Больше всех любила Мару, кажется, Анна Всеволодовна. Правда, что-то подсказывало ей, сердце той было приучено любить всех без исключения. Но это ничего. Не страшно, что приходится быть одной из многих. Мара сделает все, чтобы княжна полюбила ее больше всех.
Глава тридцать первая. Берендеи и волколаки
Ход, прорубленный в горе Хозяйкой, вывел Финиста к глубокому, чистому озеру, на берегу которого стоял высокий длинный терем. Однако сколько бы он ни стучался, ответа не было.
Развернуться и уйти? Ни за что.
Финист толкнул дверь, и та легко отворилась. Перешагнув порог, он оказался в общинном доме. В одной просторной спальне стояло несколько коек, на двух из них спали люди, остальные сидели в другой комнате, за столом у печи. Среди берендеев были и молодые, как он, юноши, и взрослые мужчины, и совсем старики. Объединяло их многое: все берендеи были рослыми, крепкими в плечах и бородатыми, как будто очень хотели походить друг на друга.
— Кто такой будешь? — с ленцой сказал один из них, с черными, будто уголь, волосами.
Макнул в миску с супом куском хлеба и одним укусом его отполовинил.
— Финист я. С Кащеева царства.
— Не слышали о таком, — обрубил берендей. — Зачем ты здесь?
— Хозяйка горы говорит, что видит во мне двусущность. А я, как ни пытался, оборотиться никем не могу. Она сказала, что ничем больше помочь мне не может, посоветовала к вам прийти.
— А чего сама не пришла? Испугалась?
Берендеи радостно расхохотались. В голове Финиста мелькнуло: «А есть чего?»
Дожевав кусок хлеба, черноволосый поднялся. Прищурился, будто прочитав мысли незваного гостя. Глаза у него, казалось, были еще темней волос.
— А кто мы такие, знаешь?
Финист врать не привык — покачал головой.
— Вот отчего храбрый такой, — гоготнул старик, чья седая борода грозила в любой момент угодить в суп.
— А давайте покажем, — подмигнул черноволосый собратьям.
Берендеи, ухмыльнувшись, повставали со своих мест. Опустились на колени, опираясь о пол ладонями. В желудке Финиста заворочался холодный ком. Кажется, его еще называли нехорошим предчувствием.
Оно оправдалось в полной мере, когда мышцы под натянувшейся кожей берендеев заходили ходуном. Обитатели терема увеличивались в размерах, от расширившихся, раздувшихся мышц и костей лопнула одежда. Будто одного этого перевоплощения оказалось недостаточно, чтобы напугать Финиста до дрожи, кожа берендеев покрылась густой бурой шкурой.
Раздался рык, выбивший землю из-под его ног. На Финиста смотрела дюжина медведей.
— М-мама.
Они то ли загоготали опять, то ли зарычали. А потом перевоплотились обратно, оставшись в одном исподнем. И, как ни в чем ни бывало, уселись за стол доедать.
— Не берендей ты, ох, не берендей, — ухмылялся черноволосый. — Смелости в тебе — по крохам собирать.
Финист пожал плечами, и не думая обижаться. Как-то раньше ему не приходилось проверять на прочность собственную смелость.
— Может, и не берендей…
— А раз так, делать тебе здесь нечего, — беззлобно сказал старик, с некоторым огорчением глядя в опустевшую миску.
— Выходит, тем, кто не вашего поля ягоды, вы не помогаете?
— Отчего же. Многих людей мы в свои тайны посвятили, многих берендеями сделали.
— Меня вот, например, — отозвался русоволосый парень с жиденькой бородкой. — Только до той поры мне пришлось пройти множество испытаний, чтобы волю свою железную берендеям показать. Чтобы доказать, что их дара я достоин.
— Не герой ты совсем, хотя есть в тебе что-то такое… — проговорил черноглазый, рассматривая Финиста в упор.
— И я чую, — кивнул старик. — Только этого недостаточно. А вот если пройдешь дюжину наших испытаний, может, в тайны свои посвятим, собратом нашим сделаем. Здесь будешь жить, в общине нашей. В человеческом теле — вкусную еду есть, в кроватях спать. В медвежьем — резвиться в лесу, свободой наслаждаться.
Финист вздохнул.
— Не герой я, это правда. Не пройти мне ваши испытания. Да и Марья ждет меня в Кащеевом городе. И я не знаю, уж не обижайтесь, нравятся ли ей медведи. Она, конечно, девушка смелая…
— Да поняли мы, поняли, — махая руками, засмеялся черноглазый. — Возвращайся к Марье своей, душа ты везучая, поцелуй ее от всех нас. Мы хоть и свободные, а порой одинокие — не бывает, увы, девиц среди берендеев.
Финист искренне им посочувствовал. Зачем иметь недюжинную силу, богатырское здоровье и долгую жизнь, если не с кем ее разделить? Если, обладая нечеловеческим могуществом, тоскуешь по простому человеческому счастью?
— К волкодлакам сходи, — посоветовал на прощание старый берендей.
Наученный горьким опытом (и страхом, который до сих пор жил где-то под кожей), Финист осведомился:
— А это кто?
— Колдуны-оборотни, что превращаются в волков, — наморщил нос черноглазый.
Видимо, среди двусущных — или исключительно берендеев — волки особым уважением не пользовались.
Финист вернулся к Хозяйке горы и рассказал ей о визите к берендеям.
