Покинуть остров.
Сеп въехал на парковку с последними трелями звонка и потёр подбородок. Его охватило странное чувство – как будто в ушных раковинах возникла опухоль; как будто кто-то дышит за плечом.
Он посмотрел на небо. Луна исчезла, скалы и лёд кометы Галлея спрятались где-то за пределами видимости.
Сеп сморгнул резь в глазах и потрогал больную десну.
Остальные опоздавшие – сельские дети, сони и курильщики – успели уже просочиться в школу. Сеп перевернул доску и миновал двери. Осмотрев холл, он накинул наушники на шею и подошёл к торговому автомату. Ещё одна минута ничего не значила – Сеп всё равно уже опаздывал, а по химии считался лучшим в классе. Мистер Маршалл едва ли в припадках не бился над его тетрадью.
Сеп купил банку газировки, но как только щёлкнул кольцом, жёсткая маленькая рука легла ему на плечо.
– Снова опаздываем, Хоуп? – прошипел тонкий голос. – Ни разу за неделю вовремя не пришёл. За это лишаю тебя обеденного перерыва.
– И вам доброго утра, миссис Магуайр, – ответил Сеп, не оборачиваясь. – Пора бы нам прекратить вот так встречаться.
Магуайр выхватила у него банку и встала перед Сепом, сверля его водянистыми глазами.
– Поострить решил… Тогда и завтра на обед не пойдёшь. Согласен?
– Конечно, мисс.
Магуайр подошла впритык к Сепу.
– Почему ты снова напялил эти дурацкие высокие кроссовки?
– Чтобы не запачкать носки, мисс, – ответил Сеп, глядя прямо перед собой.
– Три обеда.
Сеп моргнул.
– Но сегодня же четверг. До конца недели всего два дня.
– Так понедельник всё равно настанет, не правда ли? – Она приподнялась так, что её нос почти касался подбородка Сепа. – Знаешь, в чём твоя проблема, Хоуп? Ты не уважаешь других людей.
– Напротив, мисс, – сказал Сеп, отстраняясь от её отдающего кофе дыхания. – Вы уже тридцать лет отлавливаете опаздывающих в одной и той же школе. Как вас не уважать.
Глаза Магуайр сузились, и она приблизилась к уху Сепа.
– Позвольте дать вам бесплатный совет, молодой человек…
– Этим ухом я не слышу, миссис Магуайр, – поправил Сеп, поворачивая голову.
– …ты можешь быть хоть семи пядей во лбу, но дурной характер за оценками не скроешь. Колледжам нужны люди, а не только результаты тестов. Тебе надо высунуть нос из книг, с кем-то подружиться, заняться чем-нибудь интересным. Я знаю, что твоё заявление неполное… – голос Магуайр смягчился, – о чём ты собираешься писать, кроме учёбы? Что ответишь, когда они спросят, какие отношения ты здесь построил?
Сеп посмотрел поверх её головы на общий зал старшеклассников.
– Не знаю, – наконец сказал он.
– Вот и подумай. В противном случае единственный для тебя способ добраться до материка – это догрести туда на своём раздутом эго.
– Но миссис Магуайр, – возразил Сеп с невинным лицом, – эго – лишь абстрактное психологическое понятие. Как на нём уплыть?
Магуайр позволила себе улыбнуться.
– Значит, ты утонешь, Хоуп. Иди учись плавать.
И ушла, посмеиваясь.
Сеп подождал, пока учительница не скроется из виду, затем закинул ещё монет в автомат и побежал в класс.
Весь сдвоенный урок химии он провёл в полудрёме, даже шаткий стул не стал помехой, разум убаюкивал знакомый шёпот бунзеновских горелок. Но третьим уроком в четверг шла история, а история означала Воби.
Воби был старым. Огромная обрюзгшая фигура в изношенном твиде, единственный галстук изрядно испачкан кофе и яйцами. В юности он играл в биг-бэнде на кларнете, но во время службы в армии потерял и палец, и мечту: теперь Воби на каждом уроке читал газету и курил маленькие сигары, выпуская дым в окно. Он никогда не держал слово и никогда не проверял домашнее задание. О его дыхании ходили легенды – поговаривали, что однажды Воби резко выдохнул и ослепил двух третьеклассников.
Его класс был самым жарким местом в школе: душное логово с коричневыми стенами и ещё более коричневым ковром, зудящее от пыли и пронизанное солнечными лучами, которые обжигали парты и слепили учеников. То, что старик не изошёл по́том до смерти, считалось настоящим чудом – его багровое лицо постоянно сияло, точно глазированный горшок.
Сеп, раскачиваясь на стуле в задней части класса, наблюдал, как Воби с благоговейной заботой переворачивает огромные страницы своей газеты. Каждый раз, когда перелистывалась страница, Сеп нажимал кнопку на своём плеере, словно отмечая фрагменты умирающего времени.
Он сел ровнее, моргнул и постарался сосредоточиться – в сотый раз перечитал свою анкету. Слова расплывались, шестерёнки в мозгу скрипели.
«Расскажите, как проводите время вне школы. Вспомните моменты, когда успешно налаживали связи с окружающими, например входили в какую-то группу или команду; есть ли что-то, чем вы гордитесь».
Сеп добрую минуту таращился на страницу, а потом сложил её и убрал в рюкзак.
Воби ковырялся в зубах и не обращал внимания на Анну Райт, которая уже несколько минут держала руку поднятой. Наконец учитель опустил газету и мазнул по классу равнодушным взглядом.
– Да, мисс Райт?
Анна уронила руку и потёрла запястье.
