Они причаливают в небольшом порту. Таможенник требует у них паспорта и намерен осмотреть яхту. Опал предлагает ему 100 евро. Египтянин морщится.
– Решили меня подкупить? – возмущается он на прекрасном английском.
Рене добавляет еще триста.
– Вы усугубляете свое положение, сейчас я приведу сослуживцев, и мы обыщем вашу крайне подозрительную яхту. Наркотики? Спиртное? Сигареты? Вы преступники?
Но Опал догадывается положить ему на плечо руку.
– Нет, вы этого не сделаете, – говорит она, глядя ему в глаза своим зелеными глазищами.
– Это почему же?
– Потому что вы устали. Очень устали.
– Вовсе нет.
– Вы утомлены, обессилены. Наверное, у вас тяжелая работа. Вам нужны силы. Я вам помогу. Полюбуйтесь на мой кулон, он всех расслабляет.
Таможенник не намерен менять свой враждебный тон на дружелюбный, но любопытство берет верх, и он заглядывает в ее глубокое декольте.
– Не сводите с него глаз, он хорошо на вас подействует.
Она снимает кулон – дельфинчика из ляпис-лазури – и покачивает им, как маятником.
– Смотрите на дельфинчика не отрываясь. Он вас завораживает, наполняет энергией. Вы впускаете его в себя. Несмотря на растущую усталость, вы пристально сморите на дельфина. Теперь я разрешаю вам сделать то, чего вам больше всего хочется: опустить веки.
Он повинуется.
– Слушайте меня хорошенько, мой голос – единственный звук, который вы слышите, он вами руководит. Пусть он укажет вам, как поступить. Вы скажете сослуживцам, что с этой яхтой все в порядке, не так ли?
– Да.
– Если вы сделаете то, о чем я вас попросила, то будете счастливы. Но сначала вы закончите с нами все административные формальности.
Таможенник соглашается.
– Благодаря этому все в вашей жизни наладится. А если вы нас предадите, то не будете знать ничего, кроме бед. Вы серьезно заболеете, вам изменит удача, вас никто не будет любить. Вы этого хотите?
– Нет, не хочу.
– Выбор за вами. Делайте то, что лучше для вас. На счет три вы откроете глаза и почувствуете себя прекрасно. Вашим единственным желанием будет упростить жизнь и нам. 1… 2… 3.
Она щелкает пальцами. У таможенника такой вид, будто он только что понял что-то крайне важное.
После ухода растерянного таможенника Рене обращается к Опал с вопросом:
– Можете объяснить, как действуют эти ваши впечатляющие пассы?
Опал продолжает ликбез:
– Представим, что в нашем мозгу сидит дирижер оркестра. Гипноз позволяет предложить этому дирижеру передышку. Достаточно сделать это учтиво, чтобы он согласился, не считая, что его прогоняют. Он должен сохранять уверенность. Мы занимаем место дирижера и начинаем управлять всеми музыкантами совсем по-другому. Таков принцип «предложение-согласие». После ухода дирижера можно предложить музыкантам исполнить не ту мелодию, к которой они привыкли.
– Разве можно идти наперекор воле гипнотизируемого?
– Нет. Надо, чтобы человек захотел гипноза или хотя бы не возражал. Потом надо предложить ему приемлемые вещи. Вряд ли я могла бы потребовать, чтобы таможенник разделся догола. Это вступило бы в конфликт с внушенной ему родителями стыдливостью. Ни в коем случае нельзя противоречить глубинным ценностям личности. Наоборот, надо вести ее в том направлении, в котором она, сама того не зная, хочет двинуться. Делаем отсюда ноги, хватит с меня моря, хочу на сушу.
Прикинувшись европейскими туристами, пара идет в городок, не принадлежащий к главным туристическим центрам страны и больше ценимый самими египтянами, чем людьми с Запада.
Их мигом окружает ребятня, чтобы клянчить деньги, попутно пытаясь продать путеводители и блестящие пирамидки.
– Евро, евро! – галдят они.
Двое французов дают им немного денег, отчего детская стая вырастает в несколько раз. Они покупают путеводитель и селятся в современном приморском отеле Beau Site. Отель стерегут вооруженные солдаты и танкетка. Чтобы пройти в туристическую зону, надо преодолеть контрольно-пропускной пункт, но документов никто не требует, достаточно туристического вида и соответствующей одежды.
В отеле они наконец-то переночуют с удобствами. Beau Site – большое U-образное сооружение, с выходом на собственный пляж с пальмами.
Французы заносят в номер вещи, принимают душ и идут ужинать в ресторан «Панорама» с морским видом. Заказав два кускуса с овощами и узнав, что в ресторане подают вино, они расслабляются. Рене листает туристический путеводитель.
Одна страничка посвящена истории городка.
– Мерса-Матрух существовал еще в античном Египте. Александр Великий назвал его Амунией, римляне переименовали в Параэтониум. Здесь встретились Антоний и Клеопатра, здесь началась их идиллия.
Мне тоже хотелось бы начать здесь идиллию с вами.
– Хватит истории! Каков ваш дальнейший план?
– Я направлю Геба сюда. Потом я уговорю атлантов основать колонию.
– Разве наше присутствие здесь что-то изменит? Вы могли бы заняться этим, находясь где угодно.
