– Сонная артерия повреждена, возможно, разорвана, – сказал он дрожащим голосом. Кровь потекла быстрее, сбегая по гриве. Марио вытер лоб рукавом. – Это кровотечение, – сказал он, – мы должны остановить его, мой друг. Сейчас…
Марио ввёл бедняге в шею ещё один шприц с анестетиком – и мышцы под его руками расслабились. Когда олень снова успокоился, ветеринар сунул руку в разрез и наложил на артерию алюминиевый зажим. Быстрый пульс животного вторил его собственному.
– Мы тебя починим, – пообещал Марио. – Сонную артерию закрыли, но, скорее всего, в груди всё ещё хуже – повреждение туловища также означает разрыв артерий.
Когда олень снова застонал, ветеринар уловил за звуком что-то ещё – мягкий стук, будто подушка упала. А потом ещё раз, настойчиво и быстро, словно бьётся пойманная птица.
Марио прислушался, но не распознал ничего, кроме шороха ветра над потолочным окном и нежного шелеста моря, когда прилив накатывает на берег.
Он понял, что ногти снова впиваются в серповидные раны.
Лампа с глухим стуком погасла.
Марио дёрнулся от испуга и молча считал секунды и ждал, пока комната перестанет вращаться.
Снова послышался мягкий шум, только уже громче. На этот раз звук раздался ближе, и Марио почувствовал, как дуновение воздуха охладило кровь на его лице.
– Эй? – позвал он, нащупывая хирургический фонарик. Ветеринар с трудом поднялся на колени и направил свет на полки; силуэты книг и кружек танцевали в движущемся луче, а комната заполнялась тонкими пальцами тени, которые сжались вокруг него в кулак.
– Эй? – повторил он.
Олень тяжело выдохнул, словно задул свечу.
Фонарик замигал и потух.
– Да что же такое!
Что-то двигалось в темноте. Ветеринар инстинктивно отпрянул в угол – сам не раз загонял туда кошек и кроликов, – и на него уставились ярко-зелёные глаза.
А потом их владелец прыгнул.
Когда Барнаби вскарабкался к его лицу, Марио закричал, но его панический вой заглушила свалявшаяся шерсть игрушки. Минута агонии – и маленький медведь исчез, а здоровяк замер без признаков жизни.
Рядом громко щёлкнул треснувший от падения диктофон: закончилась плёнка.
49. Плоскогубцы
Хэдли въехала на велосипеде во двор почти одновременно с Сепом. Маленький терьер Роксбурга, завёрнутый в шаль, сидел у неё в корзине.
Сеп изо всех сил нажал на сопротивляющиеся тормоза, но всё равно чуть не врезался в Хэдли. Она ухватилась за его руль, чтобы не упасть, и оба нервно засмеялись.
– Такая милая, – заметил Сеп.
– Ты о чём?
– Я про собаку.
– Ой, – сказала Хэдли и покраснела. – Да, милая. Я буду звать её Эллиотом.
– Разве это не мужское имя?
Шторм уже подступал; он с практически ощутимым вздохом выплеснул энергию в другое русло и обрызгал ребят первыми каплями дождя. Хэдли плотнее заправила шаль.
– Мне нравятся мужские имена у девочек.
– Эллиот, – повторил Сеп, погладив пальцем мокрый нос собаки. Та лизнула его руку и счастливо заскулила. – Как ты себя чувствуешь?
Хэдли перевернула руку, показывая порез на ладони. Тот был как никогда ярким.
– Не очень, – призналась она, дрожа. – Мне страшно.
– Мы победим, – пообещал Сеп. – Клянусь.
Хэдли взглянула на него, и Сеп наклонился, закрыв глаза и приоткрыв губы.
Вдруг за ними открылась дверь дома, и он подпрыгнул едва ли не на фут.
– Напугала? – спросила Лэмб.
– Да, – сказал Сеп. – Спасибо.
Она развернулась обратно в дом.
– Быстрее. Оставьте свои велосипеды в холле.
– Почему их всего два? Кто не пришёл?
– Никто, расслабься, – Даррен спрятал свой возле сарая.
Они последовали за Лэмб на кухню, где уже сидели Мак и Аркл, на их лица падала тень от низко висящей лампы. Аркл медленно моргнул и мрачно уставился на пятно от рвоты, которое накануне оставил на столе.
– Сеп и Хэдли, – произнёс он, затем посмотрел на собаку в руках Хэдли, – и И.П.[8]
– Ты плохо выглядишь, – заметил Сеп.
– Это генетическое – у меня некрасивые родители.
– Тебе так плохо из-за ящика?
Аркл медленно кивнул.
– Это как… ну, знаешь, когда мама хочет тишины и покоя, поэтому даёт тебе больше успокаивающего чая, чем на самом деле нужно?
– Нет, – осторожно ответил Сеп.
– Ой. Ну ладно.
– Тебя снова тошнило? – спросила Хэдли.
– Если бы, – сказал Аркл, закрывая глаза и как будто погружаясь в нирвану. – Это было бы потрясающе. Вырвал бы всех стрекоз и газировку одним большим разноцветным плевком, и меня бы больше не мутило. Кстати, – добавил он, – проклятие уже распространяется по всему острову. Оно вышло из-под контроля. Когда я вернулся за своим велосипедом, всё электричество отключилось, а за родителями по дому гонялась дохлая кошка.
– Где Розмари? – спросил Сеп.
Аркл выпрямился.
– О нет! Я оставил её в грузовике – он хорошо спрятан, Лэмб?
Та открыла банку с напитком и закатила глаза.
– Бросила под ивой. Но меня больше беспокоит проклятая машина, чем твой труп.
