньи, ожидаем, чтобы слетелись мухи, и ждем, чтобы поколения сменились дважды, в случае необходимости подбрасывая мясца. Математика простая. Даже если предположить смертность на уровне пятидесяти процентов, для начала хватит десятка мух, чтобы в следующем поколении иметь пятьсот, а в следующем — двадцать пять тысяч.
— Так точно. Если потом подкинем туда же людские останки, пожирать их станет несколько десятков тысяч личинок; этого достаточно, чтобы привести все в порядок за несколько дней. В этот резервуар, — Ягелло показала на стальной котелок, — вчера попало кило телятины с косточкой и десять мух.
Тут она прервала свое изложение, заметив выражение на лице гостя. Шацкий надеялся на то, что среди многочисленных талантов пани Ягелло нет телепатии, потому что как раз представлял, как та вместе с профессором охотится возле лесного паркинга на падальниц зеленых обыкновенных, ползая на четвереньках вокруг громадной кучи дерьма, оставленного питающимся исключительно колбасой шофером большегрузной машины.
— Мы предположили, — продолжила девушка через какое-то время, — что если кто-то не побоялся трудов, то позаботился и о соответственном климате. Чем выше влажность и температура, тем больше шансов на выживание яичек, тем более жизнеспособные личинки из них вылупятся. Поэтому, в этом котелке мы поддерживаем способствующие условия. Прошу вас поглядеть на эффект по прошествии буквально нескольких часов.
Ягелло отвернула барашки на крышке и кивнула прокурору. Тот подошел без особой охоты — он терпеть не мог всяких червяков с мухами. Ассистентка открыла крышку, изнутри тут же выползла жирная, с лоснящимся зеленью телом муха, выглядела она ужасно усталой. Она вроде бы пробовала улететь, но упала на столешницу возле котелка, потом пьяно отряхнулась и поползла дальше. В тот же самый миг ее настигла свернутая газета. Шацкий вздрогнул, подобного он никак не ожидал.
— Королева-матка нам уже не понадобится, — холодно информировал Франкенштейн, убирая газету. На столешнице осталось мокрое пятно.
Шацкий наклонился над котелком и задержал дыхание, только ужасный смрад порченого мяса и так атаковал все его обонятельные рецепторы, желудок подкатил к горлу. Внутри сосуда все пульсировало жизнью. Сотни сероватых личинок вились в безумном танце, как будто сражаясь за доступ к падали; результат был таков, что торчащая из мяса белая кость дрожала, словно в конвульсиях. Все это в результате было и вправду отвратительным.
Ягелло сунула руку в самую глубину, халат поехал вверх по плечу, но не открыл никакого другого фрагмента гардероба. С блеском любопытства в глазах ассистентка забралась в самый клубок личинок и вытащила телятину, второй рукой отряхнула мясо от жирных червяков. Один очутился на пиджаке Шацкого. Прокурор сбил «организм» ногтем.
— Ну, и как вы считаете? — спросила девушка.
— Если кто-то и вправду потрудился и вырастил в какой-то яме стада мух, в чем лично я сомневаюсь, то все так и может быть. Из килограмма телятины мало чего осталось. — И действительно, с кости свисали лишь жалкие ошметки мяса. — А что думаете вы?
— Думаю, что этот эксперимент пригодится для моей работы, но вам никак не поможет.
— Почему?
— Потому что личинки lucilii замечательно обгладывают кости, но вот соединительную ткань оставляют. А это означает, что если бы это они расправились с нашим пациентом, кости все так же были бы соединены суставами и сухожилиями. Вместо кучи сухих костей у нас имелся бы скелет, экспонат для выставки курьезов.
— В свою очередь, нужно будет сделать нечто подобное, как только получим труп помоложе, — вмешался Франкенштейн. — В старом суставы уже выродившиеся, они уже ни на что не годные. А так получится замечательный учебный экспонат.
Это предложение Шацкий не комментировал. Тот факт, что государство доверило образование молодежи сумасшедшим, ясное дело, беспокоил, вот только кодекс никаких санкций за это не предусматривал.
— К сожалению, по той же самой причине не удался и австралийский эксперимент, — сообщила Ягелло, забросила кость назад в котелок, а перчатку в мусорное ведро и подошла к компьютеру. — Я попросила знакомого забросить кусок телятины в муравейник огненных муравьев,