– Я хочу предложить Гебу оставить в определенном месте неоспоримое материальное свидетельство их существования. Если бы я просто определил его на карте или в интернете, то мы не могли бы ни сориентироваться на местности, ни самостоятельно обнаружить это свидетельство.
– Пока что его не существует?
– Геб должен его изготовить. Сегодня вечером я с ним об этом поговорю.
– Это и был ваш план с самого начала?
– Я бы не мог оставаться во Франции, там я очутился бы в тюрьме или, того хуже, снова в лапах у Шоба.
Он содрогается при воспоминаниях о том, что с ним проделывал психиатр-извращенец. За кускусом он старается выбросить из головы эти картины.
– Я вас не понимаю, Опал. Вы все бросили, чтобы последовать за мной, рискуя обвинением в сообщничестве. Так вы можете всего лишиться.
– Ладно, скажу вам правду: во-первых, я, как вы знаете, убеждена, что тоже была атланткой; во-вторых, я считаю, что мы уже встречались раньше и что с вами я сделаю много важного; и, в-третьих, я твердо знаю, что эту проклятую дверь в мое бессознательное сможете открыть только вы.
Официант приносит бутылку египетского вина Kouroum de Nile. Рене посещает новая мысль:
– Вы говорили, что на самом деле вы не та, кем себя считаете. А вы сможете вспомнить, кто вы?
– Что вы хотите этим сказать?
– Это ваша ключевая фраза. Возможно, она и есть ключ к разблокировке.
– Не понимаю.
– Возможно, вы утаили от меня ваше истинное прошлое.
– Я говорила, что у меня гипермнезия, я помню все мелочи.
– Что-то вы могли забыть. Все мы – пленники истории, которую рассказываем себе о себе же. Даже если она ложная.
– Прошлое, о котором я вам поведала, – правда.
– «Ваша» правда. Вот вы сказали, что у вас было чудесное детство, прекрасные, любящие родители. Что-то я сомневаюсь. Вдруг ваше счастливое детство, которое вы так хорошо «помните», окружено ложью?
Он наливает ей полный бокал. Она показывает жестом, что не хочет вина.
– Выпейте.
– Не буду.
– Для вас это лекарство. In vino veritas. Истина в вине. Вы все время себя контролируете, за все наше знакомство я ни разу не видел, чтобы вы пили больше бокала. Похоже, вы боитесь полностью расслабиться.
Ее взгляд меняется, она тяжело вздыхает, медленно выдыхает.
– Не люблю перебирать, вот и все.
– Боитесь потерять контроль? Ответьте на вопрос: что вас пугает, Опал? Вы сами сказали, что считаете меня единственным, кто может вас разблокировать. Доверьтесь мне, это просто полезная химия, не так ли?
Азы нейролингвистического программирования: пользоваться словами-паразитами своего визави, чтобы он бессознательно уверился в вашем сходстве.
Опал соглашается пригубить вина.
– Еще. Хочу вас напоить.
– Почему вы сами не пьете?
– Врачу необязательно принимать лекарство, которое он прописывает, – изворачивается он.
Она делает еще несколько глотков. После необходимой, по мнению Рене, дозы Опал с трудом удерживается от смеха.
– Кажется, я уже навеселе. Вы этого хотели?
– Именно. Теперь я буду спрашивать, отвечайте не думая.
Он берет ее за обе руки и сильно сжимает.
– Закройте глаза.
Она невольно прыскает и подчиняется.
– Какое первое плохое воспоминание о детстве приходит вам в голову?
Она резко открывает глаза.
– Вы хотите разблокировать прошлое или нет? – строго спрашивает он.
Она опять закрывает глаза.
– Это тот день, когда…
Она морщится.
– Я в школьном дворе… Мне лет восемь. Ко мне подходит девочка. Она жмется, как будто меня побаивается. Потом вдруг дает мне пощечину и кричит…
Опал трудно договорить.
– Ну?!
– ГРЯЗНАЯ РЫЖАЯ ВОНЮЧКА!
Она кривится, словно оскорбление прозвучало снова.
– Все девчонки вокруг смеются надо мной и хлопают в ладоши. Видимо, она сделала это на спор: «Спорим, я ударю Опал и обзову ее?»
– Как вы отреагировали?
– Я за ней гонюсь. Чтобы дать сдачи. Я бешусь, реву, не могу ее догнать. Весь двор видит эту погоню и потешается надо мной. Потом…
Она прерывается, не договорив.
– Что было потом?
Опал молчит, он снова наполняет ее бокал. Она сидит с закрытыми глазами, поэтому он осторожно подносит к ее губам бокал и вливает вино ей в рот.
На них начинают обращать внимание.
– Опал, расскажите мне, что было дальше.
– Дальше звонок, мы бежим на урок. Я никак не переживу удар и оскорбление. Я чувствую, что на меня все смотрят, все довольны, как будто ей хватило храбрости сказать то, что у всех на уме. Я плачу, задыхаюсь, учитель спрашивает, что случилось, я не отвечаю. Мой сосед по парте говорит: «Виолен назвала Опал грязной рыжей вонючкой, мсье». Класс опять покатывается со смеху. Виолен вскакивает и делает победный жест, показывая, что добилась своего, как тореро, воткнувший в быка бандерилью, только бык – я. «Всем успокоиться, – говорит учитель. – А ты, Опал, либо прекрати реветь, либо выйди из класса». Он говорит это так, словно провинилась я. Но я не могу п