– Где ты был? – перебила она. Похоже, делала бутерброд и всё ещё сжимала в руке кусок ветчины. – Я так… боже мой! Что с тобой случилось?
– А, – сказал Сеп, вспомнив про разбитое лицо и окровавленную одежду. – Я… упал. С дерева. Я упал с дерева.
– Ты весь в крови! И рвоте! С тобой всё в порядке?
– Я в порядке, мама. Честно говоря, это не моя кровь. И не моя рвота.
Она обняла его, а затем сильно встряхнула.
– Где ты был? – снова спросила она. – Я попросила Мэтта взять тебя домой…
– О, он мне сказал. Только я пошёл домой к Лэмб.
Мать отпустила его и отступила. Свет лился с крыльца, окружая её тело со спины и пряча лицо в тенях, но Сеп видел, что мамина кожа восковая и серая.
– Я сказала тебе оставаться в школе, – спокойно повторила она. – Не важно, что именно Мэтт передал тебе сообщение, оно пришло от меня, и я ожидаю от тебя послушания. Мы так и не нашли, кто напал на миссис Магуайр, и пока не найдём, мне нужно знать, что ты в безопасности. Я пришла домой переодеться и чего-нибудь поесть – и проверить, не сюда ли ты направился. А сейчас я возвращаюсь в участок, и ты поедешь со мной. Иди и помойся, и мы…
– Нет! Я туда не пойду!
Она повернулась и посмотрела на него.
– Что, прости?
Сеп шагнул к гаражу.
– Я не пойду с тобой. Я… я иду к друзьям.
– Друзьям? И к кому же?
– Тем, о которых ты сама вчера спрашивала: Аркл, Лэмб и Мак. И Хэдли, – закончил он, глубоко вздохнув.
– Нет, – ответила мама, качая головой.
– Да!
Сеп побежал к гаражу и со скрипом распахнул дверь.
– Ты… постой, Сеп!
Он завозился с выключателем, и мама схватила его за руку.
– Ты пойдёшь со мной, прямо сейчас! У меня сейчас нет сил разбираться ещё и с тобой. Я только…
– На самом деле тебе не нужно со мной разбираться. Я не хотел тебя сердить. Я просто… ты должна мне доверять. Я знаю, как это прогнать.
Он нащупал выключатель и пощёлкал им. Лампочка зашипела, потом погасла. Но за полсекунды света Сеп разглядел за газонокосилкой и углём свой старый жёлтый «чоппер», чья рама практически скрылась под хламом за годы забвения.
– Прогнать? – переспросила мама. – Кого прогнать? О чём ты говоришь?
Сеп схватился за велосипед, стряхивая основной слой пыли.
Огляделся, пытаясь найти что-то, что связывало бы его с остальными ребятами, что могло бы воплотить силу дружбы, которую он заново обрёл за последние двадцать четыре часа. Но в грязном гараже ничего не было, да и в комнате тоже: ни фотографий, ни сувениров. Сеп посвятил свою жизнь школьным занятиям и мыслям о побеге и только теперь увидел, насколько бесцветным сделал своё существование – как сам прятался от счастья, которое мог бы узнать.
На полке лежали старый блокнот и ручка. Он схватил их, вырвал чистую страницу и какое-то время писал, затем сунул клочок бумаги в задний карман.
А мама всё говорила:
– …сейчас не очень хорошо, Сеп, но тебе не о чем беспокоиться. У тебя и так много чего происходит: школа, стипендия и всё такое, а когда я поправлюсь…
– А если не поправишься?
– Что? Но, Сеп…
Он обхватил её лицо ладонями.
– Мам. Я хоть раз вёл себя плохо, разочаровывал тебя?
– Нет, – слегка запнувшись ответила она.
– Доверься мне. Хорошо? Доверься.
Он обнял её. Мамины волосы щекотали нос, но Сеп не двигался, давая ей выплакаться. Вспоминал, как мама сама утешала его, дарила поддержку.
– Всё хорошо, – тихо сказал Сеп. – Обещаю.
– Нет-нет, я… – Она вытерла лицо. – Мне надо на смену, а ты…
– А я переночую у Аркла. Тебе же нравится миссис Хупер, верно?
Мама рассмеялась, и Сеп понял, что победил.
– Тогда будь осторожен. Я верю тебе, мой храбрый мальчик.
– Буду, – пообещал Сеп.
Они посмотрели в глаза друг другу.
– Буду, – повторил он, а затем вывел велосипед на дорожку.
Впереди вдруг вспыхнули два сияющих глаза – две точки света в темноте. Мама ахнула и прижала руку к груди.
– Чёртова лиса. Чуть сердечный приступ из-за неё не получила.
Лисица подошла к тропинке и двинулась вперёд.
– Можно мне ветчину? – спросил Сеп.
– Нет, – ответила мама, качая головой. – Нет, ты знаешь, как я отношусь к тому, что ты прикармливаешь это животное, – они паразиты, Сеп.
Лис сделал ещё один шаг вперёд, затем отпрянул назад. Зевнул, широко раскрыв розовато-белую пасть, и облизнулся.
– Ну пожалуйста? – попросил Сеп. – Я уже давно его кормлю. Он мой… он мой друг.
И протянул руку.
Мама закатила глаза, но ветчину отдала. Кусок был скользким и холодным, и Сеп положил его на ладонь.
Лисица медленно подошла и взяла мясо. Сеп замер и едва уловимо провёл рукой по шерсти животного. Та была мягкой, тёплой и толстой, под ней ярко и горячо пульсировала жизнь, но потом животное вздрогнуло от прикосновения.
