Доктор Вэл
Бюст Гиппократа таращился со стола на Вэл Риордан.
Прежде всего – не причиню вреда...
– Ага, укуси меня, – пробормотала психиатр и накинула на лицо грека шарфик от Версаче.
У Вэл выдался паршивый день. Звонок констебля Кроу, объявившего, что ни ее лечение, ни отсутствие оного не привели Бесс Линдер к самоубийству, поставил Вэл в тупик. Утренние сеансы она провела, как зомби, – отвечала вопросами на вопросы, делала вид, что записывает что-то, и не уловила ни единого слова своих пациентов.
Пять лет назад в газетах хватало историй об опасностях “прозака” и подобных антидепрессантов, но статьи эти были спровоцированы сенсационными тяжбами против фармацевтических компаний, а последующие статьи – о том, что, фактически, ни один суд не признал, что антидепрессанты вызывают деструктивное поведение, – газеты хоронили на последних страницах. Одна мощная религиозная группировка (пророком которой был писака, кропавший научную фантастику, а последователями – массы одураченных кинозвезд и супермоделей) начала в прессе кампанию против антидепрессантов, рекомендуя взамен просто приободриться, взять себя в руки и прислать им немного денег на бензин, чтобы их корабль-носитель не рухнул на землю. Профессиональные журналы не сообщали о каких-либо исследованиях, подтверждавших, что антидепрессанты приводят к росту числа самоубийств или насилию. Вэл читала религиозную пропаганду (финансируемую богатыми и знаменитыми), а профессиональных журналов не читала. Да, прописывать больным антидепрессанты автоматически – неправильно, но пытаться искупить вину тем, чтобы сразу ссадить всех с лекарств, тоже глупо. Теперь нужно что-то делать с тем вредом, который она, возможно, нанесла своим пациентам.
Вэл нажала кнопку автонабора аптеки. Трубку снял сам Уинстон Краусс, но голос его звучал приглушенно, точно у него был сильный насморк:
– “Дегадзва и бодадки Бойной Будды”.
– Уинстон, у тебя ужасный голос.
– Я в мазге з ддубгой.
– Ох, Уинстон. – Вэл потерла глаза, отчего контактные линзы съехали куда-то в глубины головы. – Ну не в аптеке же.
– Я в бодзобге. – Внезапно голос зазвучал отчетливо. – Ну вот, снял. Хорошо, что позвонила. Мне хотелось поговорить с тобой о китобойцах.
– Прошу прощения?
– Меня тянет к касаткам. Я посмотрел кассету Жака Кусто о китах-убийцах...
– Уинстон, мы не могли бы поговорить об этом на приеме?
– Я беспокоюсь. Меня особенно возбуждают мужские особи. Неужели я становлюсь гомосексуалистом?
Боже святый, его не волнует, что он хочет стать китоёбом, главное – не выглядеть китоёбом-педерастом. Как психиатр, Вэл старалась исключить из своего лексикона такие термины, как “бесповоротно полоумный придурок”, однако с Уинстоном удержаться было трудно. Да и вообще в последнее время Вэл чувствовала, что управляет концессией для свихнувшихся питекантропов. Пора прекращать.
– Уинстон, я опять начинаю прописывать всем селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. От плацебо избавься. Я назначаю всем “паксил”, чтобы как можно быстрее вернуть их на прежний уровень. Предупреди всех, кто принимал “прозак”, что ни одного дня пропускать нельзя, как они это делали раньше. С ними я разберусь позже.
– Ты хочешь, чтобы я снял всех с плацебо? Ты знаешь, сколько мы с этого имеем?
– Начинай сегодня же. Я обзвоню всех пациентов. Дай им кредит за оставшиеся неиспользованные плацебо.
– Не буду. Я уже почти скопил столько, что хватит на месяц в Центре изучения китообразных на Больших Багамах. Ты не можешь лишить меня этого.
