— В Ирландии было слишком жарко для меня, — ответил Кормак откровенно. — Лорд Шеймус Макджеральт — Джеймс Фицджеральд — пожелал заключить мир с английским королем, и я боялся, что он купит его благосклонность, отдав меня в руки королевского губернатора. Тогда была вражда между моей семьей и большинством ирландских кланов, мне некуда было пойти. Я собирался искать свою удачу в Шотландии, когда молодой Имонн Фицджеральд собрался в крестовый поход, и я решил сопровождать его.
— Но ты получил и расположение Ричарда — расскажешь об этом мне.
— Охотно расскажу. Это произошло на равнинах у города Азот[10], когда мы атаковали турок. Да, ты тоже был там! Я дрался один в самой гуще сражения, и шлемы с тюрбанами трескались, как яичная скорлупа, под моими ударами, когда я заметил сильного рыцаря в авангарде нашей битвы. Он двигался все глубже и глубже, приближаясь вплотную к линий язычников, и его тяжелая булава расплескивала мозги, словно воду. Но так как щит его был помят, а доспехи залиты свежей кровью, я не мог с уверенностью сказать, кто же это был. И вдруг его конь рухнул, а он в то же мгновение был окружен со всех сторон воющими демонами, которые пытались задавить его количеством. Чтобы пробиться к нему, я спешился…
— Спешился? — воскликнул сэр Руперт в изумлении.
Кормак, раздраженный тем, что его прервали, тряхнул головой.
— Почему нет? — отрезал он. — Я не французская воительница, боящаяся сойти с коня в грязь, в любом случае, я могу биться стоя на ногах. Затем я расчистил небольшую площадку вокруг на длину своего меча, а упавший рыцарь, выбравшийся на свет, встал, ревя, словно бык, и размахивая своей окровавленной булавой с такой яростью, что чуть не размозжил мне голову так же, как туркам. Атака английских рыцарей заставила язычников отступить, и когда он поднял забрало, я увидел, что пришел на помощь Ричарду Английскому.
«Кто ты и кто твой господин?» — спросил он.
«Я Кормак Фицджеффри, и у меня нет господина, — ответил я. — Я отправился с молодым Имонном Фицджеральдом в Святую Землю, а с тех пор, как он пал под стенами Акры, я ищу свою удачу в одиночку».
«Что ты скажешь обо мне как о господине?» — спросил он в то время, когда битва переместилась на расстояние полета стрелы от нас.
«Вы бьетесь достаточно хорошо для человека с саксонской кровью в жилах, — ответил я, — но я предан не английскому королю».
Он выругался, как сапожник.
«Кости святых, — сказал он, — такой человек дорого стоит. Ты спас мне жизнь, но за твою дерзость ни один принц не сделает тебя рыцарем!»
«Храните ваше рыцарство, и будь оно проклято, — сказал я. — Я вождь в Ирландии; но мы тратим впустую слова; пора нанести вождям этих язычников полный разгром».
Позже он навязал мне свое королевское общество и отправился веселиться со мной; он редко устраивает попойки, хотя не дурак выпить. Но я не доверяю королям; я присоединился к кортежу храброго и доблестного молодого французского рыцаря сьера Жерара де Жисклина, полного безумных рыцарских идеалов, хотя и был он из знатной молодежи.
Когда был заключен мир между войсками, до меня дошли слухи о возобновлении борьбы между Фицджеральдами и ле Ботелирами, так как лорд Шеймус был убит Ниалом Maкартом. И я, находясь в милости у короля, взял разрешение у сьера Жерара и отправился обратно в Эрин. Таким образом, — мы ворвались в Ормонд с факелами и сталью и повесили старого сэра Уильяма ле Ботелира на барбакане[11]. После, когда надобность в моем мече прошла, я вспомнил о сьере Жераре, которому обязан своей жизнью, и этот долг я еще не имел возможности заплатить. Скажи, сэр Руперт, он все еще живет в своем замке Али-Эль-Яр?
Лицо сэра Руперта вдруг побелело, и он откинулся назад, словно что-то его сильно тяготило. Кормак поднял голову, и его темное лицо стало еще более суровым и исказилось от угрюмого напряжения. Он схватил руку норманна в бессознательном диком порыве.
— Скажи мне, — прохрипел он. — Что беспокоит тебя?
— Сьер Жерар, — тихо прошептал сэр Руперт. — Разве ты не слышал? Али-Эль-Яр лежит в руинах, Жерар мертв.
Кормак взревел, словно бешеный пес, его огромные глаза засверкали страшным светом. Он заставил вздрогнуть сэра Руперта от силы ярости своих чувств.
— Кто это сделал? Он умрет, даже если он император Византии!
— Я не знаю! — с трудом выдохнул сэр Руперт, его разум был потрясен от взрыва примитивной ярости гэла. — Ходят грязные слухи: сьер Жерар полюбил девушку из гарема одного шейха, как говорят. Орда диких всадников из пустыни атаковала его замок, один из его вестников прорвался сквозь окружение, прося помощи у барона Конрада фон Гонлера. Но Конрад отказался…
— Да! — прорычал Кормак, яростно взмахнув руками. — Он ненавидел Жерара, потому что много лет назад он, тогда еще юноша, был лучшим фехтовальщиком на борту судна, которым командовал старик Фридрих Барбаросса[12]. Что было потом?
