— Иди сюда, — просят меня, помогая подняться и притягивая ближе. Так близко, что моя макушка оказывается возле его лица. Ой… мои волосы, что, нюхают? Нюхают и едва уловимо трутся об них носом. Божечки…
Вскидываю на него глаза и замираю. Слышу, как сердце падает к пяткам и кубарем катится по мокрому песку к воде. Плюх. Всё, нырнуло в залив. Сбежало, чтоб не трёхнуться от кайфа.
С моей щеки молча соскабливают остатки налипшей ваты. Очень осторожно и очень нежно. Я и понятия не имела, что он умеет быть таким. И это… это за пределами моей реальности. Не хочу, чтобы заканчивалось…
Однако закон подлости никто не отменял.
— Блять, — недовольно бурчит Дёма, когда его карман начинает вибрировать. Активно и назойливо. На свет выуживается айфон с мигающим на дисплее входящим. — Прости. Это по работе. Надо ответить.
Надо так надо. Хочу отстраниться, но меня успевают перехватить, приобнимая за шею и не давая далеко уйти.
— Что? — бросает он раздражённое в трубку. Голос меняется в секунду. — А я тут при чём? Этим занимается Вадим… Заебись. Когда просохнет, скажешь ему, что он уволен… Займи, значит. Я приеду, минимум, через час. Как-как, налейте ему выпивки за счёт заведения… Да кому ты рассказываешь? Этой роже лишь бы налакаться и в карман что положить… Всё, еду, — Игнатенко отключается, виновато глядя на меня. — К нам проверка заявилась. А мой администратор лежит дома и лыка не вяжет.
Согласно киваю.
— Поехали.
— Поедем. Но сначала закончим прогулку.
— Ты же уже сказал, что едешь.
— Еду. Подождут.
Подождут. Приходится кусать губы до крови, чтобы не спалиться с улыбкой.
— Так, значит, ты, типа, владелец клуба? — я догадывалась, но теперь уверена на сто процентов. Тогда наличие Гелика объясняется.
— Типа.
Типа. Очень аргументировано. Это такой у нас день откровений? Впрочем, не настаиваю. Мне просто приятно, что я оказалась важнее явно немаловажной встречи, а всё остальное в данный момент несущественно.
Мы не торопимся, однако особо больше нигде не задерживаемся. Спокойным шагом гуляем по Марлинской аллеи, проходя недалеко от дворца Монплезир и лабиринта из зелёной изгороди. Чтобы обходить тут каждую тропинку понадобятся сутки, не меньше, территория просто огромная. Можно легко заблудиться, не будь ориентиров в виде статуй. Всегда разных.
Минуем пруд с амурами на дельфинах и через Римские фонтаны выходим к Шахматной горе, завершающейся гротом и тремя фигурами драконов, из пасти которых льются струйки воды. Последний рубеж — бесконечная лестница. Ааа, ступеньке на сороковой я готова выплюнуть лёгкие. На пятидесятой почки и печень.
Подниматься сложнее, чем спускаться.
— Сбрось меня у Военно-Морского музея, — прошу, когда мы уже загружаемся в машину.
— А ты не хочешь со мной?
Ого.
— Ты готов посвятить меня в таинство своей работы? Ну и ну.
— Не язви. Поедешь или нет?
— Поеду.
Разумеется, поеду. Разве можно упустить такую возможность? Пускай это просто клуб, как я понимаю ночной, вряд ли джентльменский, с сигарами и газетами, но мне позволяют заглянуть за занавес, доступ к которому имеет лишь привилегированный круг. А это что-то да значит.
Просто клуб, думала я. Хах. Вывеска, встречающая нас на дверях полуподвального помещения жилого дома в районе Чкаловской, насмешливо переливается неоном, намекая, что я никогда ещё так не ошибалась. «Стриптиз-клуб «Кабаре».
Стриптиз-клуб. Ну, класс.
Глава 8. Стриптиз-клуб «Кабаре»
У «Кабарe» пока нерабочие часы. Ни души, кроме секьюрити в закутке видеонаблюдения. Почти лысый мужик вальяжно сидит на стуле, закинув обутые ноги на стол, заставленный мониторами и попивает кофе с бутербродами. Пиджак сброшен на спинку, рукава рубашки закатаны до локтя — ночью грозный вышибала, сейчас домашне-расслабленный дяденька. Только тапочек не хватает.
Они с Демьяном обмениваются коротким рукопожатием. На меня внимания не обращается даже скользящего. И правда, ну девка и девка? Мало что ль он тут таких видит. Проходим дальше и через тяжёлые алые портьеры попадаем в главный зал.
Точно кабаре. Ну, в смысле общая стилистика выдержана в духе парижских богемных кабаков. Приглушённые оттенки, много драпировки, позолоты и струящиеся занавесы, собранные из блестящих стекляшек. Такие, которые устраивают перезвон, когда через них проходишь.
Замечаю выполненную с юмористическим оттенком табличку о том, что заведение имеет характер исключительно увеселительного мероприятия и не оказывает интим-услуг.
— Что, правда не оказывает? — интересуюсь с сомнением.
— Разумеется, оказывает, — отмахивается Игнатенко, словно я чушь полнейшую сморозила. — Но всё добровольно, по согласию девушек.
— И часто они соглашаются?
— Чаще, чем думаешь. Прибыль неплохая. За пару ночей можно месячный оклад перекрыть.