– Уинстон, я не собираюсь ставить под угрозу душевное здоровье моих больных только ради того, чтобы ты поехал в отпуск и трахнул Флиппера.
– Я сказал – не буду. Ты же сама все это затеяла. Тогда же ты не думала о душевном здоровье своих больных.
– Я ошиблась. Всех сажать обратно на антидепрессанты я тоже не стану. Так что и здесь ты часть дохода потеряешь. Некоторым лекарства вообще не нужны.
– Нет.
Вэл потрясла убежденность в голосе Уинстона. Чувство собственного достоинства и доброе имя, казалось, его уже не волнуют. Поганое же он выбрал время, чтобы идти на поправку.
– Так ты хочешь, чтобы весь город узнал о твоей маленькой проблеме?
– Ты этого не сделаешь. Ты теряешь больше, чем я, Вэлери. Если ты меня заложишь, то я сам все расскажу газетам. Получу судебную неприкосновенность, а ты сядешь в тюрьму.
– Ах ты сволочь. Тогда я отправлю всех пациентов в Сан-Хуниперо. Тогда даже законных доходов лишишься.
– Не отправишь. Все остается так, как сейчас, доктор Вэл. – И Уинстон повесил трубку.
Вэлери Риордан секунду смотрела на телефонную трубку, прежде чем положить ее на рычаг. Как? Как вышло, к чертовой матери, что она отдала свою жизнь в руки такого урода, как Уинстон Краусс? Но самое главное – как эту жизнь вернуть обратно и при этом не загреметь в тюрьму?
Тео
Дуло пистолета упиралось Тео в бок. Его револьвер Джозеф Линдер швырнул на заднее сиденье. На коммивояжере был твидовый пиджак и шерстяные брюки, а лоб его покрывала испарина. “Вольво” тряхнуло на рытвине, и дуло врезалось Тео между ребер. Он пытался сообразить, что полагается делать в таких случаях, но из полицейских сериалов вспоминалось только то, что оружие нельзя выпускать из рук ни при каких обстоятельствах.
– Джозеф, вы не могли бы убрать пистолет от моих ребер или хотя бы поставить его на предохранитель? Дорога ухабистая, а мне бы не хотелось потерять легкое из-за того, что я не успел сменить амортизаторы. – Прозвучало достаточно самоуверенно, подумал он. Профессиональное спокойствие. Как бы еще не обмочиться при этом?
– Значит, вам не хотелось бросать на полдороге, да? Дело списали бы в архив, и никто ничего не заметил, но вам обязательно нужно было сунуть туда нос.
– Так вы действительно ее убили?
– Скажем так – я помог ей принять решение, о котором она только трепалась.
– Она была матерью ваших детей.
– Правильно – и относилась ко мне примерно так же, как к шприцу для индюшек.
– Ох ты ж – я не думал, что у индюшек тоже бывают гадкие привычки.
– Ими пользуются для искусственного осеменения, Кроу, гребаный торчок. Один раз брызнешь и можно выбрасывать.
– И вы устали быть одноразовым шприцем, поэтому повесили свою жену?
– Ее прикончил огород с травами. Чай из наперстянки. Дигиталиса хоть залейся. Останавливает сердце и почти не обнаруживается при вскрытии – если, конечно, специально не искать. Забавно, правда? Сам бы никогда не догадался, если б она все время об этой чепухе не болтала.
Тео не очень понравилось, что Линдер ему обо всем этом рассказывает. Это означало, что нужно что-то предпринять – иначе он покойник. Врезаться в дерево? Он глянул на ремень безопасности Линдера – пристегнут. Ну какой еще преступник станет похищать человека и не забудет при этом пристегнуться? Пока – пауза.
– На стене остались полосы от ее обуви.
– Милый штрих, я так и подумал. Не знаю, может, она еще жива была, когда я ее вешал.
