Дэниелс покраснел.
– Это всё Септембер, сэр. Он первый начал.
Тенч выпрямился во весь немалый рост, и его лицо стало непривычно жёстким.
Магуайр протянула руку и схватила Дэниелса за воротник.
– А сколько раз я тебе говорила о стрижке? Ирокез категорически запрещён школьными правилами!
– Вжарьте ему, Эйлин, – подначил Аркл.
Магуайр раздула ноздри.
– Не смей называть меня по имени, Хупер. Дэниелс, объяснись. Сейчас же.
– Это не я начал, – заявил тот с трясущейся губой, ну просто сама невинность.
– Да, ты сказал, что ссору затеял Септембер, – подтвердил господин Тенч. – Только мне трудно в это поверить.
– Это правда, сэр.
– Нет! – воскликнул Сеп.
Но Дэниелс упивался своей ролью жертвы.
– А потом Аркл – Даррен – принялся обзывать меня и высмеивать мои прыщи, – продолжил он слабым голосом. – Сказал, что задница и лицо у меня выглядят одинаково, и то, и то рябое.
– Это правда, Даррен? – спросил Тенч.
– Да, сэр, – торжественно ответил Аркл. – Лицо Кита в точности похоже на его задницу.
Дэниелс сорвался и бросился на обидчика, но Тенч его перехватил.
– Ещё одно взыскание, Даррен, в обычное время и в обычном месте. Кит – пройди с миссис Магуайр, пожалуйста.
– Завтра в обеденное время ты будешь со мной, – заявила миссис Магуайр, щёлкая каблуками по коридору и следуя за Дэниелсом, как пёс за овцой. – Мистер Хоуп уже забронировал себе место своим опозданием и наглостью, так что вы как раз сможете разобраться в этой своей нелепой склоке.
Обрадованный Дэниелс повернулся к Сепу. Мак тоже повернулся, но его выражение Сеп не смог понять.
– Конечно, – сказал Дэниелс, пристально глядя на Сепа. – Завтра в обед. Тогда мы и разберёмся.
– Отлично, – сказал Сеп, поймав взгляд Аркла.
– С тобой всё в порядке, Септембер? – спросил Тенч, снова прямой и спокойный.
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
– Хорошо, хорошо. Не обращай внимания на этих идиотов – проходи мимо, вот и всё. Я знаю, ты никогда не затеешь ничего подобного.
– Да, сэр.
Магуайр дала Дэниелсу подзатыльник, и Тенч приподнял брови.
– Прости миссис Магуайр, если она покажется немного… как бы так выразиться…
– На взводе? – неуверенно подсказал Сеп.
– На взводе, – кивнул Тенч. Он слегка наклонился. – Насколько я понимаю, сегодня утром она получила плохие новости – её подруга в Нью-Йорке ночью скончалась. Несчастный случай в метро. Очень неожиданно.
– Ой. Мне жаль.
Тенч похлопал Сепа по плечу.
– Молодец. Увидимся завтра. Надеюсь, придёшь вовремя.
– Да, сэр, – сказал Сеп и заставил себя улыбнуться.
Когда он повернулся, остальные уже ушли, и толпа исчезла.
Сеп был уверен, что Мак пытался помешать Дэниелсу, но это казалось бессмыслицей. Он покачал головой, запустил на плеере Моррисси, затем отстегнул скейтборд и вышел из школы, перепрыгивая по три ступеньки зараз. На улице он погрузился в марево из смолистого запаха, болтовни и грохота двигателей, что кипело под бело-голубым мрамором летнего неба.
7. Корни
В далеком лесу танцевали тени, земля шевелилась от движения невидимых глазу тварей. На останках мышей и птиц пульсировали ростки бактерий, а грязь была усеяна отпечатками лап полуночных зверей.
Дул ветер, и в пятнах солнечного света собрались сорняки. Их тонкие корни корчились в тени, впиваясь в землю, словно пальцы слепца.
В центре поляны лежал открытый каменный ящик.
Ворона прилетела на ветку, затем к ней присоединилась другая, а третья села на землю. Вскоре на поверхность земли вырвался червь и на мгновение закрутился, точно мерцающий розовый бутон во мраке. Он нашёл перья и медленно ввинтился в туловище третьей вороны.
Прошло несколько минут.
Червь снова появился, выглянув сквозь птичье брюхо, а затем, извиваясь, уполз в землю. Вороны смотрели на ящик для жертвоприношений своими глазами-бусинками, а корни пытались пробить камень.
8. Марио
По улицам носились гремящие музыкой машины, из окон торчали похожие на высохшие ветки конечности владельцев. Байкеры и роллеры загромождали тротуары, лужи слюны скапливались под мордами тяжело дышащих собак, а вспотевшие руки прижимали ледяную газировку к горячей коже. Даже дети двигались медленно, никуда не торопились, лишь спешили пересечь пятна солнечного света, что превращали мир в старую выцветшую фотографию. Летний Хилл Форд пах морскими брызгами и водорослями, травой и зеленью леса. Но в основном пахло жаром – раскалённым асфальтом и сухой землёй, – и Сеп приподнял рубашку, пытаясь поймать ветерок. Хоуп скатился с холма; последние песни Смитов звучали тягуче, батареи начали садиться, и скрежет колёс перекрывал музыку.
Снова наступил прилив. Крабы размером с собаку, загнанные жарой под воду, собрались на берегу. Сеп ненавидел их ужасные клешни, сияющие глаза, мерцающие жвалы и раковины цвета старой крови. В детстве мама называла их каменными пауками. Это не помогло.
