– Здорово, Платон Филипыч, – Максим обратился к сухому мужичку в фуфайке, грузившему свертки на платформу дрезины. – На Третьяковскую, поди, отправляешься?
– И тябе не хворать, Адвокат, – мужик забросил еще один тюк и, выпрямившись, вытер лицо, поправил сползший на глаза треух. – А куды еще-то?.. Через нее, родимую.
– В попутчики не возьмешь? Нам в ту же сторону.
Пританцовывавший, никогда не стоящий спокойно Шныря закинул в рот горсть еще горячих грибков и тут же встрял:
– Да-да, подвези отец, мы в пути много не съедим.
– Тебя-то Максим – без проблем, бесплатно, – вздохнул бригадир. – А вот ентот мудень пущай пешком шкандыбает!
– Это кто мудень?! – закипел Шныря, кинувшись на мужичка.
Но Максим не дремал и, поймав того за шкирку, отшвырнул в сторону.
– Глохни, Шныря! Надо и его, Филипыч, – спокойно проговорил Макс. – Отца иду искать. Далеко иду. Шныря в подмогу. Заплатим.
Движок дрезины надрывно трещал, время от времени постреливая в глушитель, чихая и грозя заглохнуть. Сизый от масла удушливый дым заполнял туннель – Макс пожалел, что дрезина не позади грузовой платформы, тогда и дым бы не приходилось глотать. А так… хоть не пешком.
Впрочем, шум мотора, мечущийся эхом от стены до стены, думать не мешал.
На поиски чего он отправился в действительности? На этот вопрос Максим не смог бы ответить даже себе. Чего не хватало на самом деле? Подумаешь, бумажку какую-то подобрал, да сразу не подтерся! Загадок захотелось? Проснулось что-то внутри, или хотя бы заворочалось во сне, пробуждая и разум. Как будто тот мальчишка, с гордостью цепляющийся за руку отца, еще не исчез окончательно, не растворился в темноте туннеля и в полумраке шумного и грязного Вавилона станции Китай-город. Его не сожрали другие волчата-беспризорники, не добила жестокость и война, не могла спрятать дубленая шкура сборщика налогов в общак, нечувствительная к чужой боли и к собственной. И он просто прятался где-то рядом, чтобы сейчас показаться на глаза: вот, смотри же, мир такой большой и интересный, а мы сидим тут и ничего не видим! И теперь мальчик ему самому протягивал руку, приглашая следовать за собой.
Серые стены почти не освещенного туннеля проплывали мимо, Шныря чавкал над ухом, глаза слезились от вонючего дыма, а Максим смотрел на свои ладони. Не очень-то привычны были руки к бумаге, но так хотелось снова достать тот листок, пусть и ни черта на нем пока не понятно. Пока… Много вопросов, и прав был опытный Король, недаром что пахан: сидя на заднице ответов на них не найдешь!
Чихающий движок дрезины втянул груженую платформу на станцию. «Третьяковская» – сообщали закопченные выпуклые буквы на стене. Третьяковскую Максим как-то недолюбливал: низкий, давящий округлый потолок всегда создавал ощущение, что из туннеля-то и не выехал. Несмотря на бродящих людей, палатки, горящие костры не походило это место на жилое.
– Баста. Приехали. Выгружайтеся, – скомандовал Филипыч, останавливая свой моторизированный «плот» на рельсовом ходу.
Максим взобрался на платформу, следом Шныря.
– Спасибо, Платон Филипыч.
– Бывайте, шпана.
Зарычал движок, и груженая дрезина двинулась дальше.
Макс стоял в нерешительности: что делать-то дальше? Все его мысли с момента, как он получил задание от Короля, крутились вокруг «вот только выберусь с Китай-города…». Дальнейших тонкостей Макс как-то и не продумывал. Под руку сунулся Шныря:
– Макс, я тут малось погуляю, а?..
– Ты покрутись, – Макс оглянулся по сторонам, но местным хватало своих проблем, – послушай, о чем говорят. Только не встрянь.
– Адвокат, ты ж меня знаешь, – обидевшись, развел руками Шныря.
– То-то и оно, что знаю, – протянул Максим, копаясь в кармане. Получив еще два патрона, счастливый Шныря растворился между костров и палаток.
Стоять столбом посреди платформы, привлекая к себе взгляды хмурых парней в кожанках – местной братвы, охранявшей порядок, надобности не было. Да и чего стоять? Двигаться надо, двигаться. Макс осмотрелся: необходимо вычислить любопытного и болтливого, можно даже и не одного, чем больше опросить народа, тем точнее информация. А кто сует везде нос и треплет языком?
Хорошо бы найти завалинку-курилку, где местные мужики от нехрен делать жопы отсиживают. Сам-то Максим не курил ни драгоценный довоенный табак, ни смесь из сушеных «эдаких» грибов и туннельного мха, а провалить задание Короля сразу же на начальном этапе не хотелось, поэтому пришлось идти на запах дыма, к настоящим сигаретам почти не имеющего отношения.
Ему вспоминался дедушкин нюхательный табак с резким запахом, который забивался в нос, вызывая неудержимый чих. Маленький Максим еще в пятилетнем возрасте с интересом провел эксперимент с этой взрослой забавой, ощущения не понравились. Но было интересно вдохнуть с опаской этот похожий на перец коричневый порошок. А потом чихать вместе с дедом: кто громче. Мама долго ругалась и не понимала, где только «старый дурак» доставал в двадцать первом веке эту отраву, вышедшую из моды сто лет тому назад!
