классовая структура, «социальное рыночное хозяйство» вместо капитализм, «социальное партнерство» вместо эксплуатация или классовая борьба. В западногерманских учебниках и публицистике не встречается, например, слово «рабочий класс», вместо него употребляется либо слово «рабочее сословие», либо довольно неопределенное выражение с компонентом «мир» – «мир труда», «мир хозяйства»; широко распространены термины с компонентом «общество» – «промышленное общество», «общество образования», «общество благосостояния». Единственной целью создания подобных неологизмов является внушение гражданам ФРГ идеи о бесклассовом обществе и классовой гармонии.
Примером преднамеренного манипулятивного искажения значения терминов марксистской идеологии является их интерпретация в западногерманских учебниках по обществоведению. «Классовая борьба» определяется как «вечная война». Значение термина «диктатура пролетариата» поясняется антонимом «свобода человека», термин «империализм» истолковывается только как «стремление к захвату чужих территорий». Термин «капитализм» определяется как
«первоначальное обозначение такой формы хозяйства, при которой частные предприниматели при помощи крупных денежных сумм добивались наивысших прибылей».
Сегодня слово «капитализм» превратилось в политическое «слово-лозунг» для обозначения понятия, противоположного понятиям социалистическая или коммунистическая форма хозяйства (там же). Все это свидетельствует о стремлении буржуазных идеологов отказать этому слову в статусе термина политической экономии и отрицать существование обозначаемого данным термином общественного строя.
Среди западногерманских ученых, занимающихся проблемами использования языка как средства пропаганды, следует выделить В. Дикманна (3; 4; 5; 6; 7), который и подытожил результаты почти всех исследований в области языка политики в ФРГ после 1945 г. и разработал прагматический подход к изучению данного предмета.
В отличие от остальных западногерманских ученых, ограничивших предмет своего исследования языком политики только XX в. и занимающихся исключительно сбором и предвзятой интерпретацией отдельных языковых фактов, характерных для определенных групп без учета ролевой специфики речевого поведения, В. Дикманн расширил предмет своего исследования, включив в него использование языка в пропагандистских целях различными политическими течениями и идеологиями в Германии со времен Французской буржуазной революции.
Социально-историческими предпосылками появления языка политики, отмечает В. Дикманн, являются публичность политики и множественность мнений. Вместо наблюдения над изменениями языковых элементов он исследовал специфические способы применения языка в области политики, целенаправленные действия над языковыми средствами, осуществляемые различными общественными группами и течениями, приспосабливающими язык политики для осуществления своих целей. Он установил относительность значений политических терминов, обусловленную их различной политической и идеологической интерпретацией. Это навело исследователя на мысль о пересмотре традиционного лингвистического термина значение, так как при изучении языка политики он встречал такие случаи, когда вопрос, какое значение имеет данное слово, был тождественен вопросу, какую цель преследует употребление слова в данном речевом акте и какой эффект должно вызвать употребление данного слова (14, 404).
В. Дикманн в работе «Словарь и использование слов в политической рекламе как предмет лингвистического исследования» (7), излагает основные положения подхода к изучению использования языка как средства пропаганды. Эти положения в развернутом и дополненном виде нашли отражение в его последующих работах. Он указывает на связь повышенного интереса немецких лингвистов к проблемам языка политики с успехами пропаганды в XX в. и с изучением «языка национал-социализма», при исследовании которого немецкие лингвисты пользовались методами английских и особенно американских ученых.
В. Дикманн указывает на влияние, которое оказал американский бихевиоризм на формирование его прагматического подхода к изучению языка политики. Критикуя односторонность бихевиоризма за понимание языка только как инструмента действия, он считает, что его методы должны учитываться при исследовании языка политической рекламы, так как политика, в конечном счете, является одним из видов деятельности, а пропаганда преследует цель оказать влияние на адресата пропаганды. В. Дикманн разделяет точку зрения большинства буржуазных ученых на то, что пропаганда воздействует прежде всего на сферу чувств и эмоций человека и рассматривает эмоциональную функцию языка первой. В эмоциональную функцию он включает и оценочную функцию. Благодаря этой функции слова в пропаганде могут вызвать положительные или отрицательные оценки и связанные с ними эффекты.
Большое значение имеет эмоциональная функция для создания, сплочения и сохранения политических групп. Возможность вызвать при помощи слов чувство сплоченности реализуется, например, в «словах-знаменах» политических движений. Эти «слова-знамена» включены в большинстве случаев в названия политических партий и выражают цели этих партий. Объединяющая сила слова заключена также в «словах-лозунгах» политических движений и в языках идеологий.
