Рене читает этикетки на колбах с мозгами: фамилии, даты, часто недавние.
– Как же установить истину? Как узнать, кто врет? Скажу без хвастовства, что достиг в этом неплохих результатов. 80 % успеха! Знаете почему? Потому что я в курсе всех открытий в области изучения мозга, и особенно памяти. Это я к тому, что вы в хороших руках. Я сделаю все, чтобы вас вылечить. Хотите вы этого или нет, но, уж поверьте, благодаря мне вам полегчает.
Всем своим видом человек в белом халате выражает приветливость и убежденность.
Предварительная обработка. Он хочет убедить меня в победе, еще не начав боя. Не нравится мне этот тип.
– По словам Элоди, ваша проблема – гипнотическое внедрение, сначала травмировавшее вас, а потом доведшее до убийства. Бездомного, кажется. Потом вы напали на ученика. Все это – из-за мысли-паразита. Ложное воспоминание – мне это очень интересно, – всплывающая «прошлая жизнь»!
Он произносит это словосочетание с наслаждением, чуть ли не причмокивая.
– Обожаю! А вы везунчик, вы попали к специалисту не просто по воспоминаниям, а по стиранию ложных воспоминаний. Поверьте, здесь творят чудеса.
Кабинет и колбы с мозгами озаряет вспышка молнии. За ударом грома следует взрыв безумного хохота пациента, содержащегося где-то неподалеку. Рене невольно ежится.
Непонятно, где метеорологи разглядели солнечную погоду…
Он уже вспомнил, где слышал имя Максимилиана Шоба.
Так звали психиатра Элоди, вылечившего ее от анорексии внушением ложной памяти о домогательствах.
Он забивается глубже в кресло. Максимилиан Шоб берет папку с надписью «Рене Толедано» и читает, вдохновенно кивая.
– Если вы намерены накачать мою голову враньем и таким способом вылечить, то учтите, я в курсе ваших методов.
– От Элоди?
Доктор Шоб в прекрасном настроении.
– Это правда, – начинает он, сплетая длинные пальцы, – у нас с мадемуазель Теске был, что называется, период «взаимного познания». И все же, можете не сомневаться, я ее вылечил. Если бы не я, лежать бы ей сейчас под шестифутовым слоем сырой земли. Вам известно, что она оказалась у меня после трех попыток самоубийства? Ее родители были в отчаянии. Гибель пожилого дядюшки стала платой за спасение ее молодой жизни. Я не считаю себя виноватым, меня не предупредили, что у него бывали проявления маниакально-депрессивного психоза. Я не могу исцелить сразу всех.
Он снова весело смеется.
Учитель истории встает и идет к двери, но стоящий за ней санитар с телосложением борца ловит его и заставляет снова сесть.
– Требую встречи с моим адвокатом, – говорит Рене.
– Понимаю ваши сомнения, мсье Толедано. Больные всегда страшатся выздоровления, болезнь им мила. Некоторые хромые не желают нормально ходить. И вообще, история прежней жизни – это весьма увлекательно.
По коридору снова прокатывается смех безумца, потом его заглушает удар грома. Смех Максимилиана Шоба призван, кажется, перекрыть гром.
– Кто из нас не придумывал себе прошлые жизни? Взять хоть меня: в прежних жизнях я представляю себя знаменитым спортсменом. Скорее всего, теннисистом. Не исключается также воин или первопроходец.
Я бы добавил клоуна.
– Я не желаю здесь оставаться, – заявляет Рене.
– Предпочитаете тюрьму? Бросьте, мсье Толедано, поверьте, после моего лечения все наладится.
Метод Куэ для недоумков. После «не так ли?» у Опал и у полицейского – теперь эти его «поверьте»! Цель – побудить к подсознательному согласию. Это как три червовые дамы в карточной колоде: в конце концов приносит результат.
– Надеюсь, после наших сеансов вы выйдете посвежевшим и сможете успешнее преодолевать неприятности вашей учительской жизни. Поверьте, мне все чаще приходится иметь дело с людьми вашей профессии. Бедняги, им здорово достается. Это занятие уже не назовешь престижным. Можно даже назвать его неблагодарным. Чтобы терпеть детей, нужны железные нервы. Лично у меня их нет, и я не хочу их заводить.
Моя работа мне нравится, а этот тип – нет.
– Считайте, что мы будем вместе трудиться ради вашего блага, чтобы предоставить вашему адвокату аргументы, оперируя которыми он добьется вашего освобождения.
Но Рене непоколебим.
– Как я погляжу, вас терзают сомнения, мсье Толедано? Это так?
Доктор Шоб встает и прохаживается по кабинету, приглаживая падающую ему на лоб длинную светлую прядь.
– Полагаю, вы вправе потребовать объяснений. Хотите их получить?
– А у меня есть выбор?
Повезло же попасть к болтуну, соскучившемуся по слушателям…
Человек в белом халате достает из ящика стола резиновый мозг размером с крупный арбуз.
– Сейчас я вам объясню, как работает память.
Он гладит розовый арбуз.
– Органы чувств – зрения, слуха, осязания, обоняния, вкуса – снабжают мозг информацией в виде слабых электрических импульсов.
Прежде чем продолжить, он убеждается, что слушатель ни на что не отвлекается.
