Эта мысль ему особенно тягостна. Он проскакивает на красный свет.
Знаю, за все придется платить. Я принимаю это. Сейчас надо успокоиться, найти безопасное место, чтобы помочь Гебу пережить Всемирный потоп.
На очередном светофоре рядом с ним останавливается машина полиции. Полицейский пристально смотрит на него.
Соблюсти видимость. У меня санитарная машина и соответствующая одежда, это должно подействовать на подсознание, как дама червей. Ориентируясь на то, что видит, полицейский должен сказать себе: «Этот человек спасает жизни, не надо ему мешать».
Обмен взглядами.
Улыбаться, больше непринужденности. Недаром отец говорил: «Не знаешь, как быть, – улыбайся, люди решат, что ты понял что-то, чего не знают они».
Полицейские едут дальше, утратив к нему интерес. Беглец решает забрать свои вещи, прежде всего компьютер, чтобы записать в «Мнемозине» все, что произошло.
Недаром Фирун сказал: «Худшее, что может произойти, это то, что никто не вспомнит о твоем существовании».
Нельзя упустить ни одной детали всех этих событий.
Рене тормозит и вылезает из кабины. Прежде чем подняться к себе, он выбрасывает в мусорный бак белый халат.
Какой код замка? Не помню. Ах да, день моего рождения, консьерж ввел его после того, как я сказал, что мне грозит болезнь Альцгеймера, как моему отцу… Маленький вопрос: когда я, собственно, появился на свет? Изрядно же Шоб потрудился над моим гиппокампом.
Он перебирает несколько дат, пока не придумывает систему. Он отмечает день рождения в отличную погоду. Летом. В июне.
06. А перед этим? Количество часов в сутках. 24.
Он набирает 2406, и дверь подъезда открывается. Он взбегает на свой этаж.
Ключ. Где я его прячу? Где-то у двери. Под ковриком. Он входит и запирается на все замки.
Кажется, маски рады возвращению хозяина. Только японские встречают его пугающими гримасами.
Он принимает обжигающий душ, дезинфицирует рану – на счастье, пустяковую. Стоя в банном халате, он торопливо записывает на компьютере, в папке «Мнемозина», все, что с ним стряслось, и свои соображения по этому поводу.
Что поразительно, мне трудно вспомнить недавнее прошлое, зато мне доступно множество вариантов целых жизней в самых разных местах, эпохах, ситуациях. Мои субличности.
Теперь я гораздо больше, чем просто «Рене Толедано, сын Эмиля Толедано, холостой преподаватель истории из лицея Джонни Холлидея».
111 жизней. Наиболее интересные среди них, без сомнения, первая и последняя.
Когда я был Ипполитом, Леонтиной, Зеноном, Фируном, я вел не только тяжелую, но и прискорбно тусклую жизнь.
Это признание представляется ему правдой, пускай суровой.
Все мои предки, кроме Геба, достойны жалости.
Все 111 жизней между Гебом и мной были явно ограниченными и полными неудобств. Наибольшим потенциалом обладает моя жизнь, жизнь Рене Толедано.
Теперь, имея доступ к своим прежним жизням, я достиг нового рубежа. Я знаю часть секрета, брезжащего в глубине моего подсознания. Там полно сокровищ и видимо-невидимо ловушек.
Он включает телевизор, чтобы узнать, не говорят ли о нем.
Первая тема выпуска – непрекращающиеся осадки. Все прибрежные дороги затоплены и перекрыты. Воды Сены уже полощут штаны статуи зуава на мосту Альма, поднявшись до отметки 5,2 метра. Такой высоты река достигала всего один раз, в паводок 2001 года.
Это напоминает Рене о том, что он должен найти способ спасти Атлантиду от потопа, при котором вода будет подниматься не так лениво. Но в этот раз, боясь снова застать своего партнера за интимным занятием, он терпеливо ждет, пока часы покажут 23:23.
Внезапно раздается звонок в дверь. Он видит в глазок Шоба в сопровождении двоих санитаров.
Проклятие, я оставил «Скорую» перед домом. Наверное, они отследили ее по GPS. Свалял же я дурака! Надо учиться быть более осмотрительным беглецом.
Снова звонок. Один из санитаров пытается выбить дверь плечом.
Учитель истории хватает рюкзак, бросает туда компьютер, смену белья, туалетный набор, забирает с письменного стола деньги и перебирается по балкону в смежное здание. На счастье, из-за жары там открыто окно. Он сталкивается нос к носу с жильцом.
– Что вам здесь надо? Кто вы? – кричит тот.
– Сосед из-за стены. Я потерял ключи, вот и приходится… – импровизирует он.
Жилец не понимает, что к чему, но его убеждает тон Рене, он не принимает его за вора и не намерен вступать в драку. Пересекая комнату, Рене прибегает к системе «3+1».
– Помните ремонт фасадов пару месяцев назад?
– Помню.
– Помните, из-за лесов было не продохнуть от пыли?
– Еще бы!
– Помните, как все дрожали, боясь ограбления?
– Было дело…
– Вот поэтому я здесь, – завершает он свою цепочку, не очень заботясь о логике.
Сосед ломает голову, что здесь общего, ничего не может придумать и приходит к выводу, что ему просто недостает ума. Он не мешает Рене преодолеть просторную квартиру и выйти через черный ход. Рене спускается по узкой лестнице.