– Шшш, – сказал он, – всё хорошо… всё хорошо…
– Сеп? – прошептала мама.
Сеп снова погладил лисью шерсть, позволяя ей струиться сквозь пальцы, наблюдая, как лунный свет играет с цветом; затем пощекотал лисице уши, и та потёрлась о его руки. Сердце Сепа радостно забилось, он попытался сдержать восторг – но лиса отступила, и её глаза тревожно вспыхнули.
– Прости, – снова сказал он, улыбаясь. – Иди.
Большие янтарные глаза посмотрели на него ещё секунду – а потом лис убежал к деревьям, неся добычу в зубах.
Сеп выдохнул, ощутил, как сердце успокаивается, и оглядел свой сад, все те безопасные уголки, которые он создал здесь за эти годы, за кустами и среди деревьев.
– Никогда больше так не делай, – наказала мама и поднялась по ступенькам к двери. – Позвони, если я тебе понадоблюсь, – добавила она, прежде чем войти в дом.
– Твой номер по-прежнему 999? – спросил Сеп.
Она засмеялась, затем послала ему воздушный поцелуй и закрыла дверь.
Сеп забрался на велосипед. Ржавчина покрыла раму волдырями, и когда он устроился на сиденье, оно пронзительно заскулило. Сеп нажал на педали.
Цепь осталась прочной.
Он встал, заставляя несмазанные колёса повернуться, взобрался на холм, а когда повернул к ферме, прочь от города, школы и человеческой жизни, посмотрел в небо и удивился, как на вращающемся каменном шаре это безумие случилось с ним сейчас, в этот самый момент.
Сеп искал комету, но не нашёл её в облаках. Когда раненая нога погрузила мозг в белый шум боли, он задумался, как вообще когда-то предполагал, что виновато что-то, кроме ящика для жертвоприношений; как мог представить, будто подобный хаос мог возникнуть из-за такой земной проблемы, как космическая пыль или осадки, а ведь все события крутились вокруг них пятерых – на той особенной пятёрке, которая наполнила одно лето таким счастьем.
Звякнув сигналом, Сеп свернул с дороги и с грохотом вылетел на тротуар, не подозревая, что следом в тени за ним бежит лисица, неслышно ступая по земле мягкими лапами.
48. Вскрытие
Марио поправил маску на лице и повернул лампу к оленю. Животное дышало неровно, от него исходил жар. Чёрные огромные и выпученные глаза вращались, но на сигналы не реагировали.
– Мой большой друг, что же нам с тобой делать? – спросил ветеринар, придвигая лампу ближе.
Воздух был слишком тяжёлым, открытый люк не помогал, и дневная жара висела вокруг, как мокрая занавеска. От зловония оленя стало ещё хуже. Марио вытер лоб рукавом и смахнул пот.
Следы от укусов на руке чесались. Марио запер Баркли и Мистера Милаха в холодильной камере магазина чипсов, с глаз долой на случай, если Сеп зайдёт в операционную. Ветеринар связал трупы хирургической лентой, но животные умудрялись дёргаться даже в процессе, да и действовать пришлось в спешке. Пожалуй, дверь придётся открывать осторожно. И уже скоро – он так и не разгадал причину их странного воскрешения.
Марио взял свой диктофон и наклонился к оленю поближе, удерживая болтающуюся клиновидную голову и вилки рогов подальше от собственного лица. Большая шея повернулась под странным углом, и ветеринар щёлкнул фонариком, посветив им в глаза зверя.
– Жертва столкновения с грузовиком, рыжий олень, полностью зрелый: сломаны как минимум три ноги и возможен перелом черепа, – сказал Марио со слабой дрожью в голосе и осторожно провёл ладонью по боку оленя.
От животного воя заложило уши, а когда ветеринар поднял руку, то увидел осколок белой кости, похожий на свежий бутон, пробившийся сквозь трещину в коже.
– Ещё сломано ребро. Прости, друг мой, прости, – успокоил ветеринар, снова вытирая лоб рукавом.
Марио поднёс микрофон к губам, нажал красную кнопку и с удивлением заметил, как дрожат пальцы. Вой оленя был потрясающе громким – и таким злым.
Ветеринар надул щёки и сделал два резких вдоха, прежде чем снова наклониться над телом.
– Форма туловища указывает на повреждение позвоночника или серьёзное повреждение лопатки. Травма средней части грудной клетки…
Он повернул лампу так, чтобы свет попадал на рёбра. Под блеском тканей и жира комком тёмных извивающихся мускулов колотилось большое сердце, словно попавшая в сети рыба. Позади него огромные мешки лёгких бились о кость.
Сила животного прокатилась по комнате, точно электрический заряд. Олень был огромен, и хотя Марио в прошлом уже работал с крупными животными, он понял, что очень, очень напуган. Что-то шло не так, как должно быть, и неправильность происходящего отдавалась дрожью в теле.
Марио чувствовал, как мир сжимается вокруг этой тёмной маленькой комнаты, в которой нет ничего, кроме круга света, в котором он стоит, – ничего, кроме него самого и зверя.
Ветеринар посмотрел на свою пустую руку и увидел отпечатавшиеся на ладони четыре тёмных полумесяца. Под ногтями была кровь.
Марио моргнул, попытался сосредоточиться и втянул в себя кипящий воздух.
– Один из рогов треснул по основанию ножки. Шея кажется сломанной, вялой, возможно, смещены позвонки.
Он пристальнее вгляделся в шею оленя. Густая грива была тёмной и влажной, от неё несло медью и теплом. Марио раздвинул мех затянутой в перчатку рукой и увидел рану размером с монету.