— Чего тебе вздумалось медведей бояться? — искренне удивилась она. — Ящерки мои вон, и то поумнее их, тупоголовых, будут. Как-то скучно мне было, послала я их под лапами берендеевыми путаться. Ох и хохотала же я! Как они пританцовывали, как ярились, как сталкивались своими лобастыми бошками!
Финист смущенно пожал плечами. Хозяйка послала ему снисходительный взгляд.
— Ладно, уважу я твою просьбу, прорублю тебе вход к колдунам. Но на этом все. Занята буду, тебя не встречу. Сам дорогу назад найдешь.
«Уйдет искать себе новую забаву», — подумал он без особого огорчения.
Хозяйка горы лишь коснулась стены рукой, и коридор в подбрюшье горы изменился. Финист обернулся, чтобы поблагодарить красавицу с изумрудными глазами, а ее уже и след простыл. Только вдалеке мелькнул изумрудный хвост.
Без еды Финист мог обходиться долго — чаще всего за работой вообще о ней забывал. Потому он решил не возвращаться в Кащеев град, а пройти созданной Хозяйкой горы каменной дорогой. Кто знает, вдруг потом забудет и закроет ему вход.
Коридор вывел его на опушку леса, поросшей кустами и лесным молодняком. Со стороны казалось, череда разбросанных по лугу землянок подпирает стену деревьев. Простые, сложенные из бревен землянки уступали в красоте избам и теремам Кащеева града. Но вряд ли колдунов-волков, как и берендеев, так уж сильно заботил уют.
Один из волколаков жарил мясо на костре, другие сидели рядом и о чем-то негромко беседовали. Увидев Финиста, не насторожились, но разговаривать перестали. У большинства были длинные волосы до плеч. Брови густые, часто — сросшиеся, на щеках — щетина или неровная клочковатая поросль.
Финист уже привычно объяснил, что за дело привело его к колдунам. Показалось, что волколаки его историей заинтересовались куда больше берендеев. Они тоже почуяли в Финисте присутствие иной, звериной, силы. Своего в нем не признали, но потребовали на плечи волчью шкуру набросить. Он, однако, с сомнением вертел ее в руках.
— И чего вы творите, дурни? — воскликнул вышедший из землянки колдун.
Высокий, жилистый, с бледными, как новая луна, глазами.
— Хотим проявить его сущность. Видим же, вон она, под кожей сидит. Да и пальцы, говорит, зудят порой, а во снах ему когти чудятся.
Колдун терпеливо вздохнул.
— Ой, дурни, дурни. Как будто только у волков есть когти. Не нашей он породы. Не звериной даже.
— А какой? — заинтересовался Финист.
— Бывает так, что зудит между лопатками? — спросил колдун, обходя его кругом.
— Бывает.
И впрямь случалось, что он просыпался от странного зуда. Порой царапал кожу на спине до крови.
— Крылья в тебе прорваться пытаются, да сдерживает их человечья сущность.
— Он птица, что ли? — поморщился волколак у костра.
— Птица. — Колдун задумчиво пожевал губы. — Да только птичья сущность в нем чужая, не пробужденная. И ты, конечно, не помнишь, кто тебя ею наградил?
— Не помню, — сокрушенно признался Финист. — Вернее, не было такого. Я бы запомнил.
— Запомнил бы он, — отчего-то насмешливо передразнил его колдун. — Навья эта работа… Скажи, есть ли в твоих закромах что-то странное, чародейское?
Финист озадаченно хмурился, старательно перебирая в уме все свои пожитки.
— Не помню такого.
Колдуна будто озарило — глаза зажглись.
— Что вообще ты помнишь? Самое раннее твое воспоминание?
— Кащеев град помню. Помню, как девица какая-то привела меня в избу. Сказала, что это теперь мой дом и что завтра меня ждет работа.
— Было ли при тебе то, что ты оставил в своем доме?
Осенило наконец-то и Финиста.
— Было! Птичье перо за ухом. Я удивился, снял его, но не выбросил. В ларец положил.
Колдун довольно осклабился.
— Вот оно. Перо — звено связующее. Как домой вернешься, за ухо обратно заложи. И попробуй оборотиться.
— Спасибо, — ошалело сказал Финист.
Выходит, он и впрямь… оборотень.
— А кто именно я, не знаете? — смущенно спросил он колдуна.
Тот махнул рукой.
— Оставайся на ужин, а я пока травы подсоберу нужные, обряд кой-какой проведу, и узнаем. Не бойся, — хохотнул колдун, увидев выражение его лица. — Мясо мы сырым едим в другой личине. Как зовут-то тебя?
— Финист, — окончательно стушевавшись, представился он.
— Всеслав Брячиславич я, еще кличут Всеславом Полоцким, — сказал колдун, приосанившись. А глаза жадно впились в лицо Финиста. — Князь-оборотень. Слыхал о таком?
Волколаки расфыркались. Самый молодой из них, с волосами, заплетенными в тоненькие косички, и вовсе закатил глаза. Видимо, Финист был далеко не первым, кому старший колдун задавал подобный вопрос. И, наверно, не первым, кто сказал: «Нет», потому что князь-оборотень, хоть и махнул рукой с досадой, но сильно не расстроился. Привык, наверное.
— И чему вас там в Яви учат? — бормотнул он себе под нос.
Старые колдуны зашикали на Всеслава Брячиславича, будто тот сказал что-то лишнее.