– Скажите, Виктор Александрович, грозит нам война с Японией или нет?
Генерал на мгновение задумался, а потом звучным и четким голосом сказал:
– Видите ли, Вячеслав Николаевич, война с Японской империей возможна, но не неизбежна. В бытность мою в Токио довелось мне слушать рассуждения одного из генералов Императорского Генштаба. Он сказал: «Если мы прекратим распространять наше влияние на прилегающие к Японии страны, то нам грозит судьба стать изолированной и беззащитной островной державой». При этом в качестве ближайшей территории для колонизации японцы рассматривают Китай. Но тут они неизбежно столкнутся с европейскими державами и САСШ.
– Вы полагаете, что конфронтация может закончиться вооруженным конфликтом? – осторожно поинтересовался я.
– Я не исключаю и такого варианта развития событий, – кивнул Яхонтов. – И сейчас, когда главные силы стран Антанты полностью задействованы в Европе, а в колониях остались преимущественно туземные части, для Японии создается благоприятная возможность начать свою экспансию.
– А если подобное и случится, то останутся ли нейтральными САСШ? – спросил я.
– Думаю, что нет, – ответил генерал. – Уже сейчас интересы Японии и САСШ пересекаются во многих уголках Тихого океана. И в случае открытого вооруженного столкновения между Японией и странами Антанты американцы выступят на их стороне.
– Виктор Александрович, а как вы считаете, если Япония примет решение воевать против САСШ, то где она нанесет свой первый удар?
Я расстелил на столе карту Тихого океана и протянул генералу указку.
Яхонтов немного помедлил, а потом обвел указкой группу островов.
– Скорее всего, японцы нанесут свой первый удар по Гавайям. В частности, они попытаются уничтожить военно-морскую базу в Перл-Харборе[11].
Я лишь покачал головой – умен, Виктор Александрович, ох умен. Посмотрим, оценит ли он подсказку, которую я ему сейчас дам.
– Вот, посмотрите, – я протянул генералу папку, в которой находился текст «меморандума Танаки». – Этот документ надо доработать до максимальной достоверности, после чего передать его в редакцию достаточно влиятельного и читаемого печатного издания.
Яхонтов внимательно прочитал текст, хмыкнул и вопросительно посмотрел на меня.
– Вячеслав Николаевич, скажите – что это? И где вы раскопали эти бумаги? Они очень похожи на подлинные. Хотя кое-что меня в них смущает.
– Вообще-то это дезинформация, но сделанная достаточно качественно. В ней схвачено главное – неудержимое стремление Японии к завоеваниям. И направления экспансии тоже обозначены правильно.
Яхонтов кивнул, соглашаясь со мной, взял меморандум и прочитал вслух:
– «Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи.
…Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на Азиатском континенте».
– А вот что здесь написано про САСШ, – генерал с выражением прочитал: – «…В интересах самозащиты и ради защиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политики «крови и железа». Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Америкой, которая натравляет на нас Китай, осуществляя политику борьбы с ядом при помощи яда. Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить Соединенные Штаты, то есть поступить с ними так, как мы поступили в Русско-японской войне».
– Скажите Виктор Александрович, – спросил я у Яхонтова, – а как отреагируют в САСШ, когда прочитают все это?
Генерал усмехнулся и внимательно посмотрел на меня.
– Вячеслав Николаевич, я всё понял. Вы позволите мне немного поработать над этим документом?
Я кивнул, и Яхонтов добавил:
– А где и как опубликовать его, я придумаю. Да любой журналист полжизни отдаст за то, чтобы раздобыть такой сенсационный материал. Конечно, будет скандал, но любой скандал для прессы – это дополнительные тиражи, а следовательно, деньги, и немалые. С вашего позволения, я откланяюсь – мне не терпится начать работу над этой информационной «бомбой»! Ох, и грохнет она!
3 сентября 1918 года, утро.
Франция, Эвре.
Ставка Объединенного командования Антанты,
салон-вагон главнокомандующего
За последнюю неделю обстановка на фронте обострилась до предела. Прорвавшиеся под Амьеном германские войска снова смогли глубоко вклиниться на французскую территорию, в результате чего передовые части 2-й германской армии уже вели ожесточенные бои на окраинах Руана, на защиту которого встали спешно сформированные батальоны Национальной гвардии. В эти батальоны, уже зная о тех ужасах, что творились в Париже, записывались все способные носить оружие жители Руана – от портовых докеров и разнорабочих до вполне благополучных буржуа и рантье. Одновременно с формированием батальонов Национальной гвардии в глубокий тыл эвакуировались все, кто не принимал участия в обороне города. Опыт Парижа французским командованием был учтен в полной мере, и повторения той трагедии оно стремилось избежать любой ценой.
