И огромная копна тёмных вьющихся волос.
– Марио? – выдохнул Сеп. – О, боже мой, Марио, нет…
Он ухватился за стол, затем попятился, смахнул слёзы и глубоко вдохнул вонючий воздух.
Сражаясь с собственным телом, Сеп заставил себя встать и потянулся к другу.
Олень заревел и поднялся со стола, его раздроблённые ноги лягались в поисках опоры. Зверь повернул голову, задев Сепа за плечо рогами, и отшвырнул его на стеклянный шкаф. Сеп вскрикнул, ощутив новую рану, затем нырнул и попятился в угол.
Олень встал на дыбы, его сломанные кости раскололись, как стекло, и Сеп с ужасом уставился на зверя: его грудная клетка была зияющей и широкой, расколотой и блестящей, маленькие зажимы на разорванных артериях звенели при движении. Животное было мёртвым, разорванным и пустым, но дико мотало головой и завывало от ярости.
Оно снова поднялось на дыбы со звуком, похожим на треск рвущегося мяса, и, пригибаясь от рогов, Сеп понял, что олень ещё больше разваливается под собственным весом.
Сеп держал над собой шкаф, пока перед глазами не поплыли пятна, попытался вылезти, но снова попал на рога. Шкаф с металлическим грохотом опять приземлился на Марио. Ящик выскользнул, и карточки с записями попа́дали на застывающую кровь. Наблюдая, как темнеет бумага, Сеп почувствовал, что голова снова закружилась от тошноты, а боль простреливает руку огненными очередями.
Олень стоял между ним и дверью. Сепу ничего больше не оставалось, как бежать.
Он схватился за кончики рогов, удерживая их как можно дальше от себя. Олень заревел, запрокинув голову так, что его пасть оказалась перед лицом Сепа; дыхание животного обжигало глаза, капли крови стекали по щекам. Сеп оттолкнул голову животного, потрясённый мощью его шеи и ног, и оно заревело, пытаясь дотянуться до своей добычи.
Сеп поскользнулся на крови, выпрямился и снова поскользнулся, держа рога над головой, как трофей, когда что-то на полу привлекло его внимание.
Рот Марио шевелился, а изо рта наружу выбралось нечто тёмное, покрытое мешком блестящей слизи.
Сеп закричал.
Барнаби развернулся на груди Марио, его маленькие конечности вновь приняли прежнюю форму; медведь встал и повернулся к Сепу с сияющими зелёными глазами.
Он задушил Марио. Марио, защитника и друга Сепа; Марио, который не имел ко всему этому никакого отношения.
Сеп снова закричал. Медвежонок побежал к нему, олень запрокинул голову, готовясь к удару. Но когда смертоносные рога нацелились на Сепа, он пригнулся и увидел, что они пронеслись мимо его головы и поймали Барнаби, как муху в паутину.
Сеп приземлился на что-то твёрдое и квадратное и, откатившись, увидел, что это диктофон Марио.
Он схватил его и обернулся. Барнаби корчился на рогах, олень снова тряс головой, его глаза напоминали зелёный огонь.
Но стоило выдохнуть от облегчения, как изуродованное тело Марио зашевелилась на полу, а зеленоглазая голова повернулась и уставилась на Сепа.
Тот бросился в магазин для чипсов, подальше от крови и жары операционной, к единственной двери, которая не была заперта на ключ, – холодильной камере.
Но скользкие от крови пальцы не сумели с первой попытки набрать цифры на маленьком замке, а когда Сеп вытер пальцы о джинсы и хотел попробовать ещё раз, то понял, что разум пуст – он не мог вспомнить код.
Дверь в операционную открылась, и Сеп увидел две зелёные светящиеся точки, отражённые в матовой стали двери.
– Твой день рождения, – сказал он себе под нос, когда Марио, медленно волоча ноги, пошёл к нему. – Мы задержались допоздна и ели пиццу; мы всегда ели пиццу на твой день рождения…
Существо обогнуло стойку…
– И это День Греции…
Толстые пальцы коснулись его руки…
– Двадцать пятое! Твой день рождения двадцать пятого марта!
В последнюю секунду он набрал цифры и вбежал внутрь. Когда тело Марио ударилось о закрывшуюся дверь, Сеп закрыл лицо руками и заплакал.
В холодильной камере было темно, если бы не тусклый свет уличных фонарей, льющийся через старое окно на крыше, стекло которого было заткано плотной тканью паутины.
– Марио, – прошептал Сеп, прислушиваясь, как большие руки молотят по двери, и в отчаянии оглядывая свою камеру. – Господи Иисусе, Марио… Господи, я не могу…
Затем он вспомнил Аркла, сидящего с джойстиком в гостиной Лэмб. Сеп повернулся к потолочному окну и глубоко вздохнул.
– Марио становится плохим, – повторил он. – Герой убегает, карабкаясь по верёвкам и лианам.
Сеп поставил ногу на пустую нижнюю полку.
Потом понял, что там не пусто.
Собака с зелёными глазами повернула к нему голову, а за ней вспыхнуло бесчисленное множество других глаз – поменьше, более вытянутых или, наоборот, округлых.
В дверь снова ударили.
– Да сколько можно-то! – возмутился Сеп, отбиваясь от чьей-то пасти и карабкаясь на следующую полку.
Зубы вцепились в его джинсы, и что-то длинное и холодное начало медленно карабкаться по ноге. Сеп посмотрел вниз и увидел пару крошечных зелёных глаз, почувствовал, как длинные пальцы впиваются в ткань. С замиранием сердца Сеп узнал очертания Мистера Милаха.