Преодолев задумчивость, Максим все же сосредоточился на деле. Выбор собеседника в местном «клубе джентльменов» был невелик. Один грузчик уже давил окурок в жестяной банке, торопясь уходить, второй не спешил, жмуря глаза от удовольствия и едкого дыма, наслаждаясь скорее перерывом в работе, чем самим процессом.
– Стой, мужик! Дело одно есть…
Работяга, собравшийся уже отойти, недоуменно посмотрел на Максима, не понимая, что от него хотят.
Максим решил начать с прямого вопроса:
– Не встречал вчера мужика седого? В куртке с заплатками. Волосы еще длинные, нестриженные. Хоть он и немолодой уже.
Грузчик сделал еще полшага к двери, но остановился, растирая заскорузлые от грязи пальцы.
– Я не помню. Вроде, видел.
Подал голос и второй:
– Да я тебе сразу сказал, что он на рок-музыканта какого-то похож в своей бандане. Только гитары не хватает за спиной. Патлатый такой, странный.
Трудно было с непривычки вопросы задавать. При необходимости за Максима это всегда делал кто-то другой, а ему приходилось только переступать с ноги на ногу за спиной начальства, производя впечатление «силового аргумента» на случай неправильных ответов. Впрочем, к важным разговорам он всегда прислушивался, хоть ни разу не приходилось вести их самому. Он научился слушать, угадывать правду и ложь в ответах, а порой и в самих вопросах. Догадывался ли об этом пахан? Наверное. Но не следовало отвлекаться. Значит, брамин носил на голове повязку, скрывая татуировку.
Максим попытался представить себе эту картинку, но не получилось, он видел умирающего мельком, в полумраке, и черты лица успели частично стереться из памяти. Как же он будет описывать незнакомца, спрашивая о нем? Это хорошо, что нашлась такая характерная черта внешности, знать бы еще, какого цвета повязку носил старик, потому что никакой похожей тряпки при нем не нашлось. Вот уж точно: найди то, не знаю, что. А придется найти.
– И зачем же этот седой хиппи кому-то понадобился? – Максим был настороже, отвечать на чужие вопросы ему категорически не рекомендовали. А врать не научился, знал за собой этот недостаток. Проще было бы промолчать, чтобы не городить ахинею, в которой он сам же и запутается. Но рабочий вдруг проявил любопытство, не то, что в начале.
– Кто его ищет? Он на Китай-город ушел еще вчера. А ты, кажется, из тех же краев?
Ну почему их братву узнают на всех станциях?! И что теперь говорить?
– Да, из тех. А мужик-то теперь у нас. Странный он какой-то, хотелось бы что-то про него узнать.
– А он что, надолго у вас останется?
– Надолго, наверное, – да уж дольше некуда… Теперь у него там наверху неподалеку от станции будет вечная прописка.
– Тогда не там спрашиваешь, он же только вчера пришел от «красных», может, с самой Лубянки, у них и ищи рекомендации на своего подозрительного типа. Удачи, парень, а мне некогда.
Максим задумался, но не настолько, чтобы не перекрыть пути отступления и другому потенциальному источнику информации, отодвинув плечом собравшегося уходить второго рабочего обратно, поближе к пепельнице.
– Музыкант, говоришь? И с чего ты так решил?
– Да с виду! – тот уже жалел, что влез в разговор, хоть ему пока ничего не угрожало. Браток был вполне мирно настроен, но кто ж их знает-то? А вдруг ответ не понравится, тут же в морду двинет. Или еще что похуже. А Максим уже пожалел, что настаивал на ответе, – запугал свидетеля. Ну, делать нечего, если таким его видят люди: опасным и враждебным. Пальцем ведь не пошевелил, улыбнулся даже. Но репутация у братвы не самая лучшая, должен был и об этом подумать. Не подумал. Но мужику, утиравшему через слово текшие сопли, уж очень хотелось поотлынивать от работы, поэтому он остался на месте и больше не пытался удрать. А продолжил рассказывать:
– Пришел вчера этот гражданин в бандане от «красных»… Я еще подумал, что он точно не из этих. Такие скорее на Ганзе обитают. Там народ поживее.
– А раньше ты его не видел?
– Да нет… Запомнил бы. И самое странное: он ведь не к нам пришел, сразу к вам собирался. Только остановился с какими-то ребятами поговорить. Тоже не наши, кстати. Он ушел, а они – следом. Я еще подумал, что дед опять в Ганзу идет, до Таганки. А вот те парни – точно к вам на Китай.
– Наблюдательный ты, мужик…
Вот только никакие другие «парни» на Китай-город не приходили. Кому, как не Максиму, это знать, сидя на блокпосте. Значит, ограбили брамина где-то в этом перегоне. Расследование проводить пахан ему не заказывал. Оставалось узнать только, не спохватились ли еще в Полисе, что пропал ценный сотрудник. И зачем вообще занесла нелегкая брамина так далеко? Или…
Мысль пришла только что и показалась неожиданной, но не лишенной логики: а если брамин не настоящий? Правда, еще ни разу Максиму не приходилось видеть, чтобы кто-то делал себе такую фальшивую татуировку, не было смысла. Но, если он этого смысла не видит, это еще не значит, что его нет совсем. Тоже хорошо бы разузнать. Тогда надо идти дальше, не торчать тут в рабочей курилке, убивая время черт знает с кем. Мужик-то с починкой дрезины резину тянет от забора до обеда, а у него дело есть.