Продуктовая.
Вопрос на засыпку – что хранится в холодильнике у вампира? Правильно, банки с чем-то, подозрительно похожим на томатный сок. А у вампира-гурмана, который предпочитает свежатинку? То, что я увидел здесь – живые люди. Несколько десятков молодых рабов, привязанных к стенам. В нескольких местах на коже виднеются трубки с затычками, присоединенные прямо к венам.
Чтоб, понимаешь, зубки лишний раз не утруждать…
– Вот суки! – невольно прохрипел я, оглядываясь на Слизня. Тот от испуга даже выпустил изо рта трубку кальяна, который обычно курит.
– Не желаете ли перекусить, мастер Лаларту? – с тщательно скрываемой ненавистью спросил он.
Теперь я вспомнил. Год назад я (точнее, тогда это был еще не я, а «папа») заскакивал к ним в гости и заходил в эту самую кладовку. И перекусил на дорожку – выел всем рабам мозги. Лаларту очень любил человечьи мозги. Конечно, после этого «живые консервы» стали непригодными к употреблению, и их пришлось менять. А Злыдни – твари небогатые…
– Всем выйти и закрыть дверь снаружи, – приказал я, поднимая за шкирки дочь Слизня и еще двоих Злыдней. А тремя остальными руками – пихая в спину самого Слизня.
Полудемоны послушно вынесли носилки с жирдяем, тщетно колотящим их по макушкам. Я, не доверяя этим вампирам, подпер дверь каменным идолом (у маскимов уперли, что ли?) и посмотрел на равнодушно глядящих в пустоту рабов. Может, прирезать их, чтобы не мучились?
– А смысл? – спросил Рабан. – Они просто купят новых и будут доить их. Эти вроде уже притерпелись…
Вот сволочь! Ненавижу, когда он давит меня логикой! Логика версус эмоции…
– Патрон, а версус – это что такое?
– «Против» по-английски, – перевел я, протискиваясь в окно. – И тут тоже узенькое…
– Патрон, а чего это ты по-английски думать начал?
– Да пошел ты…
Я прицепился к стене всеми когтями и оценил расстояние. Да, тут даже не тридцать метров, а все тридцать пять… И разбега никакого не предвидится? Перепрыгну? Не перепрыгну? Неохота опять падать… Тут, правда, не жесткий асфальт, а сравнительно мягкий снегопепл, но все равно неохота.
– Раскачаемся… – пробормотал я, сворачивая хвост пружиной и прижимая его к стене. – Толчковый рычаг готов?
– Чего? – спросил Рабан.
И я прыгнул.
Оттолкнулся всеми восемью конечностями и хвостом, расправил в полете рваные крылья на манер дельтаплана, сложил руки тройками, создав нечто вроде дополнительной опоры, и вытянул голову как можно дальше, чтобы основной удар пришелся на головное лезвие-таран.
– Джеронимо-о-о-о-о-о!!! – разнесся по округе вопль несущегося вперед яцхена.
Надеюсь, никто не обратил на это внимания. В конце концов, Лэнг то и дело оглашают дикие крики, звериное рычание, сдавленные хрипы, тоскливый вой, болезненные стоны, вздрагивающие рыдания и грязные ругательства. Так что еще один дурацкий возглас ничего особенно не добавит.
Если бы мы были поближе к Кадафу, его бы вообще никто не услышал – из-за постоянного воя На-Хага там плохая слышимость. Может, именно поэтому в Ониксовом Замке звуконепроницаемые стены?
– До чего узко… – ворчал я, с трудом пропихивая в щель голову. – Может, расширить немного?
– Заметно будет.
– Да уж… Блин, совершенно не пролезаю…
– Ты, патрон, говори о чем-нибудь, так легче будет.
– О чем?
– Да хоть стишок какой-нибудь прочитай.
– Ум-м-м… Кисонька-мурысонька, ты где была? – вспомнил любимую считалку детства я.
– На мельнице! – поддержал игру Рабан, тут же выудивший нужные слова из моей памяти.
– Кисонька-мурысонька, что там делала?
– Мышей ловила!
– Неправильно – надо отвечать «муку молола».
– Патрон, у нас же с тобой был кот, – саркастично напомнил керанке. – Мог бы и заметить, что кошки муку не молют… не мелют. Если уж кошка пришла на мельницу, то разве только мышей половить.
– Ладно, как скажешь. Кисонька-мурысонька, что из мышей пекла?
– Пирожки.
– Кисонька-мурысонька, с кем пирожки ела?.. пирожки с мышатиной, да уж…
– Одна!
– Ах ты, кисонька-мурысонька! Не ешь одна, не ешь одна!
– Э-э-э, патрон, тут сколько ни ори, а кошки едой не делятся. Попробуй, отними у нее хотя бы кусочек колбаски – такой скандалище закатит… Пожалеешь, что на свет родился.
– Это верно, – согласился я, вспомнив Вискаса. – О, протиснулся наконец-то!
– Видишь, я же говорил, проще будет.
Внутри меня поджидала небольшая зала, плотно набитая всяким старьем. Вдоль стен (каменных) сплошь стеллажи (каменные), заполненные шкатулками (каменными), статуэтками (каменными) и камнями (угадайте). Особенно сильно выделялись десятки ярко-алых ромбиков, стоящих в два ряда на самой верхней полке. Интересно, что это за штуки?
– Ну вот теперь-то мы хором скажем «Ага!», – удовлетворенно огляделся по сторонам я. – Где тут жучок?
– Да нет тут жучков, один камень кругом… Жуки у Пазузу только на кухне.
– В переносном смысле. Жучок – подслушивающее устройство.
– А, эти… Тогда прямо перед нами. Вон, шкатулка на колонне.
