авшие исключительно ржавчиной, причём иногда из неражвеющей, не входящей в раж и не завевающейся стали. Бродили и пшивописцы (подражатели Пшишкина, но у них обычно получался пшик) и вшивописцы. И шивописцы, писавшие одного Шиву. Второй напрасно упрашивал, чтобы написали его. А до третьего вообще руки не доходили.
– Жи и ши пиши с буквой «и», – процитировал Том, прочитав краткую аннотацию отмеченных направлений искусства у начала выставки. Что же мы увидим в конце?
Не пройдя и двух залов, мы нарвались, почти у самого входа в третий, на разговор двух мэтров, разглядывавших картину:
– Однотонный цвет.
– Да, тяжеловато.
Том наклонился ко мне и тихо спросил:
– Неужели трёхтонный цвет легче?
– Многотонный легче, – так же тихо ответил я, – здесь происходит вычитание цветов, а не сложение.
– А вон там я видел вычитание, – заметил ТОм.
– Где?! – ахнул я.
– Неподалёку.
Том указал. Я присмотрелся. Сначала действительно показалось, что это вычитание. Но, всмотревшись получше, я понял, что на самом деле это Валентин Катаев, в одной из своих ипостасей. Он тоже осматривал выставку. Мы мило раскланялись.
Посетители не оправдывали своего названия: выставку посещали плохо, их мы встречали намного реже, чем авторов.
В зале, напоминавшем греческий, выставлялось нечто, напоминавшее скульптуру. Поодаль кругами ходил расстроенный автор – хоть и один, но как бы втроём, в обнимку, но не в ногу и не строем – так он был расстроен. Мы попробовали выяснить, что с ним, и он пояснил, что думал выставить работу на всеобщее обозрение, а оно оказалось посмешищем. И она стояла на посмешище, слегка поворачиваясь из стороны в сторону и покачиваясь вверх-вниз.
– Перепутал подставки? – спросил Том. – Случайно или не знал?
– Так иногда получается, – пояснил Гид. – Просчитался. Не тем считал.
К расстроенному автору подошёл товарищ, и, желая успокоить, сказал, протягивая большое красное яблоко:
– Это тебе в отместку.
Тот молча опустил яблоко в небольшую чёрную кожаную сумочку, притороченную у пояса.
Возле другой скульптуры стоял улыбающийся автор-скульптор. Или скальптор: увиденное напоминало гибрид лысины с задницей.
– Приятно видеть довольного человека, – приветствовал автора Том. Мы с Гидом тоже поздоровались. Друг с другом: вспомнили, что утром так и не сказали друг другу «здравствуйте».
– Что у вас? – осведомился Том, ожидая услышать тривиальное: «а у нас огонь погас».
– Моя отрада, – автор любовно похлопал скульптуру в районе поясницы.
– Вижу. В стиле «ретро»?
– Да. Ныне она почти повсеместно вытесняется кайфом. Сначала её место заняло хобби, потом – увлечение, а теперь остался один кайф, – автор скривился.
Пока мы разговаривали, двое посетителей прошли мимо нас, сетуя и ведя высокоучёные разговоры за ручку, по паре на каждого.
– Регресс ли прогрессирует, прогресс ли регрессирует – всё едино, всё неделимо…
– Атом неделим…
– Атом поделим!
– А как насчёт упорядочивания хаоса или хаотизации порядка?
– Что вы! Их и сравнивать нельзя…
– Не о чем писать… – пожаловался один.
– Тьма тем! – возразил второй. – Пишите о ком-то!
В следующем зале выставка перешла в сущий авангард: растекон плюпился по талду, овсеб клахал на тепст…
Оттуда мы ушли сразу, поскольку ничего не поняли, и вернулись к более внятным вещам.
Например, один маэстро положил в основу своего творчества тоску. Но если устоявшееся мнение утверждало, что крайняя степень тоски – зелёная, то он выдал целую палитру тоск, залитых в воск. Или спектр. Спёк палитру. Но, как выражение веяний века, он окрасил их различными синтетическими красками, причём самых ядовитых цветов: сумаха, болиголова, дурмана.
– Подделка! – кричали критики. Но зрители не слушали, одурманенные красками, и качались из стороны в сторону.
Другой выставил на всеобщее обозрение – не ошибся, выставил правильно: за дверь следующего зала – сравнительную этимологию слов «нектар» и «гектар» с требованием указать, что между ними общего? Требование располагалось строго между словами.
– Сколько нектара собрали с гектара? – предположил Том.
Но подобное предположение лежало на поверхности и в счёт не шло. Мы попробовали углубиться в суть, чтобы приблизиться к догадке, загаданной автором, но, как ни старались, ни на йоту не приближались к ней. А рядом выставлялись те самые йоты, причём почему-то густо смазанные йодом. И от этого нам с Томом было очень обидно.
Через полчаса, усталые и вспотевшие, мы вышли на вольный воздух и присели на скамейку под берёзой, на ветках которой кто-то расставил запятые воробьёв.
– Да, тяжело искать истину, – выдохнул Том.
– А зачем её искать? – удивился Гид. – Вы что, решили собирать лекарственные растения?
– Почему лекарственные?
– Истина – спороносное растение. Лекарственное, но спороносное. Хотя некоторые спорят: лекарственное ли?
