– Думаю, она так и так достанется нам, – рассудительно произнес Лунд. – Надо только подождать. Не думаю, что русы много навоюют – без жратвы.
Глава 28Владимир в Киеве
Владимир вошел в Киев на следующий день после ухода Ярополка. Его впустили, потому что он поклялся Перуном и Сварогом, что губить горожан не станет.
Слово сдержал. Сдержал также и нурманов, которых привел с собой. Часть из них поселил в Детинце, часть – за городскими стенами. Грабить не разрешил, а чтоб воины не роптали, раздал большую часть того, что осталось от Ярополковой казны. Самым надежным пообещал земли и холопов. Потом. Когда их распря с Ярополком закончится.
Наиболее воинственных Владимир отправил к Родне. Пустил слух (отнюдь не ложный) что большую часть казны Ярополк забрал с собой.
Новгородский князь вел себя скромно. Поселился в кремле, но не в княжьих палатах, а в тех, где раньше жила княгиня Ольга. Удивившимся такому выбору сказал, что он пока что – не князь киевский. Пусть боги рассудят, кому быть здесь князем: ему или Ярополку.
А чтоб боги не сомневались, кого выбрать, велел разобрать кремлевскую церковь и поставить на ее месте пятерых идолов: Перуна, Сварога, Дажьбога, Стрибога и Мокошь.
Слух о том, что сказал Владимир, и о поставленных им кумирах быстро распространился по городу. У Владимира сразу прибавилось приверженцев. Скромность нового князя и его верность отчим обычаям народу киевскому пришлись по душе.
Однако Гора отнеслась к новгородскому князю осторожно. Среди киевской знати было много христиан. Впрочем, открыто выказывать недовольство никто не рискнул. Богатым обитателям Горы было что терять.
Так и жили. То ли с князем, то ли – сами по себе. Вече киевское присудило (не без подсказки Добрыни) – Владимира и его войско кормить. Определили, сколько зерна, мяса и пива положено ежедневно на каждого воя. Получилось немало. Ярополку меньшую подать платили. Однако не кормить – нельзя. А ну как сами возьмут?
Чтобы облегчить бремя, легшее на киевлян, Владимир отправил своих на полюдье. Старшим, назвав воеводой, поставил Волчьего Хвоста. Его в киевских землях знали, и он тоже знал, где какие погосты и сколько с кого можно взять.
Первое время Сергей ждал, что Владимир позовет его к себе. Его и сыновей. Однако посылов от новгородского князя не было. Впрочем, Владимир не позвал не только Сергея. Он не приблизил к себе никого из киевских лучших людей, кроме Волчьего Хвоста, который ушел к Владимиру еще до осады.
Осторожничал Владимир. Союзники против Ярополка ему сейчас были не нужны. Он и так был сильнее. И приближать к себе кого-то раньше времени не хотел. Чтоб никто в Киеве не мог сказать, что Владимир кому-то обязан хоть частью победы. Хватит одного Блуда. Про Блуда, впрочем, никто не знал. Тем более, что боярин сидел сейчас в Родне, в месте с Ярополком.
Стольный град Киев ждал, чем кончится братская распря, а Владимир, хоть и жил в Киеве, городом не повелевал и к присяге киевлян не звал. Единственное, что сделал: на год освободил всех новгородских купцов от мыта. Кое-кто уговаривал князя поднять пошлину ромеям, но Владимир по совету Добрыни делать этого не стал. Обижать ромеев, не разобравшись с Ярополком, было бы неумно. Пусть сначала падет Родня…
Глава 29«Владимир зла не учинит»
Родня продержалась десять месяцев.
Осень, зиму и весну.
Все это время вокруг крепости стояли вои Владимира. В основном – нурманы и свеи. Киевская зима не напугала северян. Они обустроились основательно. Окружили город-крепость валами, для себя вырыли землянки, для больных, слабых и вождей соорудили дома. Многие из тех, кто был на юге впервые, дивились: в землянках этих оказалось теплей, чем в длинных домах – на родине. А было бы холодней – тоже не страшно. Холод викингов никогда не пугал. Лишь бы мяса и пива было вдосталь.
Мяса и пива хватало. Девок – тоже. И злато-серебро в кошелях позвякивало: Владимир выдал каждому долю от обещанной платы. Не всю, понятно, ведь Ярополк был еще жив. Но на то, чтобы покупать хорошие вещи на киевском торжище, – хватало.
Викинги и покупали. Шелк здесь стоил втрое дешевле, чем дома. Стеклянные сосуды – вдесятеро. Осаждать крепости викингам было не впервой, но такая хорошая осада выпадала нечасто. Не надо было бояться, что войско местного конунга ударит в спину. Они сами были этим войском. Вылазки защитники Родни делали очень редко. А с середины зимы и вовсе перестали показываться за воротами. Били иногда со стен, но до валов было слишком далеко, а ближе осаждающие не подступали. Зачем? Рано или поздно измученные голодом защитники сами откроют ворота. Или сдадутся – или кинутся в самоубийственную атаку. Но второе – вряд ли. Голодные много не навоюют.
А голод в Родне был – лютый. Такой, что и много лет спустя говорили люди: «Беда, как в Родне».
В городе не осталось ни крыс, ни ворон. Большинство жителей города умерли еще зимой: княжьи дружинники по приказу Блуда выгребли у них все запасы. К весне зерна осталось – чуть. Кое-как сохранили сотни две коней. Их отстоял Варяжко. На крайний случай. Если князю придется бежать из города. Сохранили также и двух коров – для князя, княгини и Блуда.
