– Кацук, ты у нас кшатрий или где?
– Так пинается же! – на свет, переваливаясь, вышел бугай, прижимая руку к причиндалам.
– Ты говорил, кусается. Ничего не отгрызла? Кацук, будешь у меня таскать чугуний, пока зачет не сдашь.
– Есть таскать чугуний… – обреченно протянул боец.
Получив назад свой пистолет, Макс стоял в растерянности: их повязали? Тогда почему вернул ствол?
– Миронова, проводи оболтуса с девчонкой в закрома, пусть прибарахлятся, чтоб на поверхности не сдохли.
– Есть! – отчеканила Маринка. – Пошли, Максим, времени мало. Но тот лишь дернул плечом.
– Послушайте, Старик, вы понимаете, что делаете? – недовольно встрял Крушинин. – Отпускаете нарушителей всех мыслимых законов Полиса. Это – измена!
– Что?! – взревел кшатрий, явно моложе Семена Михайловича раза в три, но отчего-то названый Стариком, и развернулся всем телом. – Это начали не мы. Ваш сука-брамин стрелял Ильину в спину. А пацан тащил полумертвого майора на себе, хотя мог попросту бросить, – старик махнул левой рукой, блеснув сталью протеза, – вы заигрались со своими кастами, член совета Крушинин. Брамины правящая каста только потому, что мы – кшатрии, воины – это вам позволяем! – и сходу переключившись на Максима, пролаял:
– Ну, че встали? Херачьте в оружейку!
Пока шел вслед за кшатрием с сиськами, сто раз успел переживать случившееся, сломал всю голову и пришел к выводу, что в Полисе назревал большой кипеш: «вертухаи» кшатрии стали гнать на «бугров» браминов. И причина тому он сам, вернее, то, что произошло в Генштабе. Хотя, не появись он у Липенко с бумажкой-то…
– Пришли, наша оружейка. Точнее, ее часть, до основной не дотопаешь и внутрь запросто не попадешь, – Маринка поколдовала над цифровым замком, и внушительная стальная дверь, громко щелкнув механизмом, отворилась. С треском разгорелись трубки ламп под потолком, Максим ахнул: чего тут только не было!
Стойки с автоматами, ружьями, винтовками. Ящики с рубчатыми гранатами, горкой составленные цинки патронов, причем не метровский новодел, а заводские с маркировкой времен СССР. Макс кидался от одной стреляющей «рогатки» к другой, и каждую хотелось пощупать, погладить, ощутить в руках приятный вес и ухватистость.
Что для китайгородского братка может быть приятнее, чем пожрать и по бабам? То-то и оно. Правда, Белявский шлюх не любил и как-то работницами постельного конвейера чаще брезговал. Шлюхи, наоборот, липли, как мухи, к сборщику в общак, надеясь на скидку и не только.
Сейчас же, примериваясь к странной вундервафле, помеси дробовика с пулеметом, совсем не приятно оттягивающем руки – Макс в душе ощутил себя ребенком. Давно забытое, но теплое чувство родом из детства, когда, деревья были большими, родители живыми, а мороженное вкусным. Он обернулся на Марину, та о чем-то шепталась с Симкой, подперев косяк.
Полис ему серьезно задолжал – иголки под ногти, отцовский пистолет, – потому Максим решил не скромничать, ухватил почти не потертый «ТТ» с гордой звездой на накладах рукояти и набил патронами три запасных магазина, бесцеремонно выдрав из других пистолетов. Правда, этот «Тульский-Токарев» оказался обычным, на восемь патронов против отцовского на пятнадцать, но и то хлеб.
Переходя от стеллажа к стеллажу, от ящика к ящику, складывая в противогазную сумку гранаты-патроны, Макс понял, что получил слишком много, все не унести. Но тут уж или ты несешь – или тебя. Муты дохлого за ноги тащат в нору… А знакомые пукалки, вроде «ублюдка», поделки с Кузнецкого моста, которыми только если кидаться и можно, или незнакомый странного вида автомат с ручкой для переноски явно забугорного производства, были ни к чему. Потому решил, что проверенное лучше нового, но все же «ксюхой» побрезговал. Выбрал навороченный «калаш» с подствольником и здоровенным, явно смахивающим на ночной, прицелом.
Взял автомат в руки, примерился к удобной пистолетной рукояти, повертел так и сяк, отщелкнул раскладной приклад. Рядом в ящике обнаружились «рожки» на тридцать и два снаряженных магазина, но сильно толще, на шестьдесят патронов. Выщелкнул один, на свету блеснули полновесные тупоносые «7,62». «Калаш», да не «калаш», на ствольной коробке скромно было выбито «АЕК973». На всякий прихватил «АКСУ» для Симки в довесок к ее «макару».
– Наигрался? – подколола Маринка.
– Наверху пригодится. Или не знаешь? А то вон у своего Франкенштейна спроси – он-то точно в курсе! Кто это, кстати?
– Да не обращай внимания, тут реально «война клонов», а то и кланов и клоунов вместе взятых: два учителя как сцепятся, не растащишь! Старик – наш инструктор, многие у него подготовку прошли.
– Потому и слушаются больше, чем этих, со звездами и лампасами?
– Потому что он по делу всегда говорит! – вспыхнула старлей.
– Макс, пойдем быстрее, – потянула за рукав сестра.
И умолкла, получив в руки «ксюху», о собственной до сих пор не смела и мечтать. Марина снисходительно улыбнулась.
Уже на выходе Максим, в полное удовольствие наглядевшись на оружейку, вспомнил о ноже. Как говорят: чем хорошо такое оружие – боеприпасы не заканчиваются! И сразу взгляд будто прилип к лезвию, объединенному с кастетом, короткому, с односторонней заточкой. Такой не метнешь, но и не надо. Стальной тяжелый «инструмент» пришелся точно по руке. Максим счастливо вздохнул, чувствуя себя теперь полностью готовым к поверхности.
