представляют собой кульминацию и венец эволюции языка! Это все равно, как если бы долиннеевский ботаник, пытающийся понять идею эволюции, предположил, что наши пшеница и овес представляют собой более высокую ступень эволюции, чем звездочник, произрастающий лишь в нескольких местах в Гималаях. С точки зрения современной биологии именно последний имеет больше прав на высокое положение в эволюционной иерархии, а пшеница обязана своим повсеместным распространением и популярностью лишь экономическим и историческим заслугам человека.
Выдающееся положение наших европейских языков и привычек мышления объясняется точно так же. Относительно немногочисленные языки культур, достигших высот современной цивилизации, готовы охватить весь земной шар и привести к вымиранию сотен разнообразных экзотических языковых видов, но мы не должны делать вид, что они несут в себе какое-то превосходство. Напротив, достаточно изучить дописьменные языки, особенно американские, чтобы понять, насколько более точной и продуманной является система отношений во многих из них, чем в нашем. В сравнении со многими американскими языками формальная систематизация идей в английском, немецком, французском или итальянском выглядит бедной и убогой. Почему бы, например, нам, подобно хопи, не использовать другой способ выразить отношение канала ощущения (видения) к результату в сознании, как между «я вижу, что оно красное» и «я вижу, что оно новое»? Мы объединяем эти два совершенно разных типа отношений в смутную связь, выраженную словом «что», тогда как хопи указывают, что в первом случае зрение представляет ощущение красного, а во втором – что зрение представляет неопределенное свидетельство, на основании которого делается вывод о новизне. Если мы изменим форму на «я слышу, что оно красное» или «я слышу, что оно новое», то мы, европейцы, по-прежнему будем придерживаться нашего колченогого «что», но тут хопи уже не делают различий между красным и новым, поскольку в любом случае значимым представлением для сознания является словесный отчет, а не ощущение как таковое или инференциальное свидетельство. Демонстрирует ли язык хопи здесь более высокий уровень мышления, более рациональный анализ ситуаций, чем наш хваленый английский? Разумеется да. В этой и других областях английский язык по сравнению с языком хопи все равно что дубина в сравнении с рапирой. Нам даже приходится некоторое время думать и ломать голову над этим вопросом или объяснять его, прежде чем мы сможем увидеть разницу в отношениях, выраженных that (что) в приведенных выше примерах, в то время как хопи различают эти отношения с легкостью, поскольку формы речи их к этому приучили.
Грамматические категории
Опубликовано в: Language. 1945. Vol. 21. P. 1–11. Согласно примечанию редактора, «…эта статья была написана в конце 1937 года по просьбе Франца Боаса, в то время работавшего в Международном журнале Американской лингвистики (Int. J. Amer. Linguistics). Рукопись была найдена в собрании документов Боаса Ч.Ф. Вёгелиным и З.С. Харрисом».
Вполне естественное стремление использовать при описании языков, не относящихся к индоевропейским, заимствованные из традиционных грамматик понятия «глагол», «существительное», «прилагательное», «страдательный залог» порой чревато недоразумениями. В то же время необходимо дать такое определение этим терминам, которое позволило бы нам использовать их преимущества и, по возможности, научно и последовательно применять их к экзотическим языкам. Для этого необходимо пересмотреть типы грамматических категорий с учетом более широкого спектра языковых явлений, наметить более или менее новые понятия и внести необходимые дополнения в терминосистему. Все это, между прочим, относится pari passu к английскому языку, который едва ли не меньше, чем некоторые языки американских индейцев, выбивается из общего ряда индоевропейских языков [59].
В традиционных грамматиках американских языков, основанных на классических принципах, прослеживается тенденция к рассмотрению только морфем, с помощью которых маркируются многие грамматические формы. При этом упускаются из виду различные классы слов, которые маркируются не морфемными метками, а типами моделирования: например, систематическим избеганием определенных морфем, лексическим отбором, порядком слов, в общем, привязкой к определенным языковым конфигурациям. В начале изучения языка следует избегать «функциональных» определений, например, что слово определенного класса, скажем «существительное», – это «слово, которое делает то-то и то-то», если это единственный критерий различия; ведь представлений о том, что «делает» данное слово в незнакомом языке, может быть столько же, сколько самих языков, лингвистических теорий и философских позиций. Категории, изучаемые в грамматике, – это категории, распознаваемые через факты конфигурационного рода, и эти факты одинаковы для всех наблюдателей. Однако я не разделяю того полного недоверия ко всем функциональным определениям, которое, как кажется, свойственно некоторым современным грамматистам. После выделения категорий в соответствии с конфигурационными фактами в процессе исследования может потребоваться использование функциональных или операциональных символов. Связанные с конфигурационными данными, операциональные описания становятся действительными как доступные способы выражения значения форм, причем значение в этом случае является характеристикой, которая сжато учитывает все семантические и конфигурационные факты, известные или предсказуемые.
Прежде всего, можно выделить явные и неявные категории.