Они как раз выезжали из леса, окружавшего ранчо, на пастбище. В паре сотен ярдов маячил металлический ангар, рядом – двойной ширины трейлер. Ярко-красный “додж” стоял рядом с амбаром.
– Хммм, – промычал Линдер. – Мальчонкам купили новый трейлер. Давай к ангару.
Тео ощутил, как в горле кислотной волной поднимается паника, и сглотнул. Завяжи с ними беседу, и тогда в тебя не будут стрелять. Где же он это слышал?
– Так, значит, вы убили жену за телевизор с большим экраном и перепихон с Бетси? А развод вам в голову не приходил?
Линдер рассмеялся, и у Тео по спине поползли мурашки.
– А вы действительно тупоголовый, Кроу. Видите вон тот сарай? Так вот, из этого сарая в прошлом году я вывез метамфетамина на двадцать восемь миллионов долларов. Понятно, что от этих денег я получил лишь кусочек – но увесистый. Я перемещаю весь товар. Я – коммивояжер, человек семейный, безобидный и незаметный. Кто меня заподозрит? Мистер Рохля, одним словом.
– А ваша жена?
– Бесс об этом узнала. Смешно другое – она следила за мной, потому что подозревала измену, но нас с Бетси так и не расколола. Она собиралась заявить на меня. Выбора не было.
Тео подъехал к ангару и заглушил двигатель.
– Зато сейчас у вас есть выбор, Джозеф. Совсем не обязательно это делать.
– А я и не собираюсь ничего делать. Я просто хочу, чтобы все шло как раньше – пока на моих оффшорных счетах не скопится достаточно, чтобы можно было отсюда сняться. Не поймите меня неправильно, Кроу. Мне не понравилось убивать Бесс. Я не убийца. Черт, да я даже наркотиков сам ни разу не попробовал. Это не преступление – это хорошо оплачиваемая курьерская работа.
– Так вы не собираетесь меня пристрелить? – Тео очень, очень хотелось в это верить.
– Нет, если вы сделаете так, как я скажу. Выходите из машины. Оставьте ключи. Пересядьте и выйдите с моей стороны.
Тео подчинился – Линдер не отводил от него пистолета. И где он только этому научился? Телевизор у него совсем недавно. Записался на заочные курсы для спецагентов, должно быть.
– Мигель! Игнасио! Идите сюда! – Линдер показал пистолетом, что Тео должен подойти к ангару. – Входите внутрь.
Тео пригнулся, чтобы не удариться о низкую притолоку, и увидел внутри длинные стеллажи с лабораторным стеклом, трубками и пластиковыми цилиндрами химикатов. Перед десятком электрических горелок, наполнявших ангар нестерпимым жаром, стоял одинокий металлический стул.
– Сядьте, – скомандовал Линдер.
Тео сел и почувствовал, как из заднего кармана у него выхватили наручники.
– Руки за спину. – Линдер продел наручники в металлические прутья спинки и защелкнул их на запястьях Тео.
– Мне нужно найти парней. У них, наверное, сиеста. И о чем только Бёртон думал, когда ставил сюда трейлер? Сейчас вернусь.
– А потом что?
– А потом Игнасио вас пристрелит, я полагаю.
Молли
Самое главное – этот парень действительно делал все, о чем ни попроси. Услышав машину на дороге, она велела Стива снова стать трейлером, и он выполнил ее просьбу. Ну, конечно, перед этим пришлось руками нарисовать в воздухе чертеж, и в первый раз он промахнулся, пытаясь превратиться в стоявший рядом жестяной сарай. Получилось убого – изменилась только голова, и он стал походить на дракона, напялившего на себя пакет из алюминиевой фольги вместо шляпы. Но через несколько секунд он все понял. Умница, а не парень. Ладно, хвост (на стоянке свисавший в ручей) все равно торчит, но, может быть, никто не заметит.