– Да это не колонна, просто столик одноногий, – безучастно заметил я, подходя поближе.
На столике, и в самом деле сделанном в виде древнегреческой колонны, стояла шкатулка, обитая черным бархатом. Нет, пожалуй, все-таки не черным, а очень-темно-фиолетовым. Симпатичная. Но даже не обладая чувством направления, можно почувствовать некую смутную угрозу, исходящую из недр этого безобидного предмета. Не знаю, что там прячется внутри, но явно что-то недоброе…
В общем, типичный предмет для Лэнга, тут на каждом углу что-нибудь в таком духе.
– Ну, посмотрим, что тут за… – пробормотал я, протягивая руки.
– Шухер, патрон! Прячемся!
За меня среагировали рефлексы. Ноги сгибаются в коленях, хвост упирается пружиной в пол, и я взлетаю вертикально вверх, как кузнечик. На лету выпускаю когти, зацепляюсь за резной потолок, выворачиваю руки назад, обвертываюсь крыльями на манер сигары и полностью сливаюсь с фоном.
Двустворчатые двери раскрылись, и в помещение вошли трое. Сам Пазузу и двое младших Господ – эг-мумия и Жрец Глубин. Последний меня особенно удивил – эти существа практически никогда не покидают Глубинного Царства. Они даже не могут дышать на воздухе, и здесь им приходится носить специальные дыхательные амулеты, похожие на янтарные аквалангистские маски.
– Пш-ш-шаа-ш-хаашшаахх?.. – спросил Жрец Глубин, указывая на шкатулку. – Пшшшааахх-е-е-еххшш?
Да, именно так звучит Глубинное Наречие, если говорить на нем на воздухе. Это подводный язык.
– Цюрмле спрашивает, то ли это самое, что ты обещал нашему господину? – перевел эг-мумия.
– А, да, – глубокомысленно кивнул Пазузу. – Красивая шкатулка. Да? Красивая черная шкатулка. Маленький ящик.
Эг-мумия и Жрец Глубин переглянулись и ехидно покачали головами. Пазузу все-таки удивительно глуп.
– Шкатулка, шкатулка… – потыкал ее пальцем архидемон. – Красивая… Черная…
– Мы взглянем сами, – приоткрыл крышку эг-мумия.
– Пшша-ххху-а-ухшшш?! – восторженно воскликнул Жрец Глубин, едва не засовывая туда всю морду.
К сожалению, они держали ящичек так, что я ничего не увидел. Направление не помогало – только какие-то спутанные рваные сигналы, большего я получить не смог.
Зато у меня было время, чтобы как следует рассмотреть этих двоих – Цюрмле и, без сомнения, того самого Склнътастара, о котором упоминал Вору-Абса-Мааш. Теперь, когда я увидел обоих, направление отыщет их где угодно… если, конечно, они не покинут этот мир – сквозь четвертое измерение я ничего не вижу. Итак, эг-мумия и Жрец Глубин. Оба этих вида относятся к Господам низшего порядка. То есть примерно соответствуют рядовым дьяволицам или адским духам. И оба весьма неприятно выглядят.
Эг-мумии похожи на седых или лысых людей без кожи, затянутых в прозрачные одеяния. Что-то вроде клеенки или целлофана. К тому же у Склнътастара макушку украшает стальной обруч с шипами, руки и ноги обтягивают кожаные ремни, а грудь пронзает железный штырь.
Первые два украшения – знаки отличия. Влиятельный чиновник и недурственный маг. А вот штырь – очень плохой признак. Своего рода клеймо преступника, демона, не оправдавшего возложенного на него высокого доверия. И пока эту хреновину из него не вытащат (а это может сделать только Йог-Сотхотх или Азаг-Тот – иначе смерть), он изгой, лишенный доступа в Кадаф.
Жрецы Глубин – существа сравнительно немногочисленные. В Лэнге их всего пара сотен. Темно-синяя гладкая кожа, как у лягушек, переходящая в зеленый на ладонях и стопах, пальцы очень сильные и гибкие, снабженные довольно острыми когтями. На плечах и бедрах большие округлые плавники с шипами, ушей и волос нет, глаза почти человеческие, а вместо рта и носа что-то вроде большой присоски. Как у рыбы-прилипалы. Этой штуковиной Жрец Глубин удивительно быстро может высосать из человека… да все. Минута в смертоносном объятии, и от несчастного останется только высохшая мумия.
Никаких отличительных черт на Цюрмле я не заметил – разве что белесый шрам на левом бедре. Из одежды они носят только маски для дыхания, так что разглядеть было нетрудно. Впрочем, я и так знаю, что Жрецы Глубин самые доверенные слуги Дагона и больше никому не подчиняются. Интересно…
– Да, это именно то, о чем говорил господин, – подтвердил Склнътастар.
– Пшаушшшхх-уаушшш?
– Уверен.
– Шпшшш-х-х-хушш?
– Лучше всего прямо сейчас. Господин может разгневаться, если мы…
– Шшшш-хапшш!
– Да, гнев господина воистину страшен, – согласился эг-мумия. – Мы забираем сию вещь.
– Забираете? – удивился Пазузу. – Кого?
– Шкатулку. Надеюсь, мы заплатили достаточно?
– Красивую шкатулку? А что вы дали мне взамен?
– Двенадцать молодых рабынь, присланных из Рари, – терпеливо напомнил Склнътастар. – Достаточно ли сего?
– М-м-м-м? – задумался Пазузу. – А когда?
– Что когда?
– А ты кто? – тупо уставился на него Пазузу.
– Цюрмле, можешь забирать, – устало передал шкатулку Жрецу Глубин Склнътастар. – Время уходить.