Собранные деньги будут положены на особый счет в банке компании и заморожены там до того неизбежного дня, когда Верна Инниса не станет.
Не успела Лиз во всех деталях изложить свой план, как Лу уже готов был подписаться под каждым ее словом. Его не нужно было долго убеждать. Особенно если речь шла о Лиз. Ее тщательность в составлении плана и предусмотрительность были просто замечательны, как впрочем и тот такт, с которым она говорила о неминуемой тяжелой утрате, которую должна будет понести бедная Урсула.
– На меня это произвело огромное впечатление, Лиз, – сказал Лу, отхлебывая из своего бокала. – Единственное… мне стыдно, что я слепо ждал того момента, когда ты скажешь мне о том, о чем я сам давно уже должен был подумать.
– Не вини себя ни в чем, – мягко заверила его Лиз. – У тебя и так голова загружена разными делами. Ты не можешь просто охватить все сразу. Кто-то должен тебе помогать.
Наступила пауза.
– Как все это ужасно, – проговорила она, сцепив руки замком вокруг сведенных коленей. – Верн – один из лучших людей, которых я знала в своей жизни.
– Да… Да, ты права… – нехотя продолжал эту тему Лу. Он был безнадежно отравлен той атмосферой, которую она создала вокруг него. Еще когда он только входил в двери ее квартиры, у него уже захватило дух от взгляда на Лиз. А теперь ее поведение, внешне такое серьезное и печальное, наполненное убаюкивающей теплотой, мягкостью и естественное во всех мелочах, разрушало последние бастионы его внутреннего сопротивления ей и ее влиянию.
Неужели она так слепа и совершенно не замечает того, что он ведет с собой поистине смертельную схватку?!
Они поговорили еще некоторое время. Общая тема была только одна: смерть Верна и вдовство Урсулы. Они обсасывали эту тему со всех сторон, неминуемо приближаясь к тому моменту, когда их беседа станет уже просто нарочитой и потому неприличной. Внутренний настрой Лу уже находил свое внешнее выражение под ширинкой. Ему было дико стыдно, что он думает только о сексе, в то время как эта святая девушка скорбит о проблеме Урсулы Иннис. А ведь Верн еще друг ему! Как он так может?!
Надо же! В какое идиотское положение он попал. В таких обстоятельствах он наплевал на все и отдался своему неуемному возбуждению!
Наконец, когда он понял, что еще минута и он окончательно потеряет контроль над собой, Лу поднялся с дивана и направился к выходу.
– Ладно, – сказал он сдавленно. – Я очень ценю то, что ты догадалась подумать об этом заранее, Лиз. Конечно, это должен был быть я, как друг и… Но мне очень приятно, что у меня есть такие помощники.
– Не благодари меня, – улыбнулась она. – Правда, не за что.
На этот раз она подала ему плащ, не распахивая его. Он вспомнил о своем прошлом посещении ее дома, когда она, провожая его, надела на него плащ как жена… Сердце у него упало.
Он приоткрыл дверь ее квартиры на несколько дюймов и, держа руку на ручке, обернулся к ней.
– Без Верна мне будет очень одиноко, – проговорил он.
– Он хороший друг.
Она стояла совсем близко к нему, видно, уже готовая проводить его взглядом по коридору лестничной площадки к пролету. В ее глазах после его слов что-то определенно изменилось. Напряженный до предела Лу заметил это. Он готов был поклясться, что в ее глазах что-то изменилось, потому что сейчас он был в положении утопающего, а эта перемена во взгляде была его соломинкой… Ему показалось, что ее тело, покачивающееся на носках ступней, зовет его назад в комнату, просит его оставить дверь в покое. Ее светлая одежда изумительно контрастировала с полутемной прихожей. Она казалась ему ангелом, спустившимся с небес, чтобы забрать его душу и отнести ее в рай.
– Одиночество, – тихо проговорила она чуть неровным голосом. – Я знаю, что это означает…
В ее вроде бы самых обычных словах содержалось что-то такое, что парализовало движение крови в жилах Лу! Это был явный намек!.. Черт возьми!
Дверь закрылась на дюйм, потом еще на два…
– Жизнь может выкидывать с человеком разные поганые штуки, – дрогнувшим голосом проговорил Лу. – На месте Верна мог быть любой из нас.
Как неуместно, Господи! Кто его за язык дергал! Только бы это не помешало…
И снова Лу, как и три недели назад, на этом самом месте, овладело безумие страсти. Только на этот раз не было никакой возможности противостоять этому безумию. Он решительно не знал, где взять силы, чтобы выйти из этой квартиры.
– Лиз, – начал он дрожащим голосом. – Я… Понимаешь, я очень… Не знаю…
Она прикоснулась пальчиком к его губам, и он замолк. Затем, к его несказанному облегчению, дверь, руку с которой он уже давно убрал, от сквозняка на лестничной площадке стала закрываться и, наконец, щелкнул замок.
Итак, сама судьба замуровала его с ней в этой волшебной квартире.
– Ш-ш! – произнесла она тихо. – Не надо слов.
Ее руки опустились на воротник его куртки, и она стала медленно отступать обратно в квартиру, мягко увлекая его за собой. Он шел, словно лунатик, ничего не чувствуя, не соображая и видя перед собой только ее полные изумительной формы губы, изогнувшиеся в нежной улыбке.
