До прихода сменщиков оставалось еще много часов, свет в туннеле насторожил Никиту, Максим только безразлично покосился в эту сторону и продолжил разглядывать приводное устройство гермоворот, пытаясь понять, что для чего нужно и как приводить в действие этот механизм. Спрашивать у напарника было неинтересно, хотелось догадаться самому, правда, проверить догадки вряд ли получится. А свет… Ну и пусть себе светит, кто-то идет, что может угрожать со стороны станции, охраняемой лучшими войсками Полиса? Никита сначала привстал, разглядывая неторопливо бредущего вдоль стены посетителя с фонариком, потом увидел, что тот одет в длинный серый халат. Нечасто на этот блокпост наведывались брамины, поэтому он оглянулся на напарника и пнул ногой ящик, на котором сидел Максим.
– Чего тебе… Семен Михайлович?! А вам тут что понадобилось? – удивился Макс.
Почему-то имя-отчество очень быстро всплыло в памяти, хоть он видел учителя молодых адептов только один раз.
– Вот решил посмотреть, как ты тут устроился.
– Вы бы лучше к Ильину зашли, – буркнул Максим. Посетителей он не ждал, хоть и было приятно небольшое разнообразие.
– И к нему заходил, ничего хорошего мне там не сказали. Но и плохого тоже. Состояние стабильное, пока тяжелое. При большой потере крови такое бывает, переливание ему сделали, хоть это, слава богу, здесь доступно, оборудование имеется, и доноры найдутся. Сам тоже навещай, в пределах Полиса тебе передвигаться не запрещено.
– А полковник сказал, чтобы я с Александровского сада не высовывался.
– Попробуй, может, и не помешает никто. Разве будет такой парень, как ты, всех слушаться? – старик хитро усмехнулся, но Максим решил, что надо бы попробовать. Никто не контролировал его, ведь к каждому подозрительному конвоира приставить – охраны не напасешься. Документы только отобрали, а без них покинуть Полис будет трудно. В какую сторону ни сунься, ни один блокпост не пропустит.
– Семен Михайлович, шли бы вы отсюда, холодно здесь и вообще около гермы сидеть не полезно. Облучение и все такое.
– Ну, во-первых, до облучения и поверхности тут еще две станции идти. Да и весь Александровский сад неглубоко, не больше десяти метров, иначе ее приезжим бы не отдавали. Местных здесь мало, сам же видел, и они поглубже в туннели забрались.
– Откуда вы знаете, что я видел? – неужели кто-то заметил, как он по полдня ошивался на мостике, рассматривая платформы?! Да туда каждый второй забирался поглядеть, кто в Полисе еще не бывал.
– Потому что в тех местах, откуда вы с сестрой, ненаблюдательный… как у вас говорят? Коньки отбросит?
– Скорее, кони двинет. Семен Михайлович, раз уж вы здесь, может, и мне один вопрос разъясните?
– Спрашивай, Максим, любого брамина почему-то считают ходячей энциклопедией, а уж я их обучаю… И отлично знаю, что это не так.
Старик, покряхтывая, устроился поудобнее на ящике, который уступил ему смущенный таким посетителем Никита, и привычно ожидал вопросов.
– А почему гермозатвор не охраняется военными? Если здесь опасно, то и блокпост требуется посерьезнее.
– О существовании этих туннелей вообще мало кому известно, для всех они просто засыпаны, как заложен проход во второй рядом. Если поставить серьезную охрану, люди будут ждать отсюда и серьезной опасности. Зачем панику наводить? Ну, и вы же здесь? Этого вполне достаточно. С обратной стороны открыть дверь невозможно, об этом позаботились, да и рассчитана она на проникновение именно извне, тараном не взять. А уж если кто-то попытается, для того вы тут и сидите, чтобы сигнал вовремя подать, и будь уверен, тогда в военных недостатка не будет.
– Первый заслон – пушечное мясо? – покосился на старика Максим, а тот лишь, криво усмехнувшись, качнул головой.
Максим еще раз оглядел громадную дверь, перекрывающую жерло туннеля, хотел спросить, от кого ею отгородились и зачем. Но не спросил. Вспомнил другой блокпост и другого старика… Показалось, вернулся в тот недавний день, опять рядом с ним брамин, седые волосы едва скрывают татуировку, только глаза собеседника умные и пронзительные, а не замутненные болью. И речь связна и интересна, хочется слушать и слушать…
Он всегда любил уши поразвесить, когда рассказывали что-то интересное. Неважно о чем: был бы хорош рассказчик. А уж если тот повидал в своей жизни столько, сколько Семен Михайлович, – еще и польза будет, не просто развлечение. Единственное, чего Максим не любил, это враки о том, как раньше было. Он сам помнил город из прошлого не хуже старших. И всегда злился, когда его пытались обдурить, как малолетку. А визиту учителя обрадовался совершенно по-детски. И одернул сам себя: он теперь один. Отец умер. Китай-город, наверное, теперь не для него. Он может туда вернуться, его примут… наверное. Но он будто уже перевернул эту страницу. Отпустил от себя, как тогда Серафиму… Ощущение оказалось похожим на то, как если бы надеть противогаз и никогда больше не снимать – вечно не давать себе дышать так, как хочется. Нужно ли было жертвовать этим? Нужно. Он должен все обдумать, да и находиться сейчас рядом с ним просто опасно для Симы. Кто знает, что ждет впереди?
