– Товарищ Бритва, остановите, значить, машину, возьмем попутчика, – потребовал он, тыкая пальцем в окно. – Попутчицу, значить…
Я молча скрутил двойную фигу (хорошо иметь по два больших пальца на руках). Вот только мне сейчас еще попутчиков не хватало! Я задумался – неужели полковник считает, что эта неизвестная женщина спокойно отнесется к такому водителю, как я? Женщина, с позволения сказать…
– Товарищ Бритва, немедленно остановите! – резко дернул ручник полковник. Я едва успел ударить по тормозам. – Как вам, значить, не стыдно?! Молоденькая совсем, студенточка небось, а одета-то як легко! Ночь, холодно, а на ей одна маечка, да юбчонка с колготами! Продрогла, небось!
Щученко открыл окно, просунул в него свою голову, похожую на бильярдный шар с усами (противогаз он снял), и приветливо крикнул:
– Гражданка, садитесь, подвезем вас, значить, до дому!
– До моего или до вашего? – уточнила девица, лениво пережевывая жвачку. – У меня дороже…
– Шо? – не понял полковник.
– За ночь двести грина, за изврат отдельно, анал не предлагать, – заученно отбарабанила дамочка. – С подружкой – триста пятьдесят.
Тут же подтянулись и подружки – еще три размалеванные девахи. Они оценивающе осматривали Щученко и им, похоже, не очень нравилось увиденное. На «Москвиче», одет чисто, но небогато, на руках ни колец, ни часов… В общем, не слишком толстый папик.
Меня они пока что не разглядели – Щученко загородил весь обзор.
– Це шо?.. – медленно начало доходить до полковника. – Це шо такое?.. Прости… те, це шо?! Проституция на улицах Москвы?! А-а-а! Немедленно, значить, разойтись по домам и прекратить разврат, товарищи женщины! Иначе караю расстрелом!
– Блин, опять псих какой-то… – разочарованно сплюнула «ночная бабочка», отворачиваясь от Щученко. – Достали эти уроды…
Щученко некоторое время наблюдал, как она отдаляется, ритмично покачивая бедрами, а потом выскочил наружу, выхватил полковничье удостоверение и заорал:
– Я кому, значить, ору матом?! КГБ! Всем, значить, лечь на грязный асфальт и приготовиться к подробному обыску!
– Пауль! – мелодично завизжала девушка, бросив на этого поборника нравственности презрительный взгляд.
Из киоска, рядом с которым размещался этот «пост неотложной помощи», неторопливо выбрался приземистый, но очень широкоплечий мужичок. На руке у него я заметил татуировку «ПАША».
– Дядя, ну чего ты тут разоряешься? – ласково спросил он. – Чего к нашим девочкам привязался?.. Девочки, он вас обидел?
– Пока нет, – насупленно ответили ему.
– Ну вот и хорошо. Давай, дядя, садись в свой рыдван и двигай отсюда, пока [цензура] не получил. Двигай, двигай!
Полковник недовольно обтер лысину платком и потянулся за пистолетом. Но на привычном месте его не обнаружил – табельное оружие давно перекочевало в мой брючный карман. На всякий случай – чего мне сейчас только не хватает, так это ненормальных особистов, шмаляющих во все подряд.
Охлопав карманы и не найдя именного «лазарева», Щученко вынужденно удовольствовался уголовным кодексом Советского Союза. Он выхватил пухлую зеленую книжечку и нацелился корешком на сутенера. Тот нахмурил чело, не совсем понимая, что от него требуется.
– Все, значить, задержаны до выяснения дальнейших обстоятельств, – любезно объяснил Щученко. – Встать лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки поднять перпендикулярно земной поверхности!
– Ага, и еще юбку снять, да? – фыркнула какая-то девица из-за спины «Пауля».
– А воть етого, значить, тлетворного развращения малолетних нам здесь не надо!
Я на миг задумался, где он тут увидел малолетних. Потом вспомнил, что искать логику в высказываниях данного полковника КГБ – совершенно неблагодарное дело.
– Ну, не хошь, как хошь, – пожал плечами сутенер, поняв, что полковник отнюдь не собирается успокаиваться. – Сам напросился…
С этими словами он на секунду скрылся в киоске и вернулся, похлопывая по ладони слегка изогнутой монтировкой. Судя по форме искривления – уже как минимум однажды была использована не по прямому назначению.
– О-па! – обрадовался Щученко. – Сопротивление, значить, работнику государственной безопасности при сполнении им прямых обязанностей! Карается расстрелом… или полной конфискацией имущества. Вы, значить, шо предпочитаете?
– Точно псих, – повертел пальцем у виска сутенер, опасливо поглядывая на полковника. А вдруг укусит?
– Значить, вот шо я вам скажу, товарищи проститутки! – решительно схватил ближайшую дамочку за руку Щученко. – Щас мы вас отвезем в милицию и пусть, значить, эти мурзики сами с вами разбираются! На партсобрании вас пропесочать или, можеть, расстреляють – как, значить, удобнее будеть. А я умываю руки!
– Пусти, козел! – взвизгнула пленница, пытаясь вырваться из мертвой хватки ортодоксальнейшего из коммунистов. Руки полковника напоминали разварившиеся манты, но неожиданно оказались очень сильными.
– Мужик, [цензура], ну ты меня окончательно достал! – прорычал сутенер, замахиваясь на этого невежу монтировкой.