– Потом импульсы распределяются. Изображения идут из затылочной доли, звуки и речь перерабатываются в височной доле, которая, как явствует из названия, расположена в области висков, движения и касания – в лобной доле.
Рене невольно заинтересовывается. Шоб, видя изменение в его настроении, воодушевляется.
– Раньше думали, что в мозгу есть специальное место, где собирается вся эта информация, подобие жесткого диска, на который записываются все подлежащие запоминанию данные. Сегодня мы знаем, что информация рассеивается и хранится всюду, поэтому при отказе какой-то области мозга эстафету подхватывает другая.
Рене замечает кое-что новое: черные сушеные головы на полке.
Доктор Шоб – сама любезность, ему доставляет удовольствие описывать свое ремесло.
– С чем это сравнить? Наш разум – как лес. Добавить туда информацию – все равно что посадить дерево, растущее и увеличивающее растительную массу. Деревья – это нейроны с информацией. Например, ассоциация между именем Элоди, ее обликом и номером телефона – как дерево. Прийти к нему можно разными дорожками, они называются «духи», «голос», даже «пейзаж». От качества этих дорожек зависит, доберетесь вы до деревьев-нейронов или нет… От дорожек в лесу – широких и узких, длинных и не очень – зависит, получите ли вы информацию. Когда без этой информации можно обойтись, едва заметная дорожка исчезает, дерево перестает расти, чахнет и в конце концов засыхает. Воспоминание пропадает.
Он кладет ладонь на пластмассовый мозг, как будто это целая планета, поросшая мхом.
– Но, поверьте, никакая информация не исчезает из мозга полностью. Некоторые посеянные зернышки не прорастают, некоторые деревца перестают расти, но все остается. Просто идущая туда дорожка больше не используется, и ее становится трудно отыскать.
Он проводит ногтем по искривленным извилинам полушарий.
– А есть еще долговременная память. Это широкие трассы, ведущие к укоренившимся, высоким, раскидистым деревьям. Ширина же дороги и прочность корней дерева определяются простой вещью…
– Эмоцией? – подсказывает Рене.
Шоб кивает со смесью удивления и восхищения:
– Именно! Эмоцией, связанной с дорогой или с деревом. Почему эта больница носит имя Марселя Пруста? Потому что этот писатель лучше всего проиллюстрировал ту научную мысль, что память – это эмоция. Эмоция, вызванная несварением от печенья «Мадлен», вызывает образы, звуки, запахи, вкусы.
Ого, это долгая история. Я понял.
Рене вздыхает, показывая, что ему надоел этот непрошеный урок.
– Я намерен предложить вам в качестве лечения удаление из вашего мыслительного леса сорняков, колючек, крапивы, которыми заросли ведущие к деревьям дорожки. Я прибегну к гербициду, который превратит этот ваш лес в сад с чистыми артериями – толстыми надежными нейронами, обеспечивающими быстрый доступ ко всей полученной информации. Если мое лечение удастся, вы забудете всю ложь и весь бред о ваших прошлых жизнях.
Это не то, чего хочу я. Далеко не то.
– Вы станете жить в настоящем. Все, что вы посадите, будет расти лучше. У вас будет превосходная память. Вы будете помнить мельчайшие радости существования, лица всех людей, которых встречали, все запахи мира, голоса, музыку, все прочитанное, все просмотренные фильмы и даже номера телефонов примерно полусотни друзей.
Он предлагает переформатировать мой мозг, как жесткий диск, и установить в нем новые программы. Я делал так со своим компьютером, но для головы это не годится. Мне дороги некоторые старые файлы.
Рене перестает слушать.
Чем больше он болтает, тем крепче мое убеждение, что никто не знает, где хранится информация. Неизвестно, почему она остается или исчезает. Все эти теории о гиппокампе, эмоциях, височных долях – чепуха для впечатлительных невежд. Это как в исторической науке: есть официальные ученые, уверенно навязывающие свои взгляды. Такие вот доктора шобы стремятся во что бы то ни стало поразить любопытных. Но человеческое сознание сложнее, чем ему хотелось бы. Если оно подобно лесу, то тому есть причины. Лес – это взаимодействие всех растений, в саду каждое растет само по себе. Природа делает выбор не в пользу ясности и чистоты. Что касается моего опыта с гипнозом, то он показывает, что под поверхностью есть нижний слой – целый лес, даже несколько лесов. Я – лазанья из ста одиннадцати слоев памяти.
Рене Толедано смотрит на доктора Шоба, он его не слушает, а видит только мимику и взгляды, как при выключенном звуке.
У каждого из нас есть тайна. Что за тайна у тебя, доктор Шоб? Что такое твой кусочек испорченного сыра в подвале? Готово, сам вопрос подсказывает ответ. Ты коротышка, потому и хочешь управлять теми, кто выше тебя. Вот и весь твой секрет. Ты – ребенок, над которым издевались в школе те, кто повыше, и который сказал себе: «Однажды я за себя отомщу». Ты стал психиатром, чтобы воздействовать на хрупкие души, которыми легко манипулировать. Женщины с анорексией или булимией будто специально для тебя созданы. Это компенсирует твой комплекс неполноценности. Ты работаешь в больнице, чтобы во имя науки помыкать теми, кто выше тебя.