В. Дикманн связывает успехи пропаганды со склонностью человеческого мышления к абсолютизации понятий, вызывающих положительную оценку, таких слов, как «прогресс», «свобода», «демократия», «социальный», используемых в пропаганде без определения их содержания.
Характеризуя буржуазную пропаганду, В. Дикманн считает, что она использует упрощенные мыслительные штампы и что ее главными признаками являются упрощение, абстрагирование, обобщение, стереотипизация и «вторичная» наглядность и конкретность, проявляющаяся, например, в лозунгах типа: «Пушки вместо масла!». Словарь буржуазной пропаганды имеет биполярную структуру и выражает только крайние противопоставления – «за меня и против меня» (5, 315).
Критикуя западногерманских исследователей языка политики за их неверную интерпретацию использования языка в политических целях, В. Дикманн отмечает, что использование языка как оружия политической борьбы, включая формы его применения, не является изобретением XX в. Период Французской революции и начало XIX в. показывает такие же признаки использования языка в политике, как нормирование и злоупотребление языком.
В результате анализа пропагандистских изданий, распространяемых в ФРГ в связи с выборами в бундестаг в 1961 г., Г. Плате (13) установил, что побудительная функция в пропаганде играет бóльшую роль, чем в рекламе. В языке пропаганды встречаются формулы побуждения к действию в виде коротких предложений с глаголом в повелительном наклонении типа: «Голосуйте за партию X!». Чаще всего эта формулировка стоит в конце текста в качестве вывода из предшествующих аргументов: «Социальная ответственность в разумном ведении хозяйства. (Голосуйте за СвДП!)».
Однако эта формулировка встречается в современной пропаганде реже, чем формула побуждения с глаголом в изъявительном наклонении. В связи с этим Г. Плате полагает, что для рекламы, т.е. для приказов и внушения лучше всего подходят предложения с глаголом в изъявительном наклонении, которые как бы констатируют факт как уже свершившийся и не допускающий никаких возражений. При этом ни в экономической рекламе, ни в пропаганде немыслимы формулировки типа: «Вы купите еще сегодня…», «Вы проголосуете за партию X!». Такое обращение возмутило бы адресатов пропаганды. Эти формулы внушения встречаются в виде аподиктических повествовательных предложений, следующих после предложений, целью которых является возбудить эмоции адресата.
Другой формулой побуждения является сложноподчиненное предложение с придаточным подлежащим, например, «Кто думает о будущем, тот проголосует за СвВД». «Кто» – это лицо, в котором избиратель должен узнать себя как «думающего о будущем». Логическая структура такого предложения и формула внушения одна и та же, а именно, высказывание «S избирает X». Читателю предлагается идентифицироваться с S. Читателю может быть предложено идентифицироваться не с лицом, а с мнением: «Избрать кандидатов СДПГ это значит поставить во главе лучших людей». Эта же формула внушения используется в межпартийной борьбе: «Кто голосует за СвДПГ, тот сам не знает, что он делает со своим голосом». Подлежащее в предложении приравнивается к чему-то отпугивающему – идентификация не должна произойти.
Эти немногие формулы побуждения к действию наиболее распространены в предвыборной борьбе и обращены к ничтожному числу психических механизмов, которые должны вызвать действие, а именно к послушанию, к внушаемости и к уважению кажущейся логичности высказываний.
К искусственным «формулам резонанса» относятся лозунги. Поскольку даже в образованных кругах ФРГ не наблюдается особого интереса к политике, то существенная информация о партиях едва ли в состоянии привлечь внимание избирателей к пропагандистским материалам. Однако, каждая партия заинтересована в формулах резонанса, связываемых в сознании избирателей с названием той или иной партии. Эти формулы создаются искусственно и распространяются в виде слов-лозунгов и лозунгов, не содержащих существенных высказываний о позициях партий, например «И завтра ХДС».
Рассматривая функцию информирования, Г. Плате (13) отмечает, что большей популярностью во время выборов пользуются выпускаемые большим тиражом иллюстрированные издания, листовки, плакаты, объявления в газетах, содержащие лозунги, главной тенденцией которое является не представление партий и их программ, а представление самих избирателей. Так, лозунг СвДПГ «Кто задумывается о будущем, тот проголосует за СвДПГ» оставляет читателя в полном неведении о сущности этой партии, он лишь призывает избирателей узнать самих себя в этом изображении. Лозунг ХДС «Мы знаем, что мы имеем» имеет своей целью подавить потребность читателя или слушателя в информации, потому, что молчаливо предполагается, что читатель уже достаточно информирован.