Тарег уже стоял в дверях и, ругаясь по-своему, застегивал пряжку на груди.
– Джунайд-сама! Куда он собрался?!..
– Разрешаю тебе взять моего запасного коня, нерегиль! – заорал Джунайд.
Ответом ему стал ссыпающийся вниз по лестнице топот.
А через мгновение снизу послышался крик ученика: «Стой, куда прешь, о бедствие из бедствий, шайтан, это не твоя лошадь!» – ржание и мощная дробь копыт коня, которого подняли с места в галоп.
Айша открыла глаза и снова прислушалась. Ей было не по себе: снаружи, из ночного двора доносился явственный плеск воды. Журчание фонтана.
Она снова закрыла глаза и сказала себе – это просто сон.
Вода плескала и лилась плотными струями. Звук гулял по затопленному темнотой пустому залу, отдаваясь легким эхом под резным куполом.
Айша поднялась на локте – вокруг нее на коврах мирно спали три женщины и двое мальчишек. Хашайр лежал лицом вверх и улыбался во сне. Огонек над фитильком в масляной плошке освещал узор подушки под головой мальчика и распущенные седые волосы аль-Хансы, свернувшейся с ним рядом под одеялом. С другой стороны от матери мирно посапывал Сулайман – как всегда, на животе, задрав одну согнутую в колене ногу вверх, а другую вытянув аж за край ковра. Дальше большим темным холмом круглилась спящая тетя Фатима. А рядом с ней… было пусто. Откинутое одеяло и подушка на месте, где должна была спать Асет.
Айша сглотнула. И снова прислушалась. Тихо позвала:
– Асет?.. Асет?..
А что, если девочка просто вышла справить малую нужду?
Глаза, как ни странно, слипались – так хотелось спать. Айша сейчас положит голову обратно на подушку, а когда откроет утром глаза, увидит, что Асет спит на своем месте рядом с матерью – или уже радостно верещит, гоняя по блестящим на солнце плиткам двора толстых ленивых голубей.
– Асет?..
Вода плескала и журчала, переливаясь и тренькая. Дыхание спящих было ровным и спокойным. Айша отерла выступивший на лбу пот и потянула из-под подушки ножны с кинжалом. Сделав глубокий вдох, девушка осторожно, чтобы никого не разбудить скрежетом железа, обнажила клинок и поднялась на ноги.
В глубине зала светлели лунным очерком три полукруглые арки-подковы. Прищурившись, Айша попыталась разглядеть сквозь них фонтан – но двор тонул в сплошном белесом сумраке.
Сделав еще один вдох, девушка сжала рукоять ханджара во вспотевшей от страха ладони и пошла к выходу из зала.
Асет она увидела, еще не дойдя до порога. Девочка стояла над каменной чашей фонтана, спиной к ней. Длинная белая, такая же, как на самой Айше, рубашка складками ложилась на каменные плиты. Распущенные темные волосы висели длинными спутанными прядями.
– Асет?..
Девочка не обернулась. Подобрав одной рукой волочащийся подол рубахи, а другой поднимая ханджар, Айша сделала шаг. Еще шаг. И наконец встала рядом с Асет.
Та зачарованно смотрела вниз, на фонтан. Айша посмотрела туда же.
В середине серой каменной чаши пробивался плещущий столбик темной жидкости. От нее шел какой-то странный, знакомый запах. Вдруг фонтан булькнул, и черная, маслянистая в лунном свете струя взметнулась выше. На Айшу и Асет брызнуло. Они посмотрели на себя – и дико закричали. На белоснежных рубахах расплывались алые пятна – фонтан бил кровью.
На крики откликнулось эхо из глубины двора. В ужасе посмотрев в ту сторону, девушки увидели, как у второго фонтана шевелится что-то темное. Над разъехавшимися каменными плитами вставали мутные клубящиеся тени, выпрастывая руки, вымахивая все выше и выше.
Айша схватила девочку за руку:
– Назад! Обратно в зал!
Над средней аркой круглилась печать Благословенного.
И тут они закричали еще сильнее. От стены сада, отрезая путь ко входу, вихляясь и безобразно переваливаясь, к ним шли три распухших черных тела. Розовые языки свисали из вывернутых губ, размотанные набедренные повязки волочились по земле, путаясь на изодранных в клочья толстых ногах.
– Мы успеем! – крикнула Айша.
Но ее ступни словно приросли к земле.
Из глубины двора донесся вой и хлестнуло ледяным ветром.
– Уме-е-йя-яя!..
Оцепенев от кромешного ужаса, девушки смотрели, как к ним ползет белесый туман – и с ним разевающие алые рты, тянущие длинные руки-тени.
Айша вцепилась руками в щеки и пронзительно завизжала. Она визжала настолько громко, что не сразу услышала, что во дворе между стеной и стеной бьется еще один крик:
– Не выходите! Не выходите наружу!
И в уши ударил топот копыт.
Айша развернулась – и закричала от нового ужаса. Над ней вздыбился, молотя копытами воздух, молочно-белый конь, поплыла в воздухе длинная грива. Всадник призрачно светился, и Айша ясно видела, что его одежда заскорузла от крови. Копыта грохнули о камень прямо перед ней, ноги коня разъехались на гладких плитах, бледное лицо с темными провалами глаз прижалось к выгнутой шее белой лошади. Асет заверещала – и Айша тоже увидела длинный прямой меч, с которого стекала черная жидкость. Конь снова встал на дыбы. В желтеющих масляным светом арках входа метались тени:
– Айша-а! Де-то-чка-аа!