Тут я понял – дальше тянуть нельзя, пора вмешаться. Хотя и не хотелось – последние пять минут я с трудом удерживался от хохота. Получалось какое-то сдавленное бульканье.
На то, что в машине присутствует еще кто-то, сутенер и «девочки» доселе не обращали внимания. Но когда на крышу «Москвича» одним коротким прыжком взметнулся забавный зверек яцхен, монтировка, летящая к блестящей лысине полковника, замерла на полпути. Рука мужика сама собой разжалась, и железяка с тихим лязгом шлепнулась на асфальт.
– Гр-р-р!!! – зарычал я, распахивая крылья и выпуская когти.
– И-и-и-и!!!
– А-а-а-а!!!
– [цензура] мать!!!
А потом все пятеро бросились наутек с поистине феноменальной скоростью. Девицы оглушительно визжали, едва не падая на своих шпильках, а вот «Пауль» бежал молча, с легкостью опередив подопечных аж на два корпуса.
– Шо это они? – удивился Щученко, обтирая лысину платком. – Товарищ Бритва, а шо они так драпанули, а?
– Вас испугались.
– Думаете? – расплылся в широчайшей улыбке полковник. – Я тоже, значить, думаю схожим образом! То-то же, будуть знать, как сопротивляться ответственным работникам государственной, значить, безопасности!
Я торопливо вернулся в салон – вдалеке уже виднелся свет чьих-то фар. А лишние свидетели мне как-то совершенно не нужны – такой уж я человек, знакомство со мной так просто не забывается.
Щученко появился рядом со мной минуты через полторы. Он забежал в опустевший киоск и вернулся, нагруженный кучей разного добра. Хомячий инстинкт бравого полковника никак не мог позволить бросить на произвол судьбы такую груду бесхозного имущества. Особенно если учесть тот факт, что большую часть товара составляли жидкости, основанные на C2H5OH.
– Принимайте, значить, боевые трофеи, товарищ Бритва! – похвастался Щученко. – Отбито у вероятного противника с великой храбростью и самоотверженностью! Непременно найдеть применение у советского, значить, пролетариата.
– Угу. Насекомых травить или, там, стекла в очках протирать, – согласился я.
– Ну, це уже разбазаривание ценного вещества! – возмутился полковник. – Не дадим, значить, вредителям и саботажникам тратить ценный этиловый спирт на сякую ерунду и буржуазные излишества! Так-то! А хто, значить, не согласен…
– …того к стенке? – предположил я.
– Нет. Тому мы, значить, выпить не дадим – будеть всухомятку воблу трескать! А всухомятку ее трескать как раз неинтересно! – категорично заявил Щученко.
Хотя совет мой явно намотал на ус – тут же откупорил самую маленькую бутылочку и начал протирать линзы очков, одновременно втягивая мохнатыми ноздрями любимый аромат.
– Полковник, ремень застегните, а? – попросил я.
– Вы, товарищ Бритва, не суйте свой нос в частные дела КГБ. Хочу – застегиваю, не хочу – не застегиваю. А захочу… ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Ху-ху-ху!
– Как хотите, – не стал настаивать я. – Ваши проблемы.
– Воть именно… Тэк-с, а шо еще я здесь экспроприировал?
Кроме кучи бутылок полковник прихватил еще и какую-то папку – ну так, до кучи, даже не заглянув, что там. Теперь он без особого интереса развязал тесемку… и отшвырнул украденное так, будто нашел под обложкой ядовитую змею.
– Яка буржуйска пакость! – брезгливо процедил Щученко.
Я с интересом подобрал упавшую папку правой нижней рукой, двумя средними продолжая рулить, а левой верхней – опрокидывая в пасть бутылку коньяка. Многостаночная система – удобная вещь. Думаю, если мне предложат снова стать человеком, я откажусь – слишком много потеряю.
В папке, столь презрительно отброшенной полковником, оказались порножурналы. «Плэйбой», «Пентхауз» и еще какие-то – я в этом не специалист.
Ну а какая еще литература может оказаться на рабочем посту сутенера? Кафка, может?
– Журналы как журналы… – прохрипел я, откладывая их на заднее сиденье. – Вы, товарищ полковник, не путайте нравственность и ханжество.
Щученко задумался над моими словами и, похоже, проникся. Во всяком случае он забрал папку обратно и начал медленно перелистывать страницы, время от времени прикладывая к глазам бинокль. Вероятно, решил, что врага надо знать в лицо.
А меня это вполне устраивало. Пока полковник изучал добытую с боем порнографию, он ни на что больше не отвлекался. Только время от времени смущенно подхихикивал да крутил головой, выражая горячее коммунистическое «фу!» всей этой похабщине.
Так мы наконец-то добрались до пункта назначения. Я вышел наружу, громко хлопнув дверью и попросил:
– Ефим Макарович, подождите меня здесь, ладно?
– Товарищ Бритва, а де это мы? – насторожился полковник, натягивая противогаз. – Це ж кладбище!
– Опять ваш знаменитый дедуктивный метод? – выразил восхищение я. – Как догадались-то?
– А це нетрудно! Тут же кругом могилы! И кресты… – недовольно засопел он сквозь резиновый хобот. – Старое, значить, кладбище – на новых давно все кресты отменили к ядреной фене! Звездочки красные на плитах – воть и вся похорона! И вообще – воть наступить коммунизм, наши, значить, советские ученые смерть победять, и все советские граждане будуть жить вечно!