Подходя к небольшому ряду магазинов, Сеп перевернул свою доску и пешком прошагал через стайку детей. Моррисси как раз успел допеть третье «пожалуйста», а затем Сеп остановил плёнку и открыл нужную дверь.
В тишине за жалюзи было прохладно, и глаза не сразу привыкли к полумраку. У стойки регистрации стояла дрожащая светловолосая девочка с влажными глазами. К её переднику был прикреплён значок с котёнком, и она цеплялась за сумку, как за спасательный круг.
– Привет, – сказал Сеп. – Ты Кэролайн, да?
Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Ты сегодня принесла Воби записку обо мне. С тобой всё в порядке?
Она покачала головой.
– Стажируешься?
Кэролайн кивнула.
– Что-то случилось?
Ещё кивок.
– Тебе не надо его ждать, не волнуйся, – вздохнул Сеп. – Я скажу ему, что отпустил тебя, ладно?
Она попыталась заговорить, но издала только череду быстрых всхлипов.
– Я-я-я, – выдавила Кэролайн.
– Ничего страшного, – сказал Сеп, пристёгивая доску. – Я знаю.
– Он у… убил… эту собаку…
– Я знаю, это тяжело. Ступай.
Сеп придержал для неё дверь, и Кэролайн, плача и хрипя, выбежала на жару. Открылась внутренняя дверь, и из неё высунулось широкое усатое лицо.
– Эй! Кэти? Кэйти? Как там тебя – ты ещё… о, Септембер, ты здесь! Заходи, ты сегодня рано.
– Привет, Марио, – поздоровался Сеп. – С ней всё в порядке?
Марио замахал руками.
– Да упала в обморок – бац и всё, – сказал он, закатывая глаза и высунув язык. – Вечно так реагируют на мёртвых собак, а я убил собаку, ну вот девочка и расстроилась.
– Ты не… Перестань так говорить. Ты усыпляешь собаку – есть разница.
– Собака всё равно мертва, – сказал Марио, разводя руками в перчатках до локтя. Он мыл резиновый стол. Толстая собака со спутанной шерстью лежала на тележке под пластиковой простыней, источая вонь дезинфицирующего средства.
– Я знаю, но формулировка важна, – сказал Сеп. – Люди не будут приносить своих животных ветеринару, который их убивает.
Марио нахмурился.
– Но иногда именно затем и приводят собаку, – терпеливо сказал он. – На смерть.
– Чтобы усы… ладно, не важно, – отмахнулся Сеп, а Марио соскрёб мыльную пену в ведро и снял перчатки.
– Вот вечно так с этими волонтёрами из школы. Они мечтают чистить пони и весело проводить время с животными. Но я причиняю животным вред. Я их убиваю; каждый день убиваю и вижу их печальные глаза, понимаешь? Но я делаю это, потому что такова моя работа; иногда смерть – великое благо, и надо уметь набраться храбрости. Я ветеринар – это значит, что я убиваю всех животных.
Сеп закрыл глаза.
– Может, мне стоит написать вам пару более гуманных фраз.
Марио засмеялся и хлопнул его по плечу массивной рукой.
– Моим клиентам нравится, как я говорю. Это бизнес.
Он ушёл в помещение в дальнем конце комнаты, и, когда там с жужжанием вспыхнул свет, в поле зрения мелькнули ламинат и хром.
Ветеринар был прав. Марио (урождённый Кристос Пападопулос из Ираклиона) славился откровенностью, граничащей с грубостью, весело рассказывал людям, что их стрижки ужасны, что их домашние питомцы уродливы и что, когда придёт время, очередное уродливое животное умрёт от его греческой руки. И люди любили его за это. Кристос открыл клинику много лет назад, но когда в восьмидесятые прогремела игра от «Нинтендо», взял прозвище героя как псевдоним и заодно переименовал магазин. Он даже нарисовал на двери итальянский флаг.
– А как твои дела, умник? – спросил Марио, повязывая фартук. – Как там твоё обучение на континенте?
Сеп пожал плечами:
– Ещё не заполнил анкету, застрял на последнем вопросе. Но школа дала мне рекомендации, так что проблем быть не должно. Не могу дождаться.
– Тогда мне грустно, – отозвался Марио и покачал головой. – Здесь твоё место; красивое место, где родился прекрасный мальчик. Так оставайся, стань ветеринаром, практикуйся со мной. Отличный вариант. И прибыльный.
– Нет уж, – возразил Сеп. – Я вообще-то не люблю животных. Кроме того…
– Но это же прекрасно! – захлопал в ладоши Марио. – Ветеринар, ненавидящий животных, идеален. – Он провёл пальцем по горлу. – Помни, что я тебе говорил. Нет ничего лучше, чем смотреть в глаза крошечному щенку, который издаёт свой первый лай, и знать, что однажды ты же его и отправишь на тот свет.
Сеп засмеялся.
– Я помню.
Марио кивнул.
– Быть ветеринаром… это нормально. В смысле, да, слишком много собак, слишком много кошек. Мне больше по душе большие звери, всякие там олени или скот, но люди из заповедников говорят мне: уходи, продавец чипсов. А это ещё одна вещь, ради которой нужно остаться, – сказал Марио, ставя решётки на фритюрницу и включая огонь под маслом. – Готовить чипсы. Я работаю на двух работах, поэтому могу купить большой дом у себя дома. Здесь много толстых людей. Много. А толстые люди любят чипсы.
– Точно, – поддакнул Сеп, глядя на подбородки Марио.