– Какой ты молодец. – Она потрепала его по агрегату автономного кондиционера. По крайней мере, кондиционером эта штука была сейчас. После превращения в трейлер невозможно было определить, какой частью тела он являлся раньше.
Она гладит меня по агрегату, подумал Стив. Из его парадной двери вырвалось довольное урчание.
Молли забежала за угол ангара и выглянула: у ворот остановился белый “вольво”. Она чуть было не выскочила поздороваться с Тео, но заметила, что его держит на мушке какой-то лысый тип. Прислушалась: лысый ввел Тео в ангар и начал угрожать. Молли хотелось выйти и сказать: “Никого Игнасио не пристрелит, мистер Лысый, – ему сейчас очень некогда, его переваривают, ” – но у лысого был пистолет. И как только Тео угораздило попасть в плен к дядьке, похожему на школьного завуча?
Когда стало ясно, что лысый выходит наружу, Молли подбежала к трейлеру, ухватилась за выступ кондиционера и запрыгнула на крышу.
Лысый направился к двери. Молли пробежала по драконьей спине и свесилась с краю.
– Мигель! Игнасио! – завопил лысый. – Выходите оттуда! – Казалось, ему не очень хочется самому входить внутрь.
– Я видела, как они туда входили, – сказала Молли.
Лысый отскочил от трейлера. Казалось, от неожиданности с ним вот-вот случится припадок. Он поискал глазами, откуда раздался голос.
– Вы же школьный завуч, правда?
Лысый наконец ее заметил и попытался спрятать пистолет за спину.
– Вы – та ненормальная баба, – сказал он. – Что вы здесь делаете?
Молли аж подбросило на крыше дракона.
– Простите? Извините? Прошу прощения? Я – кто?
Лысый вопроса не заметил:
– Что вы здесь делаете?
– Извините меня. Извините, извините. – Она чуть ли не пела. – Но с трибуны прозвучала клевета, за которую пока что не принесли официальных извинений. Вам придется этим заняться, прежде чем мы продолжим дискуссию.
– Ни за что я извиняться не собираюсь. Что вы здесь делаете? И где Игнасио с Мигелем?
– Не будете извиняться?
– Нет. Слезайте оттуда. – Он показал ей пистолет.
– Ладно, – ответила Молли и потрепала Стива по голове-крыше. – Стив, съешь этого невоспитанного засранца.
Видела она это и раньше, но как возбуждает сидеть на голове у Стива, когда тот меняет форму, а снизу выскакивает язык и слизывает школьного завуча. После первоначального чавканья неизбежный хруст костей (от которого ей раньше становилось не по себе) ее даже обрадовал. Непонятно – то ли от того, что завуч махал пистолетом перед носом ее друга, а ее саму обозвал ненормальной бабой, то ли от того, что она просто привыкла.
– Это было шикарно, – похвалила Молли. Она пробежала по спине Стива, соскользнула на кондиционер и спрыгнула на землю.
Стив зарычал, и острые углы трейлера растаяли, превратившись в изгибы и жилы драконьего тела. Он перекатился на бок, и Молли увидела, как чешуя у него на брюхе раздвинулась, и на свет божий выдвинулись семь футов драконьего пениса – толстого и несгибаемого, как телефонный столб. По всему органу замигали люминесцентные огоньки.
– Ух ты – впечатляет, – выдохнула Молли, отступая на несколько шагов.
Стив послал ей сообщение, похожее на то, которое отправлял бензовозу. На Молли подействовало лучше. Колени ее подогнулись, по бедрам побежали теплые мурашки, в висках застучало.
Она заглянула Стиву в глаза (по крайней мере – в один глаз), подошла к его морде и нежно коснулась губ (или того, что было бы губами, если бы они у него имелись). Ее обдало резким и сладким дыханием – смесью одеколона “Старые специи”, мужественных мексиканцев и выблеванных коров.
– Ты знаешь, – сказала Молли, – я никогда не целовалась с парнем, у которого изо рта пахнет школьным завучем.