Он попытался склониться к ней и поцеловать ее, но она не дала ему сделать это, отклонившись головой назад и продолжая отходить в глубь квартиры. Он побагровел от дикого смущения и напряжения, а она только еще шире улыбнулась. Он безвольно шел за ней и ждал, пока ему позволят прикоснуться к ней. Видя ее улыбку, он также попытался улыбнуться, но у него вышла лишь жалкая гримаса. Он изнывал от желания.
Наконец, когда они ступили на самый центр ковра в комнате, она остановилась. Он тут же притянул ее к себе и жадно поцеловал в полураскрытые губы. Нежный, пытливый язычок, вкус которого он помнил все эти три недели, вновь погрузился в его рот. Ее ласки были умопомрачительны, они разожгли в брюках Лу настоящий пожар. Ее руки покоились у него на плечах. Она подалась всем телом вперед и прижалась бедрами к его пышущему жаром, вздувшемуся бугру под ширинкой.
Они целовались, чуть покачиваясь, в полутемной комнате.
То, что случилось затем, было величайшей кульминацией экстаза и раем, о которых он и мечтать не смел всю свою жизнь. Она вела себя очень мягко и даже застенчиво. Движения ее были робки и как бы несмелы. Она позволяла ему целовать ее снова и снова, касаться ее тела во все новых местах. Она позволяла ему быть активным, хотя ясно было, что каждое его движение предопределено и санкционировано исключительно его неотразимой искусительницей.
Лишь благодаря ее намеку на разрешение он смог опустить свои руки вдоль ее спины, обхватить ладонями ее маленькие ягодицы и прижать ее бедра плотнее к своему разгоряченному, набухшему члену. Лишь благодаря ее тихому вздоху он посмел взяться за пуговицы ее блузки. Лишь благодаря ее томному взгляду полузакрытых глаз он смог понять, что ему разрешается расстегнуть ее. В следующее мгновение ее полные, великолепной формы груди показались из разреза блузки, словно запретные плоды. Лишь благодаря ее изогнутой спине, он понял, что ему позволено покрыть их поцелуями, вкусить сладость твердых небольших сосков. Это привело его в небывалый экстаз.
Она контролировала каждое его движение, каждое его прикосновение к своему телу. Она делала это изобретательно и непринужденно. То вздохом, то подрагиванием ресниц, то ответным поцелуем, то тихим стоном удовольствия. Это были санкции на снятие с нее очередного предмета одежды. Вслед за брюками и блузкой, на пол полетел бюстгальтер. Она оставалась лишь в трусиках, а он был все еще полностью одет. Его рубашка и галстук пребывали в беспорядке, член горел между ног.
Он чувствовал себя ее рабом. Держа ее руками за ягодицы, целуя ее живот, пупок и бедра, он зачарованно смотрел на чуть вздувшийся бугорок, закрытый от него тонкой тканью трусиков.
Последние остатки мужества покинули его. У него не хватало решимости снять трусики, даже дотронуться до них. Он был уверен, что она, как и в прошлый раз, скажет коротко: «Нет!» Он знал, что она остановит его в самый последний момент. Нет, это уже слишком! Он предчувствовал то смущение… Да что там смущение! Шок, который ему доведется испытать после ее отказа. Он знал, что не переживет этого. С ним случится удар, он был в этом уверен…
Но вдруг он почувствовал, как легкая дрожь пробежала по ее бедрам и животу, к которому он припадал губами. Затем – к его великому облегчению – он услышал тихий стон, вырвавшийся из ее губ. Бугорок, закрытый от него тонкой тканью, которая потемнела от влаги, заметно взбух. Заметно, ибо он не спускал с него отчаянного взгляда. Это все могло говорить только об одном – о глубочайшем женском желании.
Не помня себя, он резко рванул трусики вниз и зарылся лицом в светло-коричневую поросль между ее ногами, коснувшись ртом самой ее сердцевины…
Всякие остатки разума и рассудка были сметены без следа нахлынувшей волной всепожирающей страсти.
Лу позднее не мог в точности восстановить всю последовательность событий. Он не помнил точно, как она помогла ему раздеться, как он нес ее в спальню и положил на кровать рядом с собой. Зато он помнил, как отклонился и замер, взглянув на нее, растянувшуюся на белоснежной простыне. Это была воистину богиня! Каждый изгиб ее божественного тела ласкал его взгляд. Он не мог отвести зачарованного взгляда от икр ее ног, от нежных ляжек, женских бедер, ложбинки под пупком, роскошных грудей, соски которых смотрели в разные стороны.
И тем не менее во всей своей наготе она ухитрилась полностью сохранить собственное достоинство вкупе с какой-то девичьей невинностью. Она и дальше контролировала все сама, благосклонно разрешая Лу совершать дальнейшие маневры. Он думал, что все делает он сам. На самом же деле ничто не могло быть более далекого от истины, чем эта его уверенность.
Наконец, она широко развела свои великолепные ноги, как бы приглашая его закончить с любовными прелюдиями и перейти к кульминационной части акта. Он входил в нее с наслаждением. Его не нужно было уговаривать или просить дважды. Подсознательно он чувствовал, что это что-то вроде ловушки, но, позабыв обо всем, он всем сердцем, всем своим существом рвался туда. Войдя в нее, он погрузился в несказанный, волшебный мир неги и наслаждения. В его жизни еще не было события, которое бы равнялось этому по накалу страстей, по напряжению, наконец, по уровню испытанного счастья. Ему казалось, что в мире нет ничего прекраснее томного лона Лиз, в которое она дозволила ему погрузить его горящий мужской орган. Она пригласила его в самую дальнюю свою, глубину, в святое место.