Явная категория – это категория, имеющая формальный маркер, который присутствует (за редким исключением) в каждом предложении, содержащем член данной категории. Этот знак необязательно должен быть частью того же слова, к которому категория может быть прикреплена в парадигматическом плане, т. е. это не должен быть суффикс, префикс, чередующаяся гласная или другая флексия, это может быть или отдельное слово, или определенная схема всего предложения. Так, в английском языке множественное число существительных является явной категорией, обозначаемой обычно в парадигматическом слове (существительном) суффиксом – s или изменением гласной, но в случае слов типа «fish, sheep» и некоторых катойконимов она маркируется формой глагола, способом употребления артиклей и т. д. Во фразе fish appeared множественное число обозначается отсутствием артикля; в the fish will be plentiful – количественным прилагательным plentiful (многочисленный); во фразах the Chinese arrived и the Kwakiutl arrived – определенным артиклем в сочетании с отсутствием маркера единственного числа. Во всех этих случаях множественное число явно маркировано, так что множественное число существительных является открытой категорией в английском языке [60]. В языке южных пайютов субъект действия маркируется сублексическим элементом (или связанной морфемой), который не может стоять отдельно, как и английское – s, но он необязательно должен быть связан с глаголом, он может быть связан с первым важным словом в предложении. В английском языке то, что можно назвать потенциальным наклонением глагола, представляет собой явную категорию, и маркируется она морфемой can или could, словом, отделенным в предложении от глагола, но присутствующим в каждом предложении, содержащем эту категорию. Эта категория является такой же частью морфологической системы глагола, как если бы она обозначалась связанным элементом синтетического алгонкинского или санскритского глагола; морфема can может заменять согласовательные элементы в той же модальной системе, например, may, will, но не может, подобно простому лексическому элементу (например, possibly), просто добавляться к ним. В языке хопи также существует жесткая система взаимоисключающих модальностей, обозначаемых обособленными словами.
Неявная категория маркируется, будь то на морфологичсеком или синатксиеском уровне, только в определенных типах предложений, а не в каждом предложении, в котором встречается слово или элемент, относящийся к данной категории. Классовая принадлежность слова неочевидна до тех пор, пока не встанет вопрос о его употреблении или упоминании в одном из этих особых типов предложений, и тогда мы обнаружим, что это слово принадлежит к классу, требующему определенного отличительного подхода, который может быть даже минус-подходом, т. е. исключением данного типа предложения. Этот особый подход мы предлагаем назвать реактивностью категории. В английском языке непереходные глаголы образуют неявную категорию, характеризующуюся отсутствием страдательного причастия, пассивного и каузативного залогов; мы не можем подставить глагол этого класса (например, go, lie, sit, rise, gleam, sleep, arrive, appear, rejoice) в таких предложениях, как It was cooked, It was being cooked, I had it cooked to order. Конфигурационно определенная непереходная форма отличается от фиктивной, используемой в традиционной английской грамматике; это есть подлинный грамматический класс, маркированный постоянными грамматическими признаками, такими как отсутствие существительных или местоимений после глагола (нельзя сказать: I gleamed it, I appeared the table). Разумеется, составные образования с этими же лексемами могут быть переходными, например, sleep (it) off, go (him) one better. В американских разговорных формах go haywire, go South Sea Islander и т. п. слово или словосочетание после глагола является скрытым прилагательным, ср. go completely haywire.
Другой тип неявной категории представлен английским родом. Каждое имя нарицательное и имя собственное относятся к определенному родовому классу, но характерный явный признак появляется только тогда, когда есть повод обратиться к существительному с помощью личного местоимения в единственном числе, а в случае среднего рода он может быть маркирован вопросительными и относительными местоимениями what, which. Грамматическое соответствие не менее строгое, чем в такой явной системе рода, как латинская, где большинство существительных имеет свой родовой признак. Несомненно, знание фактического пола и научной биологической и физической принадлежности многих английских имен нарицательных могло бы послужить иностранцу заменой знания самих грамматических классов, но такое знание в конечном итоге принесет лишь незначительную пользу, ведь добрая часть слов мужского и женского рода состоит из тысяч собственных имен, и иностранцу, не знающему культурных истоков западноевропейских христианских имен, придется просто принять к сведению, т. е. наблюдать, что Jane относится к группе she, а John – к группе he. Существует множество имен с явным сходством, но противоположным родом, например: Alice – Ellis, Alison – Addison, Audrey— Aubrey, Winifred – Wilfred, Myra – Ira, Esther – Lester. Знание каких-либо «природных» свойств тоже не подскажет нашему наблюдателю, что сами названия биологических классов (например, животное, птица, рыба и т. д.) суть оно (it); что меньшие по размеру животные – это оно (it), а крупные – он (he); собаки, орлы и индюки – тоже он (he), кошки и корольки – она (she); части тела и весь ботанический мир – оно (it); страны и государства как вымышленные лица (но не как населенные пункты) – она (she); города, общества и корпорации как вымышленные лица – оно (it); человеческое т