Мы вышли из книжного магазина обалдевшие, но, как всегда после прикосновения к литературе, довольные.
Обдав нас облаком пыли, мимо проехал автобус, набитый битком. Людей в нём не было.
– Может, подъедем? – предложил Том.
– Лучше подъедим, – возразил я уверенно, потому что чувствовал, что уж что-что, а аппетит я нагулял. И подумал ещё, что если бы мы взяли с собой за компанию того человека, который искал аппетит, он бы его себе не на один день наискал!
– Нам недалеко осталось, – возразил и Гид, которому, несмоенно, не терпелось вернуться к обретённой ереси и заняться её рассмотрением и классификацией – ничем не смывался неподдельный, искренний интерес на его лице.
Вечерело. Последние лучи заходящего солнца подметали небосклон, убирая с него пылинки и сметая их в будущие звёзды.
Но нам предстояла ещё одна встреча.
Издали мы заметили, как мужчина плотного телосложения стоял у парапета, возле которого разгружали грузовой автомобиль. Грузчики снимали с платформы грузовика лежащие на нём мешки и подавали вниз, на парапет.
Мужчина, купивший один мешок, попытался самостоятельно взвалить его на плечо, но упал.
Мы с Томом бросились ему на помощь и, прилагая все усилия, которые нашли неподалёку – подкладывая их под тяжесть наподобие рычагов – смогли отвалить в сторону большой мешок, и вытащить мужчину, слегка помятого. Потом помогли ему подняться на ноги и усадили на мешок.
– Вот привалило! – пыхтел мужчина.
– Что тут у вас? – указал Том на мешок.
– Счастье, – отдуваясь, ответил мужчина и улыбнулся: – Вот привалило, а? Аж ноги подкосились, не выдержал. Ещё чуть-чуть – и задохнулся бы…
– А говорили, хороших чувств мало, – обернулся Том ко мне, – а тут целый автомобиль счастья…
– Нет, – пояснил мужчина, – это у меня счастье, а что в других мешках, я не знаю.
Я пожал плечами – наверное, заразился здесь плечепожатием:
– Новые веяния…
– Где, где веяния? – подскочила проходившая мимо розовая толстуха в малиновой кофте. – Какая расцветка?
– Это я так, к слову, – отмахнулся я от неё.
– Ну и нечего людей в заблуждение вводить! – толстуха озлобленно посмотрела на меня и отправилась дальше, что-то бормоча под нос всем, кто попадался ей по дороге.
– Может, помочь вам мешок нести? – предложил Том.
– Нет, – мужчина легко вскинул мешок на плечо, – донесу. Это поначалу кажется тяжело.
И он зашагал по дороге, чуть не подпрыгивая при каждом шаге.
Я смотрел ему вслед, и чем дальше он уходил, тем больше казалось, что мешок превращается в большой воздушный шар. А когда его фигурка почти скрылась на горизонте в лучах заходящего солнца, мне показалось – или я действительно увидел? – что он и в самом деле взлетел. Но мне, скорее всего, просто показалось…
К гостинице мы подошли совсем с другой стороны, чем с той, откуда вышли, и я подумал, что мы, должно быть, совершили кругосветное путешествие – хотя бы вокруг света дня.
В номере, после душа и ужина говорить не хотелось: чувствовалась накопившаяся за все дни, и особенно за сегодняшний, усталость: одно дело – ходить по торговым рядам, и второе – искать торговые ряды на противоположном конце города. Я лишь решил сказать Тому несколько слов – может, немного развеселить его, а может, немного поиздеваться:
– Том, похоже, ты толстеешь.
– Да? С чего бы?
– Мне кажется, от многих впечатлений в тебе добавляются новые листы…
– Да ну тебя! – отмахнулся Том.
И мы уснули.
Глава 24. Развлечения, вовлечения, привлечения
Ни одна ярмарка не обходится без развлечений. Не обошлась без них и наша Ярмарка.
Утром, когда мы проснулись, встрепенулись, сделали зарядку – стоя и вприсядку, приняли холодный душ, умылись, почистили зубы и приготовились вновь – каждый день вновь! – идти на Ярмарку как на привычную, приятную, интересную, но тем не менее обязательную и всё-таки работу.
Гид зашёл к нам прямо в номер – чего никогда не делал, обычно ожидая на улице – с загадочной улыбкой на лице. Впрочем, он скоро снял её и поставил на стол, как театральную маску. И мы снова увидели собственное лицо Гида с удовольствием – покрывающим его, словно капельками пота.
– Сегодня идём на аттракционы, – объявил он. – Хватит делать вид, что работаем, давайте делать вид, что отдыхаем.
– А как же поиски? – возмутился Том.
– Некоторые считают СЖ именно развлечения. Вернее, принимают за них, – вздохнул Гид.
– А почему аттракционы так называются? – спросил Том.
– Слово аттракцион произошло от слова «аттракт», – я решил взять на себя роль Гида; он попросил разрешения сходить в ванную комнату, помыть руки от скверны, которую только что, как рассказывал, помогал очищать:
– …очистить от скверны и вымыть тёплой водой с мылом, – доносился до нас его голос, глухо прорывающийся сквозь шум воды. – Скверну мы очищали большими тупыми ножами, и она чёрными ошмётками падала на землю. Потом намыливали… – рассказывал он, намыливая руки. – Но я торопился к вам и не успел вымыться как следует.