– Спороносное? Такой примитив? А откуда сведения?
– Как же! Все знают, что в спорах рождается истина. Не в зёрнах, не в семенах, не в василиях, а только в спорах.
– Но вы говорите, что некоторые не уверены, лекарственная ли она, и спорят на тему лекарственности?
– Да.
– Значит, она рождает споры?
– Разумеется. Поскольку рождается в спорах, то споры, соответственно, и рождает.
– А нельзя посмотреть её где-нибудь в гербарии?
– Вы имеете в виду герб ариев?
– Какой герб ариев?
– Герб древних ариев – пра-пра-прародителей нынешних.
– Нет, я имел в виду коллекцию растений.
– А-а, так бы сразу и сказали, а то я не сразу понял.
Пока мы сидели и отдыхали, подъехал новый творец и принялся перекладывать своё творение с грузовика на тележку. Он наложил полную платформу, но в кузове оставалось немало.
– Что он накладывает? – спросил Том у Гида. Или Гид у Тома?
– Табу, – ответил Гид. Нет, всё-таки он.
Автор услышал и возразил:
– Не просто табу, а табуретка.
– Но… но табуретка – это же… – Том растерялся. Мне даже показалось, что он рассыпался по песку дорожки, и я с ужасом представил, как мне придётся собирать его по крупинкам, отделяя от песчинок. Но всё обошлось: Том сумел собраться сам:
– Табуретка… А почему не «табучасто»? Вы твёрдо уверены, что решётка с удалёнными шшелями и несыгранными нотами «ля» и «ми» может претендовать…
Автор, не дослушав рассуждений, всё понял и двинулся на Тома, зверски оскалясь.
Мы с Гидом вскочили с мест и приготовились защищаться, но к счастью, к нам неожиданно подоспела помощь: несколько собак, оскалясь почище автора, набросились на него с разных сторон.
– Мой приоритет! – заорал он, бросаясь назад к грузовику.
Он быстро забрался в кузов, прислонился к борту и стал защищать приоритет, отмахиваясь от собак большим суковатым поленом.
– Чем это он? – спросили мы у Гида. А то давно не спрашивали ни о чём.
– Авторитетом.
– Приоритет авторитетом защищает? Не получится!
И точно: скоро собаки окружили грузовик со всех сторон, вырвали у автора прижимаемый к груди приоритет и утащили, вымазав в грязи, которую предварительно принесли с собой.
– Это настоящие собаки, или… – поинтересовался Том.
Гид пожал плечами.
– Скорее всего, обычные оппоненты. Противники выглядели бы волками.
– А враги?
– О-о-о! Тогда мы увидели бы нечто ужасное.
– Может, Змеи-Горынычи?
– Может.
Из дверей выставки выскочил ещё один маэстер и крикнул подмаэстьерью, указывая на кусты:
– Пойди, посмотри, там имелось какое-то противоречие. Не очень большое, но всё-таки.
Но никакого противоречия не оказалось. Ни большого, ни маленького. Хотя им удалось выяснить, что совсем недавно оно находилось здесь: в местной пыли остались длинные следы. Наверное, его кто-то стащил.
– Кому оно может понадобиться? – полюбопытствовал Том.
– О-о! Масса людей мечтает заполучить такую вещь!
– Для чего?
– Противоречия делают жизнь интересней.
Том насторожился. Информация кое-что обещала. Она стояла очень близко к тому, что он хотел узнать. Узнать, правда, можно было немного, но лиха беда – начало.
Подумав так, я подумал иначе: как же «доброе начало полдела откачало», а также «кончил дело – гуляй смело»? А «пришла беда – отворяй ворота»? И «смелость города берёт»? Что получится, если попытаться слепить их вместе?
Я попытался, но не смог. У меня получались конструкции вроде «лихо открытые ворота взятого города откачивают конченое дело», или же «Добрая лихая, прийденная через отверстые врата взятого города, наполовину гуляет».
Плюнув, чтобы меня не занесло куда подальше по течению свободных аналогий, я предложил Гиду:
– Пойдём сюда, – и я ткнул пальцем в указатель со свободной надписью «Аттракцион «Тютелька в тютельку»«.
– Пойдём. Там может быть интересно, – оживился Гид. – А может и не быть… – добавил он неожиданно грустно.
Но интересно там и в самом деле имелось. И не оно одно. Тут стояли целые короба с «интересно», «занимательно» и «забавно», корзины, полные тютелек, бродило и стояло множество участников и зрителей.
При нас участник собрался с духом, глубоко вздохнул, поднял взгляд вверх…
И принялся бросать тютельку в тютельку.
Броски получались у него замечательные, артистичные, с тщательно выписанной траекторией, надолго остающейся в воздухе.
– С артистизмом бросает, – заметил Том.
– Да, – подтвердил Гид, – но, как видите, артистизм ему не мешает: он надёжно укрепил его за спиной, и руки свободны.
– … – Том не нашёлся, что ответить. Но мог бы, если бы не забывал постоянно, где находится.
Тютелька попадала точно в тютельку. Глазомер у частника-участника оказался хороший. Оптический, четырёхкратного увеличения, с инфракрасной подсветкой и противотуманным фильтром.
– А фильтр зачем? – спросил я Гида.
– Вдруг кто начнёт туману подпускать… – пояснил тот.