Когда он окончил свой рассказ, адмирал Гопкинс выразил ему горячую благодарность:
– Вы положили предел нашей неизвестности, сковывавшей все наши решения, – сказал он. – Наши противники с такой адской ловкостью перепутали всю нашу систему сообщения, что у нас нет никаких вестей даже о судах, крейсирующих у наших берегов. Беспроволочный телеграф не действует или действует настолько неправильно, что, по-видимому, большая станция, местонахождение которой еще не открыто нами здесь или в окрестностях, направляет обильно и непрерывно в пространство сильные электрические волны, уничтожающие или поглощающие все другие.
– Адмирал, – оживленно возразил инженер, – мне кажется, что я знаю, отчего происходит эта пертурбация: станция, присутствие которой вы подозреваете, действительно существует, но не на материке, а устроена на море, и я ее видел. Это судно, расположившееся на расстоянии восьмисот или тысячи двухсот миль, не доезжая Гавайских островов, и я пролетел вчера совсем близко около него перед наступлением ночи. Если бы я мог отметить мой путь по карте, то определил бы его местонахождение с точностью до десяти миль.
Морис Рембо перечислил все основания, побудившие его прийти к заключению, что это судно без флага, почти неподвижное, снабженное целым рядом рей и от которого несся характерный шум – было установлено для непрерывного бросания в пространство пертурбационных сигналов.
– Необходимо взять это судно и потопить его мимоходом, – сказал адмирал. – Вы оказываете нам этим открытием новую услугу. Я не знаю, как благодарить вас за все. Будьте уверены, что Америка сумеет оценить ваши заслуги…
– Адмирал, – прервал молодой человек, – вы можете сами и сейчас же даровать мне единственную награду, которой я добиваюсь…
– Какую? – спросил командир эскадры полным удивления голосом.
– Разрешите мне сесть на тот крейсер, который будет предназначен вами для следования впереди других и который прежде других увидит Мидуэй… Мое самое горячее и единственное желание в эту минуту – это увидеть первым развевающийся на верхушке крепости ваш национальный флаг…
На лице адмирала Гопкинса снова выразилось удивление.
– Я с большим удовольствием удовлетворяю вашу просьбу, которая является в моих глазах новой заслугой для вас. Ваша родина всегда – я утверждаю это во всеуслышание – является единственным в мире богатым источником великодушия и бескорыстия. И я приветствую ее здесь в вашем лице.
Эта похвала привела Мориса Рембо в легкое смущение. Нет, он не бескорыстен и ожидающая его там награда стоит всех тех, которые собираются даровать ему впоследствии.
Для того чтобы скрыть свое смущение, он заявил командиру эскадры о безусловной необходимости захватить вместе с идущими на помощь судами пароход-цистерну, так как в крепости Мидуэй имеется запас воды не более как на шесть или восемь дней.
– Начальник моего штаба сделает все необходимые распоряжения, – сказал адмирал. – Что касается вас, господин Рембо, то будьте готовы через час сесть на пароход, так как нельзя терять ни минуты. Мы все убеждены в этом после вашего рассказа. Если Мидуэй еще продержится до нашего прибытия, то мы отберем Гонолулу через две недели, а все остальное явится само собой.
– В таком случае, адмирал, – сказал командир Гезей, подойдя к нему, – соблаговолите даровать мне высокую честь идти с моим крейсером во главе эскадры. «Колорадо» может делать до двадцати четырех узлов, и вы видели это на деле. Быть может, мне еще суждено будет принять последний вздох моего брата и первому утешить бедное дитя, столь нуждающееся в утешении, в ее горе.
– Согласен, дорогой командир, – ласково сказал адмирал. – Снимайтесь с якоря, лишь только найдете возможным: «Монтана» отправится с вами; два пакетбота, нагруженные, по распоряжению губернатора, углем, готовы следовать за вами вместе с упомянутым пароходом-цистерной. Адмирал Девей назначит еще три самых быстроходных миноносца для рекогносцировки. Назначаю вас командиром всего отряда.
– Благодарю вас, адмирал, – сказал растроганный командир. – Мое судно находится под разведенными парами, никто из людей не высаживался, все припасы пополнены мною в Магдалена-бей. Через час я отправляюсь в путь.
– Через три часа за вами последует второй отряд крейсеров такого же состава. Два отряда броненосцев отправятся в полночь; я сейчас же укажу их начальнику штаба, и их быстро снабдят углем. Крейсеры направятся прямо в Мидуэй, а броненосцы – в Гонолулу.
Когда Морис Рембо, поклонившись адмиралу Гопкинсу, направился к выходу в сопровождении командира «Колорадо», адмирал сказал:
– Еще раз благодарю вас, особенно за то, что вы, повторяю, вывели нас из самого скверного на море состояния: неопределенности. До свидания, мы встретимся вскоре там… – Затем он прибавил, обращаясь к командирам судов: – До сих пор я не верил в авиацию… Я видел, как она применялась только на небольших расстояниях. Теперь она внушила непоколебимую веру в себя мне и всему миру.
