У нее маленькая красная «мазда». У одного парня в школе была такая же «мазда». Мы часто трахались на заднем сиденье. Радости было мало. Там было неудобно. Эта девица слишком высокая. Руль станет мешать.
Но она просто ведет машину, не переставая касаться меня. И то, и другое делает умело.
— Я не могу дождаться, Лори, просто не могу.
Ее дыхание учащается. Она гонит машину так, что выскакивает на встречную полосу.
— Не бойся, я знаю, что делаю. Я вообще могу быть каскадером.
Не надо говорить мне о каскадерах, я знаю про них все.
Мы приезжаем к ней домой. Здание пахнет, как старые бабульки. Я замерзла и не понимаю, какого черта здесь делаю. Трой, найди меня, приди и стукни в дверь, как ты делал это всегда, забери меня отсюда.
Мы поднимаемся по лестнице. Она вводит меня в свою квартиру. Это просто страница журнала «Красота вашего дома». Не выбраться из этих свечек и веночков.
— Тебе нравится, Лори? Мне так хочется, чтобы тебе здесь понравилось.
Еще немного таблеток, в этот раз с серебряного подноса.
Я отправляюсь в путешествие в страну-видение. Несусь в машине вверх-вниз по радуге. По обеим сторонам стеклянное ограждение, надо бы аккуратнее вести машину. И я могла бы стать каскадером. Я мчусь все быстрее, съезжаю с рельсов. Врезаюсь в стекло, оно разбивается вдребезги. Как здорово, это совсем не больно. Кровь хлещет волнами, а когда я сгибаю ногу, из раны вылетают кровавые узоры. Я гидрант, приходят люди и танцуют в моей крови.
Она улыбается, гладит меня по голове:
— Понравилось путешествие?
Я плачу. Она так добра. Мать никогда меня так не гладила.
Она гладит и гладит меня, голову, плечи, потом ниже, еще ниже.
В спальне у нее все простыни одного цвета.
Поначалу все это ничего, но потом я прихожу в себя. Мне не нравится, я не хочу. Я хочу Троя. Она продолжает, она стонет. Все это была ложь, она обещала, что заставит меня забыть, но я все еще помню, я помню все.
Но сил нет противиться, надо через это пройти.
Серое, затхлое утро. Она лежит рядом со мной, улыбаясь во сне. У нее большие старушечьи груди. Смятая постель, шорохи, словно шепот. Надо выбираться отсюда.
Я одеваюсь. Стараюсь все делать бесшумно. Вдыхаю этот запах, запах ее духов, этой отвратной квартиры, ее веночков.
Перед тем как уйти, останавливаюсь у постели, смотрю на нее. Что ж, она старалась, надо отдать ей должное.
Она поворачивается, но я не хочу ее будить, не хочу видеть ее глаза. Я даже имени ее не помню. По дороге к выходу прихватываю пепельницу.
Лори, возьми трубку, если ты там. Тебя, кажется, нет. Я просто хочу сказать, что возвращаюсь завтра днем. Надеюсь, все в порядке.
В четверг днем еду к ее дому. Оставляю машину за углом, сама прячусь в кустах. В два часа ее еще нет. Я ухожу и возвращаюсь через час.
В четверть пятого они подъезжают. У машины поднят верх. Трой со смехом убирает руки с руля, вся улица в его распоряжении. На заднем сиденье куча пакетов, сани Деда Мороза, да и только. Я вижу там его чемодан, тот самый, который купила ему для нашей поездки в Мексику. Не может быть, чтобы он взял его и уехал с ней. Мне хочется схватить этот чемодан и бить Троя по башке, бить и бить, пока он не свалится замертво.
Он останавливается, заглушает мотор. Они смеются, она шутливо бьет его по плечу, и он ее целует.
Поворачиваюсь и иду прочь.
Я звоню ему, не могу удержаться. Ненавижу себя, но все равно звоню. Слезы текут по трубке, я слушаю бесконечные звонки. Наконец он подходит к телефону. Я знаю, что он знает — это я.
Я не задаю никаких вопросов, не спрашиваю, где он был. Мне просто нужно поговорить с ним. Немедленно. Я сейчас совершенно спокойна, никаких слез. Он говорит, что занят, что сейчас ему неудобно, он позвонит мне вечером, а завтра, возможно, мы встретимся.
Отлично, соглашаюсь я, ты совершенно прав, так будет лучше.
Мне хватает десяти минут, чтобы оказаться у его дверей. Если он увидит меня снова, увидит мое лицо, ее чары развеются, я знаю, у нее не хватит сил удержать его. Я стучу в дверь, стучу без остановки, я готова стучать до утра, пока он не откроет.
Я слышу его шаги. Он медленно открывает, он знает, кто там.
— Зачем ты пришла? Я же сказал тебе, что сейчас мне неудобно.
Я стою перед ним, но это не меняет его нисколько.
Его квартира в полном беспорядке. Он распаковывает вещи. Повсюду разложена одежда. На кровати новая рубашка, синяя шелковая рубашка. Это она ему купила, и я эту рубашку ненавижу.
Что-то изменилось здесь. Раньше это был мой дом, а теперь нет. Я сажусь в кожаное кресло. Это его кресло, не мое. Нам надо поговорить, твержу я ему.
Он театрально разводит руками, будто персонаж в «Крестном отце».
— Что ты от меня хочешь? — Он чуть улыбается. — Лори, все кончено.
— Не для меня.