— Али-Эль-Яр пал со всеми его людьми. Их голые и искалеченные тела лежали среди углей, но труп сьера Жерара так и не был найден. Умер он до или после нападения на замок — неизвестно, но, должно быть, все-таки он мертв, так как требований о выкупе не поступало.
— Вот так Саладин хранит мир!
Сэр Руперт, зная о безумной ненависти Кормака к великому курдскому султану, лишь покачал своей головой.
— Это было дело не его рук — здесь постоянны стычки вдоль границы как по вине христиан, так и мусульман. И здесь не может быть иначе: франкские бароны владеют замками в самом сердце мусульманской страны. Здесь скоплено много личной вражды, а вокруг множество диких пустынных и горных племен, которые не подчиняются даже Саладину и ведут свои собственные войны. Многие полагают, что шейх Нуреддин Эль Гор разрушил Али-Эль-Яр и привел сьера Жерара к смерти.
Кормак взял свой шлем.
— Подожди! — воскликнул сэр Руперт, вставая. — Что ты намерен делать?
Кормак рассмеялся жестоко.
— Что буду делать? Я ел хлеб с де Жисклином. Могу ли я, как шакал, вернуться домой и оставить своего покровителя не отомщенным? Ну уж нет!
— Но подожди, — сказал сэр Руперт. — Что будет стоить твоя жизнь, если ты отправишься к Нуреддину в одиночку? Я вернусь в Антиохию и соберу моих вассалов; мы отомстим за твоего друга вместе.
— Нуреддин — это полунезависимый вождь, я — не имеющий господина странник, — прогрохотал норманн-гэл, — но ты — сенешаль Антиохии. Если ты отправишься за границу со своими всадниками, свинья Саладин воспользуется этим, чтобы нарушить перемирие и смести остатки христианских королевств в море. Они слабы сейчас, это лишь тени славы Балдуина[13] и Боэмунда[14]. Нет, Фицджеффри посеет свою собственную месть. Я отправлюсь в одиночку.
Он надел свой шлем и с грубым «Прощай!» повернулся и шагнул в ночь, где потребовал своего коня. Дрожащий слуга привел большого черного жеребца, который поднялся на дыбы, громко фыркая и сверкая своими зубами. Кормак схватил поводья и жестоко дернул вниз, воспитывая коня, затем вскочил в седло еще до того, как передние копыта коня коснулись земли.
— Ненависть и голодная месть! — вскричал он жестоко, затем повернул огромного жеребца в сторону, и сэр Руперт, глядящий растерянно ему вслед, услышал стремительно удаляющийся стук подкованных копыт. Кормак Фицджеффри ехал на восток.
II. Бросок топора
Белый рассвет поднялся над Востоком, разорванный розово-красными валами холмов Утремера. Богатые оттенки смягчили суровые контуры, углубили синие обрезки ночной пустыни.
Замок барона Конрада фон Гонлера возвышался над дикими и пустынными землями. Когда-то это была крепость турков-сельджуков[15], ее переделали в поместье франкского лорда, улучшив на случай появления угрозы с востока. Стены были укреплены и барбакан построен на месте обычных широких ворот. Иначе было не защититься.
На заре мрачная, темная фигура подъехала к глубокому безводному рву, который окружал крепость, и начала бить железным кулаком по звонкому щиту до тех пор, пока громкое эхо далеко не разнеслось над соседними холмами. Сонный воин, вооруженный пикой, появился на барбакане и, склонившись вниз, что-то требовательно прокричал.
Одинокий всадник вскинул голову в шлеме вверх, открывая темное лицо уставшего человека, который всю ночь был в пути и немного замерз.
— Вы редко бываете здесь в дозоре, — проревел Кормак Фицджеффри. — Это потому, что вы близки с язычниками, раз не боитесь их нападения? Где эта поглощающая пиво свинья, которую вы называете своим сеньором?
— Барон пьет вино, — ответил угрюмо человек на ломаном английском.
— Так рано? — удивился Кормак.
— Нет, — грубо оскалился страж, — он пировал всю ночь.
— Пьяница! Чревоугодник! — бушевал Кормак. — Скажи ему, что у меня к нему дело.
— И что же я скажу ему о вашем деле, лорд Фицджеффри? — спросил пораженный стражник.
— Скажи ему, что я принес ему пропуск в ад! — закричал Кормак, скрежеща зубами, и испуганный солдат исчез, словно кукла на веревочках.
Норманн-гэл беспокойно сидел на лошади, щит его висел на плечах, копье укреплено в стременное гнездо, и тут, к его удивлению, вдруг дверь барбакана широко распахнулась, а из нее с важным видом появилась фантастическая фигура. Барон Конрад фон Гонлер был маленьким и толстым, имел широкие плечи и дородный живот, хотя все еще был достаточно молод. Его длинные руки и широкие плечи принесли ему репутацию смертоносного мастера меча, но только сейчас он не выглядел как боец. Германия и Австрия послали много благородных рыцарей в Святую Землю. Барон фон Гонлер не входил в их число.
При нем был только охотничий кинжал в богатых парчовых ножнах. Он не носил броню, и его костюм из пылающего шелка, украшенный золотом, был причудливой смесью европейского и восточного праздничных нарядов. В одной руке, на каждом пальце которой сверкал большой драгоценный камень, он держал золотой кубок вина. Группа пьяных гуляк вертелась позади него — миннезингеры