Лошадиный храп, грохот копыт на камне:
– Не выходите!!! Я сказал – не выходите во двор!!!
И снова цокот подков по плитам двора – конь шарахнулся боком, загоняя вопящих женщин обратно под тройные арки.
– Асе-е-ет!
В этом крике разбивалось сердце.
Пронзительное конское ржание – и немыслимый вопль на жутком языке. Тень всадника метнулась в освещенном проеме.
Айша схватила девочку за руку и рванулась вперед:
– Мама-а-а!!!
Через мгновение аль-Ханса уже держала ее обеими руками, прижимая к груди. Асет рыдала где-то рядом. Со двора доносились страшные крики на непонятном языке и лязг железа. Айша нашла в себе силы обернуться.
Над матово блестящей плиткой двора клубилось и извивалось что-то серое. Метнулась тень, другая. И вдруг надо всем этим в воздухе кувыркнулось – то самое существо с мечом. И снова невесомо подлетело, хлопнули полы одежды, от меча брызнуло красным.
– Бежим отсюда, мама! – крикнула Айша. – Фатима, Асет, Сулайман, Хашайр! Бежим, они повсюду! Нам нужно наружу!
И они помчались, как стая кроликов от коршуна – стремглав через мощеный двор, под арку входа в аль-каср, наружу, к стене сада, и уже оттуда, быстрее, быстрее, спотыкаясь, падая, вставая, быстрее, быстрее – к воротам.
Из замка они выбежать не успели.
С криком «Во имя Праведного!» под щербатый свод в желтой стене влетали, один за другим, всадники в белых чалмах. Самый первый осадил плотного рыжего кохейлана перед Айшой, забросав шарахнувшихся женщин комьями земли и мелкими камушками. Голова всадника была непокрыта, а когда он спрыгнул с седла, девушка поняла, что короткие волосы юноши – совершенно белые. Он был седым, этот молодой человек с властным красивым лицом. Шагнув к Айше, он сказал:
– Прости меня, я едва не опоздал. Теперь вам нечего страшиться – все опасности миновали. Отныне вы находитесь под покровительством эмира верующих.
Его глаза жадно вбирали всю ее, с ног до головы – от макушки до пят, такой, какой она стояла перед ним: с распущенными черными волосами, в одной рубашке. Девушка пошатнулась и почувствовала, что падает. Сильные руки подхватили ее, и Айша неведомо как оказалась в объятиях молодого человека. И поняла, кто это, – потому что в аш-Шарийа навряд ли бы нашелся другой юноша с совершенно седыми волосами. Ее прижимал к своей груди Аммар ибн Амир, эмир верующих. Айша осторожно перехватила рукоять ханджара. Почувствовала на себе его испытующий взгляд. Подняв лицо, она отстранилась на расстояние ладони, заглянула в спокойные серые глаза и сказала:
– Сегодня ночью ты оказался далеко от столицы, о повелитель.
– Древние говорили, что влюбленные – это пастухи звезд в бесконечности ночи.
Айша подняла руку, чувствуя, как ищет крови длинное древнее лезвие, видевшее небо над пустыней Али. Халиф нежно обнял пальцами ее пальцы на рукояти кинжала. Лицо девушки запрокинулось. Аммар наклонился, не отпуская глазами ее глаза, все так же мягко придерживая запястье под занесенным ханджаром.
– Отойди, – тихо предупредила Айша. – Я ударю.
– Один поцелуй будет стоить мне жизни, – спокойно сказал Аммар. – Но я умру счастливейшим из людей.
И он ее поцеловал. И, все сильнее впиваясь в губы, больно сжал кисть руки с кинжалом. Айша придушенно застонала, пальцы выпустили ханджар. Аммар перехватил ее бьющую, как крыло, руку и крепко прижал к телу. На мгновение оторвался от поцелуя, сказал:
– Все, Айша, хватит. Я поймал тебя, о лань Умейядов, и теперь ты моя.
И снова прижался губами к ее губам.
Эпилог
Мадинат-аль-Заура, дворец халифов, два месяца спустя
…Наш жених – красивейший из юношей города,
О наш жених, он красивее всех!..
Хлопая в ладоши и звеня браслетами, женщины разливались в веселой песне. На террасах садов Младшего дворца звенели вибрирующие крики радости – они неслись от павильона к павильону, от пруда к пруду.
Наш жених – он Антар Абс своего племени,
О юный храбрец, воистину он подобен ему!
О солнце, знай, сегодня земля встречает нашего жениха!
Он подобен утру, он испросил руки девушки и был храбр и отважен!
Утреннее солнце мягко золотило зелень, под кипарисами еще не высохла роса. Не зря Младший дворец прозвали Йан-нат-ан-Арифом – ибо сады его были подобны райским и возвращали молодость всякому, кто вступил на их травы. На нижних террасах настелили толстые ворсистые ковры для женщин – и для слепых музыкантов, которые уже настраивали свои инструменты. Аммар ибн Амир не скупился и делал все, лишь бы порадовать свою белокожую красавицу-невесту, – перекупил все свадебные оркестры столицы, и теперь слепцы изо дня в день звенели струнами лаудов и цитр в садах харима.
Повелителю верующих воистину не терпелось, перешептывались в переходах Баб-аз-Захаба, золотого дворца халифов. Слыханное ли дело, всего четыре дня как провели церемонию обручения и обменялись кольцами, а Аммар ибн Амир уже отдал приказ готовить свадебное торжество.