Надо устранить кошмарных демонов из другого мира?.. Во имя КПСС, да будет так.
Джип они раскурочили и закопали в свежей могиле. Туда же отправились трупы – все-таки в положении кладбищенского сторожа есть свои преимущества. От будхи практически ничего не осталось – все, что было, я просто растворил.
А вот шилопаука и Погонщика Рабов Святогневнев как бы невзначай прикарманил. То есть перетащил в свою лабораторию. Для опытов.
В мое отсутствие сюда уже заглядывала милиция – выяснить, не видал ли кладбищенский сторож ночью чего подозрительного. Святогневнев с честным лицом отрапортовал, что было тихо, как в могиле, а ограду поломали еще две недели назад – какой-то пьяный за рулем врезался.
Менты этим вполне удовлетворились – они таким образом опрашивали всех в квартале. Собранные ими свидетельства оказались такими противоречивыми и фантастическими, что дело, скорее всего, просто спишут. Типа, «вспышки на Солнце отразились в верхних слоях атмосферы и вызвали массовые галлюцинации».
– Ну как – результаты есть? – спросил я, глядя, как мертвый Погонщик вяло марширует по подвалу, повинуясь приказам нашего доброго доктора. Один из его рогов лежал на прозекторском столе, второй, уже распиленный на части, был зажат в тисках.
– Надо провести дополнительные тесты… – положил под микроскоп соскоб кожи Святогневнев. – Посмотрим, что у нас тут… Олег, а скажи, пожалуйста, когда это было живым, оно умело разговаривать?
– Он, а не оно. Сам посмотри.
– Хм-м… да, и правда… Ярко выраженная особь мужского пола. Так умело?
– Еще как. Они такие же разумные, как люди.
– Жаль… – загрустил Лев Игнатьевич. – Очень, очень жаль…
– Почему?
– Потому что теперь не умеет. Ведет себя смирно, выполняет команды, нападать не пытается, но разум явно угас – теперь это уровень дрессированной собаки, не больше… Жаль. Значит, вирус придется дорабатывать дальше…
– А может, на человека по-другому подействует? – попытался утешить его я. – У этого ведь совсем другая физиология.
– Может, может… – пожал плечами Святогневнев. – Только вряд ли. В любом случае надо проводить дополнительные испытания. Только где все-таки взять добровольца?
– Слушай, Лева, так у тебя же кладбище под рукой! Неужели трупов мало?
– Да нет… – смутился мертвец. – Олег, я же тебе еще раньше говорил – улучшенный вирус надо вводить еще при жизни. Если я введу его мертвецу, получится как в прошлом году – озверевший труп-людоед. Я работаю в этом направлении, но пока что…
– Ну ты смотри, осторожнее, – забеспокоился я. – А то вырвется твой вирус на свободу, и все мертвяки повылезают…
– Нет уж, не вырвется… – осклабился Святогневнев. – Я вирусную культуру храню в жидком состоянии – сама она не распространится, не волнуйся. Только если ввести в кровеносную систему, иначе никак. Да ее пить можно! Хочешь попробовать?
– Да ты что, Лева, мы же друзья – что я тебе, на слово не поверю? – развел руками я.
– Как хочешь… – явно разочаровался микробиолог.
– Слушай, я там взял твою бритву – отчистить кровь с пальцев. Когтями плохо получилось. Ты не возражаешь?
– Нет, не возражаю. Тем более, что у меня нет никакой бритвы.
– Как это нет?
– А зачем она мне? Волосы-то больше не растут… даже выпадать начали. Ум-м, как не хочется лысеть… – озабоченно погладил шевелюру Святогневнев. – Может, парик купить?
– Угу. Бритвы у тебя нет… понятно. А что это за лезвие такое, на желтенькой ручке?
– А-а-а, ты про это? Это специальный скальпель, для разрезания омертвевших мышц… а что с ним случилось?
– Я его немножко подточил, – уклончиво ответил я, возвращая доктору его скальпель.
Ну да, и что тут такого? Форма у этой штуковины была не слишком удобная, вот я и обрезал с двух сторон. Зато получилась отличная чистилка промежутков между пальцами. А скальпель он себе новый купит – все равно большую часть «лишнего» миллиона я отдал ему. На что мне в Лэнге доллары?
– Ефим Макарович, а вы готовы? – поднялся по лестнице я, оставляя в подвале ворчащего Святогневнева. – Можем возвращаться обратно в ваш родной Союз.
– Не извольте беспокоиться, товарищ Бритва, я, значить, остаюсь здесь, – отрубил Щученко.
– Уверены?
– Безапелляционно. Я, значить, принял твердое решение. Пойду под начало к товарищу Шандыбину – будем вместе поднимать эту пропащую страну. Ух, развернемся!
Я представил этих двоих, трудящихся бок о бок, и содрогнулся. Да уж, дел они наворотят, будь здоров… Если, конечно, Шандыбин не пошлет этого иномирянина куда подальше.
И мне почему-то кажется, что пошлет.
– Мы тут у вас устроим революцию, установим диктатуру пролетариата, расстреляем всех несогласных, дадим по шапке зарвавшемуся Западу и построим коммунизм! – торжественно объявил Щученко. – Наш Шандыбин молодец, он устроит всем пи… ршество духа и торжество разума!
– Угу. Ну ладно, удачи вам в этом деле.
– Я, значить, полагаю, шо штурм Зимнего… или где у ваших поганых оппортунистов располагается правительство?
