– Но если вы ошиблись специально, будет ли ошибка ошибкой? – я решил добавить вопросов.
– Конечно! Чем же она может быть? Можно попросить сертификат…
– Ну-у, как говорил Черчилль: «это не преступление, это хуже: это ошибка», – процитировал я. – мне кажется, специально сделанная ошибка тянет на преступление.
– Видите! Он ошибку ставил выше преступления! То есть ошибка намного важнее! Ценнее!
– Он говорил: хуже.
– Так это же в превосходной степени! В отрицательно превосходной.
Я понял, что чего-то не понял, и решил свернуть в сторону, произнеся банальность, которая иногда служила людям альтернативой в подобных спорах:
– По-моему, лучше ничего не знать. Пусть всё происходит само собой, чисто случайно.
– Случайно? – Гид усмехнулся. – Случайно ничего не происходит. И что такое случайность? Расхожий товар из соседней лавчонки. А на чужих ошибках можно чему-нибудь научиться. Помните выражение: только дураки учатся на своих ошибках, умные учатся на чужих.
– А если и на своих не учатся?
– Тогда это идиоты…
Пока мы рассуждали о дураках и ошибках, я сам чуть не совершил таковую: заглялелся, лялякая, на окружающие диковинки, и при переходе улицы не посмотрел, как положено, по сторонам. И на меня едва не налетел тяжеловесный першерон. Главное, он так топотал копытами, что слышно было за версту. Но я не услышал – наверное, потому что находился не за версту, где слышался топот, а здесь, где топота не было.
Нет, он не сбил меня: его круп пролетел в сантиметре от моего носа. И носу сильно досталось, тяжёлым запахом. А я почувствовал лёгкий испуг, который, впрочем, быстро исчез.
«В чём дело?» – подумал я, осмотрелся по сторонам и заметил небольшого мужичонку, который, оглоядываясь – оглядываясь с плотоядной улыбкой, – запихивал что-то в мешок. Увидев, что я его завметил, он смешался (со своим мешком. Ну и зрелище получилось, доложу я вам!..) и забормотал:
– Прошу прощения… я думал, он вам не нужен, вы будете рады от него избавиться… Но если хотите, я верну его… – и он залез до пояса в мешок и закопошился в нём, судорожно выискивая что-то.
Слова мужичонки разительно не соответствовали облику. Мне почему-то показалось, что он – скрытый интеллигент, вроде шпиона в чужих рядах.
Но отказался не поэтому. Я подумал: зачем мне испуг? Пусть и лёгкий. Неизвестно, сколько его нести придётся. Начнёт вдруг расти, тяжелеть… Пусть забирает. Я лишь спросил, где он их применяет. «Скрытый интеллигент» пожал плечами:
– Аккумуляторы можно заряжать…
– Спасибо, – поблагодарил я и помчался догонять Тома с Гидом, которые заболтались друг с другом и не заметили случившегося. Аккумуляторов у меня не имелось – ни здесь, ни дома. Но при случае могу кому-нибудь посоветовать.
Догоняя, я услышал продолжение Гидова рассказа:
– …Любопытный субъект. Собирает подмоченные репутации, сушит, чтобы отбить неприятный запах, гладит и продаёт. Мы встретились, когда он развешивал их для просушки. Я их узнал по узким разрезам в средней части, ни на что другое они не похожи! Он торгует недалеко, за углом. Да вот он! Можете взглянуть сами.
Народу вокруг субъекта толпилось много, все пробовали, щупали, мяли; некоторые нюхали, но брали неохотно. Неохотно, но брали – можно сказать и так: мнение зависит от точки зрения.
– Нет, что ни говори! – разорялся сухонький старичок, соря словами, что ятиками, – а подмоченная репутация так и останется подмоченной, хоть ты её выстирай и высуши. Хоть накрахмаль и загладь: всё одно вид у неё будет не тот, что у настоящей, невиновенькой.
Однако брали, повторюсь. Некоторые по нескольку штук.
– Как же так? – поинтересовались мы у старичка.
– На подстилки берут, в хлев. Свиньям всё равно, а коровам – нет. Какая ляжет, а другая и близко не подпустит. Она скотина умная, ей не всё равно, что в ногах валяется. Не то, что иной человек…
– А вы, извините, откуда знаете? Вы, случаем, не по сельскому хозяйству? Откуда берёте сведения? Вы их выращиваете?
– Нет, – рассердился старичок.
– И не по репутациям? Выщипываете?
– Нет, – старичок продолжал сердиться, однако старясь сдерживаться.
– Тогда, вероятно, по моющим средствам? Выщелачиваете?
– Нет! – старичок рассердился окончательно и ушёл.
Его спина, сверкая негодованием и возмущением, долго сияла бы на солнце, слепя глаза, но её скрыл из виду, заслонив, подскочивший разносчик:
– Купите отвращение!
– Зачем оно мне? – отказался я. – Гадость какая-то!
– Я предлагаю не гадость, а отвращение к гадости! Порой оно бывает очень необходимо: вдруг вам что-то не понравится, вы и примените отвращение.
– Нет, – снова отказался я, – звучит как-то слишком не очень.
– Что в имени его вам? Главное – чёткое выполнение функции.
– Вот-вот, – пробормотал я, – хоть пей, да дело разумей, как говаривал дедушка Крылов.
– Абсолютно верно! Я вижу, вы деловой человек. Значит, мы поймём друг друга.