Семен Михайлович заметил его сосредоточенность и молча сидел рядом, выжидая, когда молодой человек перестанет прислушиваться к самому себе и обратит, наконец, внимание на окружающих людей. Мало кто из его учеников был способен так крепко задуматься, чаще они ловили слова учителя, повторяли только их. Жаль, что мальчик не молод. Он может помнить. И невозможно будет убедить его, что мир совсем не такой, каким он его знает. Как говорили в древности: трудно наполнить чашу, которая полна. Надо ее сначала опустошить.
Отоспавшись в предоставленном ему уголке, Максим вместо завтрака и чая выпил пару кружек холодной артезианской воды, вкусной и солоноватой, и снова пошел на привычное место на бельэтаже, как начал мысленно называть мостик через пути.
Микроскоп подешевел еще на полсотни, но мужик теперь уже наотрез отказывался его приобретать. Обменял свои книжки на новые, сбегав на Библиотеку имени Ленина, и увлеченно читал, полностью игнорируя намеки на более выгодные условия сделки. То ли ждал, что цена еще упадет, то ли передумал. А Максим решил проверить, можно ли и ему передвигаться по станциям. Оказалось, можно.
Но прав был Семен Михайлович: китайгородский пацан спиной чувствовал, как чей-то взгляд неотрывно следит за ним. Потому побродив недолго по книжному базару Библиотеки, он поднялся по лесенке посреди платформы и побрел длинными переходами к Александровскому саду, где люди были намного интереснее, чем потрепанные тома с оторванными обложками и некомплектом страниц. Владельцы вкладывали вместо них листочки с пояснениями, написанными от руки и по памяти, чего недоставало. Только такой спор страстных «литературоведов» и показался любопытным: правильно ли дополнен сюжет, или отсебятина написана. Но проверить этого Максим не мог, потому что не читал Булгакова, быстро заскучал и решил вернуться.
На платформе лежало тело, накрытое тряпкой, кшатрии суетились вокруг, опрашивая свидетелей. Повезло, что вовремя решил прогуляться… А то бы тут же и замели самую подозрительную личность. Кто-то приподнял ткань, посиневшее лицо показалось знакомым. А вот второго – покупателя – видно не было. Ни среди любопытной толпы вокруг, высыпавшей тут же из своих палаток, ни среди тех, кого расспрашивали стражи порядка. Похоже, решил вовсе не платить, свистнул понравившееся добро, а чтобы не хватились, еще и барыгу придушил. Интересное оказалось кино!
Снова дежурство. По поводу радиации в тупиковом туннеле Максим теперь малость успокоился. Филевскую ветку он знал плохо и не помнил, где там начинаются открытые перегоны, положился на информацию брамина. А вот напарник сегодня выглядел странно, молчал не презрительно, как обычно, а как-то нервно. Даже в молчании можно почувствовать интонацию, если держать глаза и уши открытыми, по-другому Максим и не умел. И не удивился даже, ощутив затылком холод, Никита, давно ерзавший на своем месте, вдруг приставил к его голове пистолет. Максим страха не ощутил, почему-то даже разбирал смех. Ну надо же, от Никиты он мог ожидать чего угодно, но не угроз. Этот дохляк не опасен, если до сих пор не выстрелил, будет даже интересно узнать, чего он хочет. Стараясь, чтобы голос не дрогнул, Максим спросил:
– Ну, и что ты делать будешь?
– Ты сейчас кое-что увидишь, я должен быть уверен, что ты никому ничего не расскажешь. А особенно своему старому пердуну.
– Что ты мне собрался показать? – сейчас бы одним движением нырнуть под его дрожащую руку, перехватить ее в локте и, ломая пальцы, вывернуть запястье вместе с пистолетом, попутно врезав в челюсть с левой… Но любопытство оказалось сильнее, надо дослушать, интересно же.
– Сейчас сюда придут люди, ты поможешь мне открыть ворота. А потом закрыть. И никаких вопросов. Усвоил?
Всего-то навсего? И из-за этого Никите надо рисковать сохранностью правой руки? Вопросы у Максима были, только задавать их он не спешил. Немного подождать – сам все увидит. И обозначил легким кивком свое согласие с предложенными условиями.
Люди не пришли, вопреки словам Никиты, они подъехали на дрезине, старой и ободранной, с ручным приводом, но почти бесшумной на ходу. Максим разглядел четырех человек и довольно объемную поклажу, если и было что-то, не подлежащее разглашению, то скрывалось оно именно там. Вряд ли причина была в людях. Один из них соскочил на землю, протянул руку Никите, потом повернулся к Максиму.
– Епти-мопти! Адвокат! – прозвучал чуть хриплый низкий голос. – Это что же, китайгородская братва теперь и здесь свой пост держит?! Я тебе лично три патрона не должен?
Максим вгляделся в темноту. Кто же из знакомых мог тут появиться? Только какой-то делец, промышляющий торговлей. А на Китай-городе таковых было, как собак нерезаных. Который из них? Но вот светловолосым и худым, как жердь, был только один.
– Скиф, ты что ль?!
Никита хмыкнул, нежданная встреча знакомых его не трогала, зато проблема с напарником больше не волновала.