Весной дружина ела конину и перелетных птиц, которые неосторожно пролетали над городом слишком низко.
К лету припасы закончились. По ту сторону стен зеленели посевы, поспевали ягоды, играла в реках рыба, в камышовых плавнях гнездились птицы. Хороший стрелок за день мог бы набить столько пернатой дичи, что двадцатерым хватило бы на три дня.
Но все это живое богатство было для запертых в крепости не ближе, чем луна в небе. Вокруг стен окопались враги, на воде стояли драккары и лодьи Владимира. Ждали, когда голод откроет им ворота неприступной крепости.
Однако в начале лета у Ярополка появился проблеск надежды. От Владимира пришли переговорщики. Владимир хотел встретиться с братом. Помириться.
Договариваться о встрече в Киев поехал Блуд. Вернулся через седмицу, сытый и довольный. Договорился. Ярополка ждут в Киеве. На переговоры.
– Слово даю: Владимир тебе зла не учинит! – обещал Блуд. – Все порешите миром.
– Не ходи! – молила Ярополка Наталия. – Не ходи, муж мой! Не ходи к нему! Он убьет тебя!
– Что ты такое говоришь? – Ярополк обнял жену, привлек к себе с нежностью. – Не может того быть. Брат меня на переговоры зовет. Блуд с ним договорился. Главное – чтоб я признал его старшим. Тогда дадут нам земли какие-нибудь. Я хочу Новгород попросить. Или Полоцк. Будем жить с ним по-доброму.
– Хорошо бы так, – по гладкой щеке княгини медленно ползла слезинка. – Только я все равно боюсь. Зачем ему тебя в живых оставлять? Ты – угроза ему. И сын твой… – Наталья коснулась округлившегося живота. – Убьет он тебя. Или искалечит. Ослепит… Или – еще как-нибудь.
– Не убьет, – Ярополк наклонился, поймал губами слезинку, поцеловал жену в уголок рта. – У нас не Константинополь. У нас братья не убивают братьев. И не калечат. Я присягну ему – и все. – И, с ожесточением: – Нет у меня другого пути, голубка моя! Гридни мои уже коней своих доедают. Еще неделя – и мы с тобой голодать начнем. А тебе голодать нельзя, ты дитя носишь.
– А может – к печенегам уйдем, как Варяжко предлагал? – робко предложила Наталья. – Кажется мне: Варяжке верить можно.
– Варяжке – можно, а копченым – нет! – отрезал Ярополк. – Я скорей нурману поверю, чем печенегу. Кабы я к ним с войском крепким пришел, тогда – другое дело. А с малой дружиной и большой казной – лучше уж сразу горло перерезать. Хоть умрешь быстро.
– Самоубийство – грех, – на всякий случай напомнила Наталья. – В Царствие Божие самоубийцам пути нет.
– Да не собираюсь я горло резать, – с досадой произнес Ярополк. – Это я – к тому, что Владимиру у меня больше веры, чем тестю Варяжки. Так что все договорено. И решено. Завтра еду в Киев.
– Я не хочу тебя отпускать! – Наталия прижалась к нему крепко, обняла… Будто и впрямь могла удержать.
– Коли так… Хочешь – вместе поедем? – неожиданно предложил Ярополк. – Пусть видит Владимир, как я ему доверяю.
– Хочу! – не задумываясь, ответила Наталия.
Ехать в Киев страшно. Но еще страшней – остаться в голодающей Родне без мужа. Без защиты… Каждый час ждать: не принесут ли страшную весть?
А убьют Ярополка – ей ведь тоже не жить. Она ребенка его носит. Сына.
Наталья была твердо уверена: будет сын. Так ей привиделось в молитвенном бдении. Если будет…
– Не езди, княже! – в последний раз, уже у самых ворот, попросил Варяжко. – Давай сделаем по-моему. Выйдем сейчас из ворот – и ударим. Малой дружиной пробьемся в Степь. Хан Илдэй нас укроет. За золото купим печенежских воев, нурманов тех же. Я отца о помощи попрошу – он за Роговолта на Владимира в обиде. Тысяча природных варягов, десять тысяч степняков… Уйдем, княже! Сейчас уйдем! Другого раза не будет!
– Нет! – не колеблясь, ответил Ярополк. – Мы едем в Киев. Ты, если хочешь, – уходи в Степь. Когда я уеду, Сигурд осаду снимет. Вои его с нами в Киев пойдут. Тебе никто не помешает.
– Не хочешь в Степь, тогда позволь хоть с тобой поехать! – почти жалобно попросил Варяжко.
– Нет, – покачал головой князь. – Родню на тебя оставляю. Всех, кто жив остался. Позаботься о них! – Надел на голову золоченый княжеский шлем и крикнул властно: – Отпирайте ворота! Я иду!
По ту сторону ворот его ждали. Нурманы Сигурда и конные гридни Владимира. Числом – не менее двух тысяч.
Не успел Ярополк выехать – и сразу оказался в окружении врагов.
Екнуло сердце: сейчас налетят, порубят. Сотни полторы изможденных голодом дружинников на отощавших конях – не защитят. Не за себя испугался – за Наталию. Что с ней будет?
Но – обошлось.
Никто не напал. Сигурд был вежлив. Предложил перекусить перед дорогой.
Князь хотел отказаться, но вовремя вспомнил о своих голодных гриднях – и согласился.
В шатре нурманского ярла князя усадили на почетное место. Княгиню – одесную. Сигурд сам поднес рог с медовым вином. Себе налил из того же кувшина: чтоб не думал Ярополк, что вино может быть отравлено.