— Какая… мерзость, — кривлюсь, с трудом сдерживаясь, чтобы не поинтересоваться: а пользовался ли он этими услугами? Должны же быть плюшки у сотрудников? Скидки, счастливые часы, «две по цене одной» там? Брр… Нет. Не хочу об этом думать.
— Побудь здесь. Мне надо всунуть взятку одной ушлой морде. Налей себе чего, если хочешь. Всё, что видишь в баре — можешь брать, — просят меня и скрываются в глубине зала. Туда, где за очередными звякающими занавесками плутает узкий коридор.
Остаюсь одна, но к барной стойке не спешу. Вместо этого осматриваюсь, впитывая новую информацию. Абсолютно безлюдный зал без окон и звенящая тишина. Насколько тихо, что слышно, как жужжат светодиодные подсветки под потолком. Стулья подняты на круглые столики и задраны ножками вверх. Подиумы с шестами пусты, а точечные споты у барной зоны возле стеклянной витрины с алкоголем окрашивают помещение в интимный полумрак. Прикольно. Я в таких местах в принципе прежде не бывала, а уж во время закрытия…
— Ну а чё? Всегда хотела попробовать, — убеждаю саму себя и пока никто не видит запрыгиваю на узкую сценку.
Холодный металл вертикальной балки приветливо обжигает ладонь. И как стриптизёрши на нём крутятся? Да ещё так пластично, сексуально, даже с достоинством. Некоторые такое выделывают, что диву даёшься. Красиво преподать себя ведь уметь надо. Не каждой дано. Со мной точно без вариантов. По грациозности меня перещеголяет и беременная бегемотиха.
Ржу сама с себя, заканчивая тупые попытки повыделываться.
— Нет. Это явно не моя т… — замолкаю, натыкаясь взглядом на не пойми откуда взявшегося Демьяна. Ой. Чё он так быстро вернулся? Стоит, таращится на меня. Хм… что-то как-то неловко. — Я тут это… ну, типа, плюшками балуюсь…
Молчит. Молчит и продолжает смотреть. Пристально, непонятно, безэмоционально. Чего ждать фиг поймёшь: начнёт высмеивать или снова поцелует. С ним вообще не угадаешь на какую реакцию рассчитывать. И это бесит. Дорого бы я отдала за возможность хотя бы пять минут поковыряться в этой странной голове.
Особенно в том отделе чертогов разума, на котором висит ярлычок с моим именем.
Вжимаюсь спиной в прохладную поверхность шеста, когда он резво запрыгивает на подиум и оказывается настолько близко, что мы сталкиваемся нос к носу. Почти… ведь я сильно ниже. Невольно задерживаю дыхание, заглядывая в потемневшие голубые глаза. Обычное светлые, они обещают вот-вот разразиться грозовым фронтом.
Чувствую, как меня накрывает этот взгляд вместе с остаточным шлейфом сигарет.
До слабости в подкосившихся ногах. Мы в прохладном помещении с работающим кондиционером, а я в летнем платье, однако мне становится нестерпимо жарко.
Невыносимо жарко. Тут есть лёд? Даёшь ванную!
Исходящие от Демьяна импульсы передаются мне, пронзая электрическим разрядом. По телу пробегает табун мурашек стоит ему коснуться меня. Он всего лишь невинно убирает рассыпавшиеся по плечу волосы, а меня подкашивает окончательно.
Непременно бы грохнулась, не подхвати он меня.
— Ты ведь не интересуешься малолетками. Сам говорил, — шепчу я неуверенно то, что вертится столько дней на повороте в мыслях, безропотно позволяя его рукам скользить вдоль моего тела, тормозя на бёдрах. Удерживая и не только. Чувствую, как жадно впиваются в кожу…
— Я интересуюсь тобой. Другие меня не волнуют.
И что это должно значить? Что я ему реально нравлюсь? Или что он тупо меня хочет? Он же сам буквально несколько часов назад дал понять, что не прочь меня трахнуть. Но и он же говорил ещё кое-что. Нечто куда более важное…
Блин. Вечно скажет так, что нифига не понятно. Додумывай сама, называется, в меру своих испорченных фантазий. Подробностей всё равно не светит. Пояснительная бригада к таким немногословным персонажам не выезжает. Нервы бережёт и бензин.
— За совращение не боишься сесть? — до сих пор обидно. Шесть лет — не такая большая разница.
Его ноздри сердито раздуваются. Ой, батюшки. Сердится, вы только гляньте.
— Можешь хоть сейчас не язвить?
— Могу. Наверное… — его губы приближаются. Такие манящие, такие… Такие…
Снова нервно сглатываю. — Не уверена, что нам стоит это делать…
Не уверена? Да я знаю это. На сто процентов. Мы не просто разные, мы из разных миров. Что из этого может получиться? Мне нужна постоянная движуха, он бы отгородился от людей, будь у него возможность. Я разбешайка, его спокойствию позавидуют Тибетские монахи. Я говорливый Какаду, он молчаливый удав. А удав может и сожрать птичку. Если проголодается. Или если она ему вдруг надоест своей трескотнёй…
— А ты не думай. Оставь это мне, — меня без особого труда закидывают на себя и куда-то несут. А я… а я не сопротивляюсь, послушно разрешая себе не думать и ни в чём не сомневаться.
Меня несут в тот самый коридор за струящимися перламутровыми побрякушками.
Переключающаяся с розового на синий неоновая подсветка окрашивает всё эротическими оттенками, грифельные силуэты обнажённых барышень на стенах только добавляют налёт пошлости, но куда больше мне пугают открытые в это время приват-комнаты с обилием мягких посадочных мест…