Трой встает и начинает ходить по комнате. Как же он красив, думаю. Других мыслей у меня нет.
Он запускает руки в волосы.
— Прости меня, Лори, но я столько думал и решил, что нам надо покончить с этим.
А он тренировался. Пока ехал с ней в машине, проговаривал про себя эти слова.
— Какая же ты сволочь, — говорю я.
Он вздыхает.
Я смотрю на него, такого незнакомого. Десять дней назад он рыдал у моих дверей, он жить не мог без меня. Что же случилось, что такого она ему сказала, что сделала с ним?
— Разве ты не понимаешь, что мы не подходим друг другу?
Я возила его в больницу, когда его избили, отдавала свою зарплату, чтобы он смог купить новую одежду, убирала за ним блевотину каждый раз, когда он нажирался, как свинья. А сейчас выясняется, что я больше ему не подхожу.
— А она подходит? Она тебе подходит?
— Да, — отвечает он.
— Ты спятил, — бросаю я. — Я тебя знаю. Она тебе надоест. И двух недель не пройдет, как ты вернешься.
— Прости, Лори. Но я не вернусь.
Я плачу. Что я сделала, спрашиваю, что натворила, чтобы заслужить такое?
Он отворачивается:
— Ты слишком много от меня хочешь.
Комнату начинает заливать красным. Сначала ковер, потом стены, потом стол, посуду, карандаш у телефона. Вот и Трой стал совершенно красным, словно его окунули в кровь.
Убить. Убить его.
— А она? Она не хочет от тебя слишком много?
Он пожимает плечами:
— Наверное, хочет. Но разница в том, что я хочу ей это дать.
У меня вырывается истошный крик, я словно джинн, выпущенный из бутылки, несусь по комнате, срываю картины, переворачиваю столы. Сейчас и я красная, я стала членом клуба, все руки у меня в крови. Все, все собрать в кучу на полу, сжечь весь тот ужас, о котором он мне только что наговорил, сжечь его в куче сломанного барахла, чтобы никто не отыскал.
Трой не шевелится, не пытается меня остановить, он просто стоит и смотрит. Я все таскаю и таскаю вещи, разбиваю все, что осталось, но он молчит, и весь этот погром становится бессмысленным.
Я останавливаюсь. Стою неподвижно и смотрю на него. В его глазах участие. Доброта. Он жалеет меня.
— Прости, Лори. Но я просто не хочу этого больше. Пожалей себя и поверь мне.
Его голос, он просто убивает меня. Я действительно ему верю.
Он ведет меня к двери, открывает ее. Кладет руки мне на плечи. Наклоняется. Целует на прощанье в щеку.
Я еще там, все еще с ним, еще одно мгновение. И вот я уже одна, за дверью.
Когда я была ребенком, то думала, что смерть — это стена. Я представляла себе очень большую стену. И вот она передо мной. Это смерть.
Я не знаю, как это случилось, почему все пошло прахом.
Мне нельзя тут оставаться. Я сдаюсь. Я и представить не могла, что такое может случиться. Все, что было, не считается, это из прошлой жизни. А сейчас мы у стены.
За несколько минут укладываю вещи. Забавно, но мне ничего не хочется забирать. В последний раз закутываю в шарф телевизор, кладу на кровать платье от «Прада», сверху — «Оскара», взятого у Джина. Пусть себе лежат и покрываются плесенью, я не хочу здесь больше ничего.
Сажусь в машину. Куда ехать? В Сиэтл, наверное, остановиться у Сюзанны. А может, и не стоит в такую даль. Да какая разница, куда?
Проезжаю по улице, где живет мать. Надо бы сказать ей, что уезжаю. Притормаживаю, а потом жму на газ. Я не могу, я больше не хочу ее видеть. Никогда. В зеркало заднего вида я вижу, как весь дом рассыпается в прах. И мать в халате, стоящую посреди гостиной.
Вверх по бульвару Сансет, мимо всех знакомых мест, через все жизни, которые я прожила.
Я приезжаю в офис. Вспоминаю, как я впервые увидела объявление в «Вэрайети». Требуется помощница в актерское агентство.
Я рано встала в день собеседования, перемерила свои наряды, все казалось неподходящим. Взяла деньги из кошелька у матери и поехала в «Мэйси». Купила там блузку и короткую юбку. Дрожа, накрасилась, я так хотела эту работу.
Я подъехала к зданию, увидела объявление на стоянке «Только для арендаторов». Пообещала себе, что в один прекрасный день стану арендатором. Репетирую улыбки, все, что нужно сказать, чтобы получить работу. Список имен на двери. «Агентство Джина Брауна». Набираю в грудь побольше воздуха и звоню.
Это должно было стать началом всего.
Мисс Ящик еще не приехала. Ставлю машину на ее место. Иду в офис, прибираю на своем столе, проверяю входящую информацию на компьютере, факсы от «Свитс Продакшн».
Собираю все со стола, его содержимое всегда влезало в один пакет. Иду в ее кабинет, открываю все ящики стола. Нахожу там ее фотографии и беру одну.
Пишу записку: «С меня хватит, я ухожу».
Стоя у двери, последний раз оглядываю помещение.
В холле раздается чей-то голос:
— Прошу прощения, могу я поговорить с вами одну минуту?
Это Джон Брэдшоу.
— Я полагаю, вы встречаетесь с мисс Браун.
Другой голос отвечает. Это Трой.
— Да, у вас совершенно точные сведения.
Он весел.
Я стараюсь не дышать.