– Сэр, я забыла учебник.
– Горе тем, кто забывает свои учебники, – протянул Воби, возвращаясь к своей статье. – Если у вашего знаменитого соседа, Стивена Эштона, вдруг завалялся запасной, то вы можете попросить его поделиться. Если же нет, то тайна Хлебных законов навсегда останется для вас неразгаданной. И это, мисс Райт, стало бы трагедией – политическая машина может многому научить нас касаемо общественного ритма прошлых веков и преходящей природы этого мимолётного пузыря, который мы зовём жизнью.
– Что? – переспросила Анна.
Стивен пододвинул к ней свой учебник.
В дверь постучали, и класс с благодарностью обернулся на звук.
– Войдите, – позвал Воби.
В комнату вошла светловолосая девочка-первоклассница с приколотым к свитеру значком котёнка. Она сжимала в руке какой-то листок.
– Да, малышка? – спросил Воби.
– Пожалуйста, сэр, это от мистера Тенча, – запинаясь, пробормотала девочка, передавая записку.
Воби взял листок и прочитал, поджав губы.
– Мастер Хоуп, – с апатичной улыбкой окликнул он Сепа. – Похоже, вас вызывают в Логово Гигантского Зверя. Не знаете зачем? Возможно, по поводу ваших знаменитых опозданий?
Одноклассники зашептались и захихикали.
Сеп пожал плечами:
– Может быть, сэр.
– Надеюсь, вы и сегодня опоздали?
– Конечно, сэр.
– Тогда ступайте и прихватите свои вещи на случай, если вас продержат до звонка. Да побыстрее – горе тем, кто не подчиняется директору.
– Да, сэр.
– И, Хоуп, перестаньте пожимать плечами – вы похожи на француза.
– Да, сэр, – повторил Сеп, бросая вещи в сумку. Он чувствовал на себе взгляды всего класса, но остановился у стола Анны.
– Одолжить тебе? – прошептал Сеп, протягивая учебник. – На сегодня?
Её глаза расширились.
– Спасибо, – прошептала она.
– Урод, – сказал Стивен так, чтобы класс услышал.
Кто-то из ребят засмеялся, и Сеп почувствовал, как у него горят щёки.
– Учёный, да ещё и джентльмен, – заметил Воби, вынимая сигару из коробки и вставляя в свои пурпурные губы. – Как же мало нас осталось.
Закрывая за собой дверь, Сеп ощутил в животе знакомый тяжёлый ком смущения, а в последней полосе света увидел Хэдли, смотрящую на него сквозь чёлку. Её лицо ничего не выражало.
3. Мидтаун
Шелли передумала гулять, когда начался дождь. Обычно она гуляла всегда – даже глубокой ночью, даже под дождём, даже если ныло опухшее бедро, – но когда её длинные седые волосы отяжелели от воды, Шелли, пошатываясь, зашла в жаркое и душное метро, забилась в угол и стала ждать поезда домой.
Помимо неё на платформе в Мидтауне было всего два человека: белый мужчина средних лет с тонкими усами и неровно зачёсанными волосами и темнокожий парень в футболке с ангелом-хранителем. В его волосах красовались огромные солнцезащитные очки, и он отсалютовал ими Шелли, будто шляпой, когда она опустилась на скамейку.
Шелли спряталась за своим большим пальто и очками, чувствуя себя хрупкой и старой. Обрывки мусора танцевали в завихрениях ветра. Примерно через минуту ржавый, окрашенный аэрозольной краской поезд с завыванием въехал на станцию, сверкая в темноте вспышками фонарей, которые освещали расписанные граффити стены точно движущиеся лучи маяка.
Шелли почувствовала, как время вокруг неё сдвинулось. Поезд казался больше, чем обычно, и тяжелее – тянул к себе, как будто магнитом.
Она неуверенно шагнула в вагон. В ту же секунду раздался шелест крыльев, и две вороны запрыгнули на мусорное ведро позади неё.
Шелли держалась за дверь в поисках места, но вагон был полон биржевых маклеров и молодых людей в распахнутых куртках с заклёпками. У одного парня с ирокезом стояла громадная магнитола между колен, и динамики сотрясались от грохота. Пространство пахло чем-то приторно-сладким и казалось опасным и тесным.
Когда парень сделал громкость ещё больше и принялся постукивать по окну перчатками с заклёпками, Шелли подумала, а не лучше ли ей взять такси, и повернулась, чтобы уйти.
Но только шагнула на перрон, как её волосы взметнул порыв ветра.
И они попали прямо в закрывающиеся двери.
– Ой! – вскрикнула Шелли, когда её голову дёрнуло назад. – Ой! Помогите! На помощь!
К ней на выручку бросился парень в футболке с ангелом.
– Всё хорошо, мэм! Я вас ловлю! Только держитесь…
Состав тронулся. Шелли споткнулась.
– Помогите! Мои волосы! Волосы!
Люди в вагоне увидели, что случилось, и попытались открыть трясущиеся двери.
– ПОМОГИТЕ!
Парень с ирокезом бросил свою колонку и теперь пытался проделать щель между створок, протолкнуть волосы Шелли назад, а его приятель в панике жал стоп-кран.
Когда поезд набрал скорость, Ангел-хранитель подхватил Шелли и побежал с ней на руках; она кричала, а люди внутри вагона бились об двери; затем состав влетел в тёмный сырой туннель, и Шелли вырвало из хватки Ангела… Он в ужасе упал на колени, глядя на кровь на своих руках, а хлопанье крыльев эхом отражалось от мокрой плитки.