Приближение германской армии вызвало в нормандцах не страх, как этого можно было бы ожидать по поведению их потомков, а ярость. Эти большие, немного медлительные светловолосые люди были потомками суровых норманнов, пахарей моря, с одинаковой легкостью ловивших в открытом море сельдь и ходивших в грабительские военные походы. Именно там, в опоясавших Руан окопах, добровольцами был изобретен «руанский коктейль» – бутылки, наполненные бензином или керосином и снабженные зажигательным фитилем, которыми французские национальные гвардейцы пожгли изрядное количество германских панцеров. Туда же, в самое пекло боев были брошены разрозненные части чехословацкого легиона, еще зимой выведенные из Советской России.
Одновременно в тылу сражающихся руанских добровольцев в Гавре и Довиле, а также в самом Руане, с пароходов высаживались все новые и новые тунисские, алжирские и марокканские дивизии, солдатам которых после победы над Германией было обещано полноправное французское гражданство. Другие подкрепления из Северной Африки и Кохинхины прибывали под Руан из Марселя. В то же время в Дьеппе и Булони разгружались индийские колониальные части, а также новозеландские, австралийские и южноафриканские дивизии, которые тут же включались в состав изрядно истощенных Британских экспедиционных сил.
В основном пополнение шло в 1-ю и 3-ю армии, которые превращались в ударные группировки, готовые ударить под основание Руанского выступа в районе Амьена и Нешатель-ан-Бре, неподалеку от места знаменитой средневековой битвы при Кресси.
В то же время с противоположной стороны Руанского выступа, в районах городков Сен-Клер и Бове, концентрировались свежие французские части. Маршал Франции Фердинанд Фош готовился дать решительный бой группе армий «Принц Леопольд» и разгромить ее, пока увязшая в Париже вторая половина германской армии растрачивает свои силы в уличных боях, сражаясь за груды битых кирпичей, в которые превратилась французская столица. Германский император Вильгельм поставил перед фон Беловым задачу – Антанта не должна снять из-под Парижа ни одного солдата!
Но при этом, если верна прямая теорема, то верна и обратная. И германское командование тоже не могло снять из-под Парижа ни одного подразделения для того, чтобы направить его на помощь своим увязшим под Руаном войскам. К настоящему моменту было почти исчерпано численное преимущество германской армии, сложившееся десять месяцев назад, когда сперва вышедшая из войны Советская Россия, а потом разгромленная и бросившая оружие Италия позволили германскому командованию сконцентрировать все свои силы на Западном фронте против англичан и французов. Все сожрал проклятый Париж, превратившийся в еще одну мясорубку, наподобие Вердена.
– Если бы битвы за Париж не было, – сказал маршал Фош, – то ее следовало бы выдумать.
Вообще-то маршал Фош положил в «парижской мясорубке» в полтора раза больше своих солдат, чем немцы. Но эти солдаты для него были дешевым колониальным быдлом, которое не за что и незачем жалеть. А немцы теряли в боях в основном солдат, уроженцев Германской империи. При этом сгинувший в кошмаре уличных боев (больше половины перебежало к Антанте) польский «легион Пилсудского» был всего лишь восточно-европейской экзотикой, как и части, сформированные из пленных румын и итальянцев, согласившихся воевать за Центральные державы, но делавших это чрезвычайно плохо и неохотно и (в очередной раз) сдающиеся в плен.
Исчерпание германских резервов, которых еще в конце весны, казалось, было вполне достаточно, привело к тому, что ударная группировка 2-й армии к Руану проскочила, а вот раздвинуть края прорыва на как можно большую ширину, действуя против открытых флангов, 17-й и 18-й германским армиям не удалось. И теперь на флангах прорыва шли ожесточенные затяжные бои с постоянно подтягиваемыми к линии фронта колониальными частями Антанты.
Атаки сменялись артиллерийскими обстрелами и контратаками, попытки германских гренадер вклиниться между французскими частями и обойти позиции парировались выдвигающимися резервами. Линия фронта двигалась, но значительно медленнее, чем хотелось германскому командованию, и со значительно большими, чем это было запланировано, потерями.
Франция и Англия были великими колониальными державами и могли гнать толпы разноплеменного пушечного мяса прямиком на фронт, на убой, под немецкие пули и снаряды. Французским и английским генералам лишь требовалось дополнительное время для того, чтобы мобилизовать эти массы разноплеменных солдат, сколотить из них подразделения, потом провести минимальное обучение, в том числе и тому языку, на котором говорят их командиры, а потом доставить на кораблях в Европу. Для германского же командования это было недостижимой мечтой, и необходимость отбиваться от попыток Антанты завалить их «пушечным мясом» приводила германских генералов в состояние исступления.