«Старики», молодой и старый в сером халате, до сих пор не прекратили своего спора. Крушинин не ожидал вмешательства в свои дела и был недоволен больше всех.
– Собирайтесь, Семен Михайлович. С нами пойдете.
– Вот это точно! – израненное лицо инструктора сталкеров сморщилось как-то особенно жутко. – Заварил кашу, расхлебывай сам.
Брамин уже не сопротивлялся явно превосходящим силам противника, а кричать и звать на помощь в шлюзе у выхода было совершенно бессмысленно. Ему не нравилась эта нежданная группа кшатриев в засаде, хотя бы тем, что их единственных он не смог провести своими уловками. Не нравился их атаман, и уж точно не хотелось наверх! Чего же хотел на самом деле Семен Михайлович? Максим так и не смог разгадать. В ловушку ли он вел их или действительно показал дорогу к выходу? Теперь неважно, а вот страховка от возможной погони им еще очень пригодится.
– Сима, упакуй его в комбез побыстрее! – сестра шустро развернула защитный костюм и помогла Крушинину его надеть, тот двигался медленно, послушно поворачиваясь и протягивая руки к перчаткам. Максим взглянул ему в лицо, но оно уже скрылось под маской противогаза. Показалось, что брамин до сих пор не воспринимает его всерьез. И черт с ним! Главное, чтобы другие поверили, если надо будет. Он действительно может нажать спусковой крючок и продырявить щуплого старикана. Его не жаль, себя не жаль. А вот Серафима… За нее он готов был весь Полис на тряпки порвать. И вот в это верилось безоговорочно!
Он подтолкнул Крушинина к дверям.
– Выходим.
Но сам первым шагнул наружу, осматриваясь: не поджидает ли их что-нибудь опасное прямо около выхода.
Глава 13Лапы и хвосты
Не подвела тогда Максима чуйка, не зря он приглядывался к подземному переходу в угловом доме. Но этот выход скрывался от посторонних еще лучше, чем лаз в углу вестибюля Боровицкой. Заметенная снегом дверь двигалась тяжело, Максим прикрыл ее за собой и ногами зашвырял сугроб на место, короткие лестницы вели кверху, на Моховую и Воздвиженку. В квадратные проемы в стенах летели крупные белые хлопья, зима никак не желала покидать город. Может, и к лучшему. Метель следы заметает. Брамин включил фонарь и пошел к лестнице.
– Стойте! – как-то не хотелось потерять ценного заложника сразу же, в первые минуты, – фонарь вниз направляйте, слишком заметно.
– Да, учиться никогда не поздно, даже мне. – согласился Крушинин и опустил яркий луч, освещая ступеньки.
Налобный светильник самого Максима выдавал своего владельца с головой, поэтому он решил пока что обойтись одним фонарем и Симкиным зрением. Не так уж и темно было вокруг, похоже, приближалось утро. Тем временем брамин добрался до верха заснеженной лестницы и, не отрываясь, на что-то смотрел. Максим тоже решил взглянуть, на месте ли убитый шилоклюв.
– Библиотека… – прошептал Семен Михайлович. – Храм науки.
И Максиму теперь это здание еще больше напоминало храм, ему на самом деле поклонялись брамины и приносили кровавые жертвы кшатрии, погибая там без счета. Во имя чего? Какой веры? Симка, которой молодые адепты отчаянно завидовали, ведь, в отличие от них, какая-то малограмотная девчонка взаправду поднималась по этим ступеням и прикасалась к священным колоннам, застыла рядом с братом. Сказка ожила в голове. Юноша, который хотел людям добра, был проклят ими, ему осталось только умереть, все еще сжимая в руке свой светоч, выпивший жизнь и силы, доставшийся дорогой ценой. И никому не нужный. Свет или тьма таятся здесь? Библиотека хранит еще больше секретов, и не все они пойдут во благо людям.
– А сейчас шиломорд появится… – вернул всех к реальности Максим. – Идти надо, нам в другую сторону.
Шилоклюва, кстати, из постамента кто-то выковырял, и он подозревал, что бренные останки украсили решетку забора на Знаменке вместе с остальными. Обезьян тоже не было видно: то ли они не высовывались на улицу в снегопад без нужды, то ли серый тигрис все еще бродил где-то неподалеку. Спустившись обратно, маленькая группа прошла мимо двери к другому выходу на улицу в сторону Моховой. Максим осмотрелся, не пустив вперед сестру. Жаль, не было ПНВ, и самому хотелось тоже узнать, что же она чувствует, когда смотрит в темноту? И вообще, без приборов как-то кисло, хоть прицел и ночной, но долго держать эту тяжесть на весу, рассматривая окрестности, – руки отвалятся. А пришлось, хотя бы поначалу, нужно быть уверенным, что не выскочат прямо под носом у очередного хищника. Но заснеженный Александровский сад будто спал, недвижимый, и если с веток и осыпался снег, то только от ветра. Внимательно оглядев площадь, полуостров Кутафьей башни и улицу в обе стороны, Максим сделал шаг наружу. Отправил сестру вдоль дома, приказав не соваться в окна, вслед за ней шел брамин, крутя головой во все стороны, Белявский оставался замыкающим, посматривал наверх, помня о птеродактиле, хотя вряд ли тот увидит их с высоты сквозь такой сильный снегопад, светлые зимние комбезы маскировали неплохо. Да и про выход с Боровицкой не стоило забывать. В последний раз осмотрев его и убедившись, что из-под крыши не показались преследующие их кшатрии, Максим отступил назад, окончательно потеряв из виду Библиотеку и площадь.