– Предположим. И что же делает отвращение?
– Оно отвращает, то есть переворачивает мнение человека на сто восемьдесят градусов, изменяет на обратное. От-соединяет, от-влекает и вращает, вращает до тех пор, пока человек не обернётся спиной к тому, к чему до сих пор стоял лицом.
– Что, если одновременно с вращением поворачивать голову в противоположную сторону? – предположил я. – Не вернётся ли всё на круги своя, или не останется ли на прежних местах?
– Имеется в виду внутренний взгляд, – пояснил продавец. – Поворачивается он. Голова тут ни при чём.
– Большое спасибо за интересную, содержательную и познавательную беседу, – поблагормотал я, – но отвращение мне вовсе не нужно.
Уже отйдя – на небольшое расстояние, я услышал, как продавец рассуждает сам с собой:
– Видимо, упаковка плохая… испаряется. Иначе купил бы. Придётся перепаковывать.
– Сразу нужно бы паковать!
– Сам бы и паковал!
– Мы же договаривались: ты пакуешь – я продаю.
– А чего ж ты не продавал?
– В туалет ходил…
Я не дослушал продолжения междусобойной бессодержательной беседы, поспешив за Гидом и Томом, рассматривающих на прилавке нечто непотребное: никто его не требовал, не брал, не интересовался. Я присоединился к ним.
Предлагали вакханалию – нечто вроде пенистого пудинга с лентообразными вздыбленными подрагивающими кольцами.
– Во-во, – усмехнулся Том, – совсем как в анекдоте: пьяный дебош заказывали?
– Очень даже возможно, – подтвердил Гид, – я лично видел объявление, где предлагался широкий выбор дебошей, в том числе и пьяный.
– Да? – Том сразу погрустнел. – И это можно купить?
– Это – проще всего. И недорого.
– А как же, – спросил я, зевнув, – «ничто не достаётся нам так дёшево, и ничто не ценится так дорого, как вежливость»?
– Обычный баланс спроса и предложения, – пожал плечами Гид, отстраняя наиболее нахальных офень.
– Выходит, вежливость обходится дешевле дебоша? – решил выяснить я.
– Смотря для кого, – пояснил Гид, – кому-то дешевле вежливость, кому-то – дебош. Кто что производит. Товарный обмен.
Где-то посредине торгового ряда мы стали свидетелями небольшого разговорчика – микропереброски слов:
– Честь у вас есть?
– Нет.
– А достоинство?
– Такого не держим.
– Тогда, может быть, у вас есть хотя бы…
Но мы прошли мимо и продолжения не услышали. Услышали другое. Трудно не услышать, когда кричат у самого уха – я чуть не оглох.
– Выбирайте выражения, выбирайте выражения! – кричал разносчик. Я решил посмотреть. Том тоже подошёл поближе.
Выражения предлагались разные. Некоторые, на мой взгляд, выглядели очень неплохо. Они являлись выражениями чего-то (например, я заметил выражение восторга: сам восторг продавался в другом месте). Зато другие… На них и смотреть не хотелось: неприятное ощущение возникало при первом же взгляде на них. А при втором… Они, очевидно, и были теми выражениями, пользоваться которыми не рекомендуется. По крайней мере, в хорошем обществе. И, однако, они тоже являлись выражениями чего-то. Но чего?
Глава 15. Вдоль да по Ярмарке
С одного человека слетела спесь. Он стоял, торговался с офеней, причём так, что, будь я на месте офени, вряд ли продал ему хоть спичку, не говоря о слоне. И вдруг спесь слетела с него и, тяжело взмахивая крыльями, стала забирать кверху, удаляясь от людей. Народ, задрав головы, напряжённо следил за полётом.
– Упадёт! – говорили одни. – Тяжела. Не долететь ей до крыши.
– Если крыша поедет в другую сторону – не долетит, – соглашались другие.
– Не упадёт, долетит, – возражали третьи, – ишь, как крылища-то распластала!
– Видно птицу по полёту, – говаривали некоторые, причём почти хором, хотя и независимо друг от друга.
Мы, повинуясь стадному чувству, тоже проводили спесь взглядами – она так-таки не упала, продолжала лететь и скрываться из поля зрения. Мы двинулись вслед за ней: не потому, что захотели заполучить, просто шли в ту же сторону. Так нас вёл Гид, обещавший показать что-то полезное и познавательное, что служит наполнителем, составной частью, некоторых СЖ…
– Не извлекли ли его из вашего? – многозначительно поднимал он брови. – Надо бы посмотреть…
По пути мы встретили человека, организовавшего доходное дело: он молол чушь на электрической мельнице и продавал по двадцать полуятиков за стакан. Брали охотно.
Паренёк, помогавший купцу перетаскивать товар, торговался об оплате:
– Я дам тебе совет… – назидательно говорил купец.
– Хороший? – с надеждой спрашивал паренёк.
– Смотря как воспользуешься. Нет ничего абсолютно плохого или хорошего. Держи карман шире, – и он подал парню что-то, тщательно заввёрнутое, в два или три слоя плотной жёлтой бумаги. Тот поспешно спрятал пакет в карман, не рассматривая. Никто рассматривает советы сквозь бумагу. Сквозь пальцы – бывает.
В торговых рядах наметились изменения: увеличилось количество красок, они стали ярче, выразителеней – красней, зеленей, синей. Не детский ли отдел? Я спросил Гида.