Игуана зашипела, и Сеп понял, что не просто умрёт, если так и будет стоять, но его смерть вдобавок будет медленной и мучительной.
А тело сожрёт игуана-зомби в костюмчике.
– Да отвалите вы все! – воскликнул Сеп, изо всех сил прыгнул и толкнул окно. То надёжно запечатали краска, время и ржавчина. Сеп надавил сильнее, стукнул кулаком, услышал, как рама начала поддаваться.
Дверь треснула под тяжестью веса Марио.
Сеп молотил по окну ещё и ещё, всё сильнее и сильнее, пока стекло не разбилось, а затем пролез в пустую раму, скинув ящерицу на пол за миг до того, как Марио с рёвом ворвался в тёмное помещение.
53. Следы
Сеп намазал антисептиком пострадавший палец и оторвал от жилета полоску, чтобы перевязать рану, а затем они с Арклом наблюдали, что творится за воротами кладбища, Аркл потирал спину Сепа, пока тот плакал. Лица по ту сторону прутьев ничего не выражали, тёмная одежда была разорвана, а бледные руки трясли цепочку висячего замка.
– Их так много, – сказал Сеп, положив большой палец на кнопку воспроизведения диктофона, но не мог её нажать, зная, что запечатлелось на плёнке. – Это так грустно. Это даже не страшно, а просто грустно. Видеть, что мы наделали.
Они держались друг за друга, пока не вернулись силы, затем молча крутили педали под дождём, наблюдая, как молния ударяет в лес.
К тому времени, как они добрались до остальных, Сеп перестал плакать.
– Слава богу, – выдохнула Хэдли. – Мы так волновались.
– Ты что-нибудь видел? – спросила Лэмб.
Сеп посмотрел на Аркла.
– Что такое? – насторожилась Лэмб.
– Марио мёртв, – ответил Сеп. – Его убил Барнаби, должно быть, искал меня. Теперь Марио мёртв. И это наша вина.
– Боже мой, – ахнул Мак. Он кашлял и задыхался, липкая слюна застряла у него в горле, а на глаза навернулись слёзы. Ему пришлось ухватиться за плечо Аркла, чтобы не упасть.
Лэмб рухнула на колени.
– Ты как? – спросила Хэдли, моргая сквозь слёзы. – Мы не знали…
– Марио мёртв, – повторил Сеп, и на него обрушилась вся тяжесть случившейся трагедии.
Лэмб прикусила губу.
– Давайте покончим с этим.
Сеп кивнул, глядя на свои руки, представляя, что пролившийся на них дождь – это малиновые брызги крови Марио, Роксбурга и лисы: все они погибли по глупости их компании.
– Идём, – сказал он и повёл ребят в лес.
Дорожка, как и всё остальное – их одежда, тела и волосы, – была насквозь мокрой, дождь колошматил по земле и шипел в лужах. Мир превратился в сплошной поток сырой почвы, ребята снова и снова падали, холодные повязки Сепа липли к коже, но компания всё дальше углублялась в лес.
Сеп почувствовал, как Хэдли взяла его за руку, и с благодарностью сжал её ладонь.
– Не слишком-то обжимайтесь, – посоветовал Аркл.
– Чувак! – возмутился Сеп, отпуская Хэдли. – Да брось ты!
– Я тут с ума схожу! Пожалуйста, я просто больше не могу… как там его зовут? Нашего здоровяка?
– Мак?
– Точно, Мак! Боже… мои мозги, я не могу…
Аркл явно перепугался. Сеп взял его за руку и повёл вперёд.
– Потерпи ещё минутку, ладно?
– Спасибо, Сеппи.
Земля под ногами была скользкой и рыхлой и подавалась под истерзанными ногами Сепа всякий раз, когда он ступал на более мягкий дёрн. Сеп почувствовал текстуру кожи леса и вспомнил, как вместе с остальными бежал босиком по этой тропинке.
Он схватился за ствол дерева, выругался, когда кора оторвалась, и приземлился рядом с безошибочным следом: огромным следом от стопы, глубоко вдавленным в мягкую землю и полным воды, что серебрилась в лунном свете. След явно принадлежал Роксбургу.
Аркл помог другу встать, и Сеп нашёл ещё один отпечаток рядом с первым. Это выглядело – и звучало – так, будто егерь сломал ноги, когда попытался выйти из хижины, но следы были близкими и глубокими. Итак, он шёл, медленно, и – Сеп отступил назад, – двигался прочь из леса.
– Смотрите, – сказал он, указывая на землю.
– На что? – спросил Аркл.
– Следы Роксбурга!
Мак наклонился и провёл пальцем по кромке отпечатка ботинка.
– Совсем свежие.
– Откуда ты знаешь? – спросила Хэдли.
– По краям. Дёрн ещё не выправился, так что егерь явно прошёл недавно.
– Ты что, Одинокая… Звезда? – спросил Аркл.
– Рейнджер, – подсказал Мак.
– Мы здесь уже несколько минут бродим, – напомнила Лэмб. – Если бы Роксбург шёл из леса, мы бы его увидели.
– Смотри – он направился туда! – указал Сеп. – Отлично, одной проблемой меньше. Идём.
Повернулся к Хэдли, что стояла рядом, и увидел, как влажно блестит её кожа.
– Мне нехорошо, – призналась Хэдли.
Она выглядела ещё хуже, чем прежде, – кожа будто сморщилась и облепила череп.
– Знаю, – ответил Сеп. – Скоро придём и всё исправим, обещаю. Мы…