Внизу он борется с соблазном сесть в свою машину.
Если Шоб обратился в полицию, то меня поймают по номерному знаку.
Из осторожности он останавливает такси.
– Вам куда, мсье?
– Как можно дальше, все время прямо.
Водитель удивлен, но делает, как ему говорят.
В скольких прежних жизнях я спасался поспешным бегством? В скольких жизнях находил убежище или союзника-спасителя?
Он раздумывает, кто бы мог его спасти. Родня исключается.
Мама умерла, папа не дружит с головой.
Он подключает ноутбук к Wi-Fi такси и звонит Элоди.
– Это я, Элоди… Ты мне нужна. Домой мне нельзя. Можешь меня приютить?
– Рене! Что ты натворил? Я узнала, что ты сбежал из психиатрической лечебницы.
– Мне не понравилось меню на ужин, – шутит он, чтобы взбодриться.
– Ты должен сдаться!
– Ты сможешь меня спрятать хотя бы на один день?
– Это только усугубит твое положение. Ты болен, Рене, тебе надо лечиться. Разгром больницы учинили сидящие у тебя внутри личности, они бесконтрольно вырываются наружу.
– Разгром больницы? О чем ты?
– О пожаре, который ты там устроил! Мне звонил Шоб, он сказал, что ты взбесился, не выдержал его лечения.
– Умоляю, Элоди, помоги мне. Кроме тебя, у меня никого нет.
– Ты не должен убегать, Рене. Иди в ближайшее отделение полиции. Я забочусь о твоем благе. Все еще может устроиться. Если ты будешь упорствовать, то твоя душевная болезнь усугубится. Твой бред об Атлантиде ухудшится, ты больше не сможешь его контролировать. Целостность памяти и невосприимчивость к миру иллюзий – это то, что сохраняет наш разум, Рене. А ты болен.
– Мне доступны скрытые во мне множественные воспоминания, никакая это не болезнь.
– Болезнь, называется шизофрения.
– А по-моему, это расширение сознания. Я открыл новую дверь восприятия, это то, о чем писал Олдос Хаксли и что вдохновило Джима Моррисона назвать группу «Дорз»[11].
– Ты шутишь? Пережитое тобой в «Ящике Пандоры» – новая дверь восприятия? Ты совсем запутался.
– Я понял, кем был, прежде чем стать собой.
– Это извращение, субличности, которые надо обуздывать. Человек рождается, чтобы прожить одну жизнь, иметь одну память, одно целостное сознание, одно осязаемое и осознаваемое пространство-время. ЖИВИ В РЕАЛЬНОСТИ, РЕНЕ! КОНЧАЙ СВОЙ БРЕД! ТЫ РЕНЕ ТОЛЕДАНО, ТОЛЬКО ОН!
Ей не понять. Мне ее не убедить, она глуха к голосу разума. Попробую надавить на чувства.
– Ты мне нужна, Элоди. Пожалуйста. Не осуждай меня, лучше помоги.
– Лучшая помощь – убедить, что тебе надо лечиться.
– Ответь на один вопрос: можно мне прямо сейчас к тебе приехать?
Но она не отвечает, а настаивает на своем:
– Я засвидетельствую, что ты был травмирован при неудачном сеансе гипноза. Скажу, что сама во всем виновата, это я тебя затащила в театр на барже, не подумав, к чему это может привести.
– Ты не можешь просто взять и поверить мне?
– Ты убил человека и поджег больницу. Там могут быть раненые. Тут есть простор для защиты, моя знакомая-адвокат тебе поможет, но для этого ты должен сдаться. Сдайся, умоляю! Бегством ты усугубляешь свою вину.
Рене уже колеблется.
Всегда остается возможность пойти путем смирения. Отказаться. Опустить руки. Прекратить борьбу. Во многих своих жизнях я избирал этот путь, но результаты оказывались неубедительными.
– Что ж, я считал тебя другом, а ты отказываешься мне помочь?
– Да, и именно потому, что я тебе друг.
Он отключает связь и называет таксисту адрес клиники «Бабочки».
«ВСЕ – ПАМЯТЬ».
Примерно в 10 вечера он переступает порог учреждения и, никем не остановленный, направляется в жилой отсек. Несколько блуждающих в коридоре бедолаг просят его помочь найти их комнаты, но он не замедляет шага.
Отца он застает за просмотром телепрограммы о мировых заговорах. Транслируется сюжет о том, что человек никогда не бывал на Луне. Доводы следующие: тень флага отклоняется от тени астронавта; свидетельства близких Стенли Кубрика. На этих основаниях ставится под сомнение прилунение в 1969 году.
С одной стороны, мелкие фейк-ньюс политиков, с другой – крупные фейк-ньюс, изготовляемые злоумышленниками для манипулирования толпами.
Эмиль не слышит, как он входит.
– Добрый вечер.
– Время ужина? – спрашивает старик, не оборачиваясь.
– Это я, – говорит Рене и закрывает дверь.
– Кто вы? Мы знакомы? – недоверчиво спрашивает старик.
Рене чувствует, что надо очень быстро найти ответ. Он вспоминает слова врача о том, что для воздействия на память нужно вызывать эмоции.
Какую наиболее сильную эмоцию может испытать мой отец, учитывая, что он все забыл?