Менее чем через час, попрощавшись с оказавшим ему такое ценное содействие сэром Вильямом Липтоном и сделав при помощи его необходимые покупки, Морис Рембо поднимался по трапу крейсера «Колорадо». Это было прекрасное длинное судно, приспособленное для мирного и военного времени с двигателями в 40 тысяч лошадиных сил и четырьмя большими орудиями, защищенными башнями. Его экипаж, выбитый из колеи продолжительной и тяжелой навигацией, вынудившей его обогнуть мыс Горн, обнаружил свою радость при вести о назначении его идти во главе эскадры и с быстротой опытных моряков они торопились закончить приготовления к снятию с якоря.
В восемь часов вечера крейсер оставил свой мертвый якорь и, предшествуемый на расстоянии нескольких кабельтовых разведочным судном «Буян», направился в фарватер.
Весь город был уже оповещен о том, что часть эскадры идет к Гавайским островам.
Быстрота столь нетерпеливо ожидаемого решения вызвала среди всех слоев населения несказанный восторг.
Было также известно, что французский авиатор находится на «Колорадо» и просил как особой милости разрешения вернуться в Мидуэй. Это вызвало новый взрыв восторга по отношению к стране, дающей подобных людей.
Берега канала были переполнены поздним вечером зрителями, как во время прибытия эскадры, и передовые суда флота Тихого океана двинулись в путь навстречу бывшим когда-то «милым, маленьким япошкам» среди восторженных кликов и возгласов тысячной толпы.
Снаряженные и отправляемые иначе, чем старые русские суда Рожественского – они собирались доказать японцам, что война, сопровождаемая предательскими и беззаконными поступками, может дать ощутимые результаты только вначале и что существует неизменная справедливость для народов, как и для отдельных личностей, когда они сталкиваются с противниками, сохранившими во всей неприкосновенности веру в патриотизм и чувство национальной чести.
Глава 15На крейсере «Колорадо»
Командир Гезей сам распоряжался выходом своего судна из канала Золотых ворот, направил его к крепости Мидуэй и затем отправился в свою столовую, где его ожидал молодой инженер, приглашенный им к столу на все время плавания, вместе со старшим офицером «Колорадо» и лейтенантом, исполнявшим обязанности капитана.
Морис Рембо должен был, по просьбе командира Гезея, снова рассказать о тех событиях, во время которых комендант крепости Мидуэй получил смертельную рану. Он не скрыл, что нет никакой надежды найти его живым, и рассказывал о девушке, как об ангеле-хранителе, оберегающем в настоящее время его последние минуты.
– Бедная Кэт! – пробормотал командир судна. Тяжело было видеть горе, выражавшееся на его лице во время рассказа молодого инженера.
– Бедная малютка. Она теперь сирота, и у нее не осталось никакой поддержки в жизни, кроме старого холостяка в лице меня, всегда находящегося в плавании или в колониях! Какая тяжелая жизнь предстоит ей… Мой брат говорил мне о проекте женитьбы на ней какого-то лейтенанта в его гарнизоне. Что вышло из этого? Да и прибудем ли мы вовремя? Меня страшно мучит мысль, что может произойти там, если японцы опередят нас. Они, очевидно, не остановятся ни перед чем для того, чтобы овладеть крепостью до нашего прибытия. Они сознают всю важность этого, как и мы!
– Сколько времени понадобится «Колорадо», чтобы прибыть туда? – спросил Морис Рембо, старавшийся скрыть под маской спокойствия свой собственный страх.
– Ровно шесть дней, если делать в среднем двадцать два узла. Я могу довести скорость до двадцати четырех узлов и сделаю это, если нужно будет в последние сутки. Но все находится в зависимости от того проклятого вопроса об угле. А если судно очутится лишенным угля, то есть совершенно обезоруженным, близ попавшей во власть японцам крепости Мидуэй – это будет ужасно!
– Какое расстояние отсюда до Мидуэя?
– По прямой линии – три тысячи двести миль… Но мы вынуждены удлинить наш путь приблизительно на двести пятьдесят миль, по распоряжению адмирала, считающего необходимым, чтобы мы мимоходом уничтожили эту воздушную электрическую станцию, о которой вы говорили. Для этого нужно плыть наискось к острову Гавайи, между тем как по прямой линии мы отклонились бы на восемьсот миль от него. Но крайне важно восстановить сообщение между флотом и материком, и поэтому нам не приходится раздумывать. Не откажите только, мой дорогой инженер, определить точное, на ваш взгляд, местонахождение этого проклятого судна!
Морис Рембо сейчас же, без долгих размышлений, определил это место.
Судя по времени прохождения над ним, это было в 850 милях от острова Гавайи и в 1250 милях от города Сан-Франциско. Местонахождение его было обозначено красным крестом на карте.
– Мы должны добраться туда в пятьдесят пять часов, – рассчитал командир судна. – Через два дня в полночь мы будем не более как на расстоянии четырех часов от него. Следовательно, мы можем начать наши действия ночью, и если это дьявольское судно не переменило своего места, то оно не спасется от нас… Оно вооружено?