– Вроде как в Кремле.
– А! – слегка озадачился Щученко. – Как-то нехорошо звучить – штурм Кремля… Ну ладно, звучить нехорошо, зато выглядеть будеть хорошо! Глаза порадоваются! Штурм Кремля мы, значить, приурочиваем к октябрю! Шоб была еще одна Октябрьская революция! Хорошо я придумал?
– Я бы так не смог, – честно признал я.
– То-то же! КГБ, оно, значить, на шо угодно способно!
– Угу. Не спорю. Ну ладно, полковник, это ваше дело. У меня уже был случай, когда человек благодаря мне переселился в другой мир… и я тогда сильно возражал, но в конечном итоге все получилось вполне нормально. Так что на этот раз лезть не буду. Только где вы собираетесь жить? И работать?
– Пока, значить, поживу здесь, у товарища Святогневнева…
– Лева!
– Да-да, я не против! – крикнул мертвец.
– Но ты же вчера говорил…
– Я передумал!
– Полковник, подождите минуточку, – попросил я, спрыгивая в подвал. – Как это «передумал»? Лева, колись!
– Зачем? – тупо уставился на меня Святогневнев, как раз сжимавший шприц.
– Да не в прямом смысле. Чего это ты вдруг передумал? Только не надо плести насчет неожиданно вспыхнувшей симпатии.
– Да я и не собирался…
– Лева, Ефим Макарович, конечно, человек неприятный, с ним тяжело общаться, и на голову он ушибся еще в детстве, но это не значит, что его можно использовать вместо подопытной крысы! Если ты задумал…
– Олег, что за подозрения?! – неискренне возмутился Лев Игнатьевич.
Я посмотрел на него самым тяжелым взглядом, на какой только способен. Секунд десять три моих красных шарика боролись с двумя обесцвеченными и невыразительными Святогневнева.
– Просто мне нужен ассистент, – наконец признался он, отводя взгляд. – Одному работать трудно. А Ефим Макарович человек небрезгливый, мертвецов не боится… никаких.
– Ну-ка, ну-ка… Он что – знает?
– Ну, довольно трудно скрывать, что ты мертвый, когда у тебя дыра в брюхе, – скривился Святогневнев. – Рассказал я ему, конечно…
– А он?
– А он – ничего. Сказал, что «усегда, значить, гордился советской наукой, способной и не на такие чудеса». Он коммунист, что ли?
– Самый коммунистический из всех коммунистов.
– Я заметил. Но это ничего – руки у него вставлены как надо, нормальный санитар получится. Буйного успокоить, или еще что-нибудь там…
– А что – намечаются буйные? – насторожился я. – Лева, ты помнишь, чем закончились эти игры на «Уране»? Смотри, если устроишь такое же посреди Москвы, я тебя на ленточки порежу! Для бескозырок!
– Да не собираюсь, не собираюсь!
– Смотри у меня, без фокусов…
– Без угроз, хорошо? – попросил доктор. – Олег, тебе не кажется, что ты слишком много о себе воображаешь? О, я такой великий яцхен, у меня есть крылья, я умею летать!..
– Я так никогда не говорил… – озадачился я. Не говорил ведь? Вроде нет. – Ладно тебе, это ж я так, на всякий случай, ты не обижайся… А то – смотри, улечу, передумывать будет поздно.
– Ничего, как-нибудь. Ты деньги точно не возьмешь? Не жалко такую кучу?..
– Там от них толку нет. А тебе пригодятся. И «Москвич» тебе оставляю. Хорошая машина, иногда даже удается завести. Может, мне через месяцок снова сюда заглянуть? Если полковник тут не приживется, верну его обратно…
– Конечно, то, что он моется в одежде, выглядит странно, – начал рассуждать Святогневнев. – Он вроде как одновременно и моется, и стирается. Ты в ванной был? Там теперь грязные подштанники развешаны. Везде!
– Какие еще подштанники? У него и была-то только одна пара! Он же сюда налегке приехал – с одним портфелем!
– Поверь, одной вполне хватает, – заверил меня доктор. – Кажется, что они везде! Но я все равно уже умер, так что мне… э-э-э… все равно.
– Да, потеет он, как бегемот в пустыне, – согласился я. – Неужели так трудно найти нормального помощника? Дал бы объявление в газету…
– «Мертвому доктору наук требуется санитар, чтобы успокаивать взбесившихся зомби»? – скептически предположил Лев Игнатьевич. – И много народу на такое откликнется?
– А почему ты не сменишь профессию? Есть же полно отличных занятий!
– Да, но еще есть такое слово – призвание, – развел руками Святогневнев. – Каждый должен заниматься тем, для чего был рожден. Вот я микробиолог, и останусь микробиологом до конца жизни – больше у меня все равно ничего не получается. Зато уж в этом…
– Да, в этом ты ас, – согласился я.
И задумался – а какое у меня призвание? Вообще, большую часть жизни я проработал на флоте, но это меня никогда не притягивало. Собственно, к морю и кораблям я глубоко равнодушен, и тельняшку носил только потому, что было все равно. Пожалуй, моя стезя – это как раз то, что я делаю сейчас. То есть шляюсь по мирам и решаю проблемы. Свои и чужие. Не самое легкое занятие, не самое приятное и уж точно не самое безопасное, но один плюс у этой профессии все-таки есть.
Скучать обычно не приходится.