– Она не труп, – возмутился Аркл, делая глоток газировки. – Она моя пушистая обезьянка.
– Могу я одолжить футболку или что-то вроде того? – спросил Сеп у Лэмб.
– Хочешь поносить мою одежду?
– Нет, просто…
Он указал на рвоту и кровь на своей футболке.
Лэмб закатила глаза.
– У двери корзина с чистым бельём. Возьми что-нибудь из отцовских вещей – и не смотри на моё нижнее бельё… Ладно. Как будем всё исправлять?
– Вернёмся и принесём достойные жертвы – на этот раз друг ради друга, – ответил Сеп, потирая челюсть: боль вернулась в зубы. – Вы все что-нибудь принесли?
А сам принялся застенчиво натягивать жилет, надеясь, что Хэдли не будет смотреть на его обнажённое до пояса тело.
– Конечно, – сказал Мак.
– Я принесла достойную жертву. На самом деле это было легко, – кашляя, сказала Хэдли. – И почему мы сразу не…
Её глаза закатились, и она упала на стол.
– Что это! – крикнул Аркл, вскакивая на ноги, а Сеп потянулся к лицу Хэдли.
Лампа с грохотом взорвалась, разбрызгивая горячее стекло во все стороны. Ребята отскочили в стороны, стулья упали, и все замерли в напряжённом молчании.
– Что же это, что же, что же…
– Дай мне зажигалку! На подоконнике свеча, – сказала Лэмб.
Хэдли зашевелилась, моргая в темноте.
– О боже, – пробормотала она, – мне так плохо…
– Что же это, что же, что же, – твердил Аркл.
Сеп попытался дышать, но голос ящика заорал у него в ухе – и дикая боль пронзила зуб. Бедняга вцепился в своё лицо, как будто мог вырвать боль вместе с кожей, и взвыл.
– Сеп! – крикнула Хэдли, поднимая голову. – Что с тобой? Боже, помогите!
Мак схватил Сепа за плечи и прижал к столу.
– Мой… зуб, – выдавил Сеп. – Ящик – его голос отдаётся в моём зубе!
Лэмб щёлкнула зажигалкой Аркла, поднеся пламя к толстой свече на подоконнике, но когда та вспыхнула, ребята увидели прижавшееся снаружи окровавленное месиво, зубы и языки всех мёртвых существ леса, слизь разлагающейся кожи, оставляющую на стекле след, как от улитки, и закричали. Твари возились с рамой и ручками окна.
Лэмб бросила зажигалку в раковину, и кровавый карнавал исчез из виду.
– Боже мой, – ахнула она. – Боже мой.
Сеп выгнул спину от боли. Гнилой зуб терзал десну, и Сеп прикусил его изо всех сил, выдавливая боль.
Мак и Аркл держали беднягу за плечи.
– Дай ему это! – велела Лэмб, протягивая деревянную ложку.
– Зачем? – спросил Аркл. – Кексы замесить?
– Нет, пусть прикусит! Вам нужно заставить его разжать челюсть!
Сеп снова корчился, под веками вспыхивали зелёно-жёлтые пятна.
– Выдерните… его… – выдавил он сквозь стиснутые зубы.
– Что? Зуб целиком? – ужаснулась Хэдли.
Оконная рама с треском наклонилась, и стены фермерского дома задрожали – это всё новые существа присоединялись к заварухе.
Сеп резко кивнул.
– У тебя есть плоскогубцы? – спросила Хэдли.
Лэмб тупо застыла.
– Лэмб! У тебя есть плоскогубцы?
Она кивнула, отвела взгляд от Сепа и указала в нужную сторону.
– Д-да, там в ящике.
Хэдли выдвинула верхний ящик огромного старинного комода.
– Здесь сплошной мусор! Только бумага, скотч, квадратная батарейка и…
– А вот когда квадратная батарейка действительно нужна, её ж чёрта с два найдёшь, – заметил Аркл, отдуваясь.
– Заткнись, Даррен! Просто помоги мне искать!
– Мне страшно! – крикнул Аркл, выбрасывая на пол груды картона и хлама. – Вот! – крикнул он. – Нашёл! Плоскогубцы!
Он протянул их Маку, который всё ещё прижимал извивающиеся плечи Сепа к столу, широко распахнув глаза от страха.
– Ты должен это сделать, Золотой Мальчик, ты сильнее меня.
– Не могу! – воскликнул Мак.
Тонкая белая лента поползла по центру стекла, и оно начало раскалываться. Зубы защёлкали у его поверхности.
– Ты его друг! – крикнула Хэдли.
Лэмб схватила плоскогубцы.
– Держи его, – приказала она. Затем, глядя на остальных: – Откройте ему челюсть.
Она наклонилась к здоровому уху Сепа и прошептала:
– Ты должен мне помочь, Сеп. Когда они откроют рот, тебе нужно указать языком на нужный зуб, хорошо?
Сеп что-то прокряхтел, сухожилия на шее вздувались, как натянутые верёвки.
– Готовы? – спросила Лэмб, повышая голос, чтобы перекричать шум снаружи. – Раз, два – давайте!
Хэдли и Аркл надавили на деревянную ложку, заставив Сепа раскрыть челюсти и послав волну огня в его мозг. Он почувствовал, как его прижатое весом Мака тело буквально превратилось в кусок камня, но когда Лэмб сунула ему в рот маслянистые плоскогубцы, собрал все оставшиеся силы и указал языком на зуб, вокруг которого сосредоточился надвигающийся шторм.
Лэмб ухватила тот плоскогубцами и потянула.
Глубинный хруст корня прокатился по скелету Сепа, эхом отозвался в камерах головы – но когда красная, свежая,