– Вы очищали скверну, или от скверны? – допытывался Том.
– Счищали скверну. Очищали от неё.
– А что?
Гид замялся в дверях ванной комнаты, потряхивая мокрыми руками:
– Они должны высохнуть сами, – пояснил он, – так нужно. Но я прервал ваш рассказ об аттракте. Продолжайте, пожалуйста, это интересно!
Я кивнул и продолжил:
– Всё дело в «аттракте». На необычность зрелища указывает само слово. Ещё с древнеримских времён им обозначали всё необычное. Кстати, в физике используется выражение «странный аттрактор» – то есть не подчиняющийся известным законам, а подчиняющийся лишь неизвестным. Можно также вспомнить аттрактанты – вещества-феромоны, привлекающие запахом. Слово произошло, скорее всего, от древнеримского выражения «ат, трак!», обозначающее крайнюю степень восхищения. Что-то вроде нашего «чтоб тебя!» или «ай да Пушкин, ай да сукин сын!».
– Айда, – согласился Том. – Ай-да!
И добавил ещё несколько междууметий – уместных замечаний для ума.
Сюда, куда нас повёл Гид сегодня, мы ещё не ходили, и потому шли с интересом: всегда приятно посмотреть новые места. Во всяком случае, мне.
В одном месте нашу дорогу пересекала демонстрация. Впереди всех, во главе колонны, выставив вперёд ивовые прутики, шли лозоходцы. За ними, подбоченясь, воздымая руки, закатывая глаза и принимая другие самоскульптурные изображения, шли позоходцы. Подпрыгивая, подскакивая и прицокивая, шли козоходцы. С огромными букетами в обеих руках шли розоходцы. Пошатываясь и абсолютно не держа строй, пересекая его под произвольными углами, шли дозоходцы. Шли с макетами ракет дюзоходцы, шли задом наперёд юзоходцы. Шли, стирая на ходу, тазоходцы. Шли, держа по нескольку хрустальных ваз и распространяя вокруг нежный хрустальный звон, вазоходцы. Шли плоские, словно стиснутые с боков, пазоходцы. Шли затаренные различным товаром, шикарно упакованные базоходцы, неся портреты почивших в бозе бозоходцев. Шли… газоходцы. Юркали, появляясь и исчезая в неожиданных местах, лазоходцы. Замыкали шествие канатоходцы, разматывая перед собой и сматывая позади себя канаты. некоторые, наиболее догадливые, сразу срастили канат в сплошное неразрывное кольцо – наподобие единой энергетической сети России и шли в нём, словно белки в колесе.
– Что за демонстрация? – спросили мы.
– Это демонстрация в поддержку опор, – пояснил Гид.
– Не опор, а устоев, – поправил один из демонстрантов, наблюдающий за порядком и потому идущий по краю тротуара с переносным телефоном-автоматом в руках. Не знаю, чего в нём было больше – от телефона, или от автомата. По бокам колонны шли несколько подобных надзирателей, чтобы она не разбежалась.
– Что же они такие неустойчивые, что их поддерживать надо? – удивился Том.
– Да вот… стояли-стояли, да не устояли.
– Плохо устанавливали, надо полагать?
– Нам говорили, что они будут стоять вечно, незыблемо… Легенды о прочных устоях передавали из уст в уста… Все люди в них верили…
– Верили-верили – изверились, – дополнил другой.
– И до сих пор зверитесь? – удивился Том.
– Теперь ещё хуже, – посетовал демонстранствующий.
– Звериться не надо, – посоветовал Том.
– Советовать все могут, – хмуро ответил демонстрант и поспешил за колонной.
– Так они что, упали? – спросил Том оставшегося второго демаонстранта, китайского вида.
– Рухнули, – печально произнёс демонстрант.
– И что, кого-нибудь придавили? – взволновался Том. – Насмерть?
– Нет, – пожал плечом демонстрант, – никого не придавило, все живы.
– Это хорошо, – сказал Том и поинтересовался: – А что они поддерживали, ваши устои?
– Да, в общем-то, ничего… – протянул отвечающий, – просто так стояли, сами по себе.
– Неправильно! – вмешался ещё один демонстрант. – Общество они держали, общество! А теперь оно рухнуло…
– Но люди-то остались? – недоумевал Том.
– Остались.
– А разве люди – не общество? Или у вас люди сами по себе, а общество – само по себе? По-моему, люди и есть общество. В крайнем случае, если люди живы, они построят другое общество, лучше прежнего.
– Так то ж ещё строить надо, – протянул демонстрант и удалился, помахивая флагом замыкающего.
Мы проводили его взглядами, и пошли дальше.
Шли мы не так, чтобы долго, не так, чтобы коротко, а в самый раз – средне: и устать не успели и размялись как следует. Всё же реальная ходьба намного полезящнее бега на месте, как мне думается: и полезнее и изящнее.
И пришли мы к чему-то, похожему на парк культуры и отдыха. Во всяком случае, аркообразные ворота (или ракообразные? Что-то я не припомню толком их внешний вид) создавали именно такое впечатление – впечатление парка культуры и отдыха имени… А может, и без имени. Без имени, без отчества, без фамилии.
У входа стояло небольшое зданьице с надписью «Комната смехохота».
– Для чего она здесь? – спросил Том служителя.