ний осознавания, призванного облегчить внедрение сознания в ноуменальное бытие, вследствие чего она и правит миром. Она может пробудить в организме человека колоссальные силы, которые обычно пребывают в состоянии зачаточном.
Похожим образом математическая формула, которая позволяет физику превратить несколько мотков проволоки, пластинок фольги, диафрагм и других вполне инертных и невинных приспособлений в агрегат, способный передавать музыку на огромные расстояния, возводит сознание физика на вершину, недоступную несведущему человеку, и делает возможным коренное изменение самой сущности, позволяя достичь невиданного проявления силы. Другие формулы позволяют расположить магниты и проволоку в генераторе таким образом, что, когда магнит (или, точнее, поле скрытых сил внутри и вокруг магнитов) приводится в движение, возникает сила, которую мы называем электрическим током. Мы далеки от того, чтобы описывать радио или электростанцию в терминах языкового процесса, но все же, все же… Необходимая математическая формула – это языковой аппарат, без правильного структурированной иерархии которого собранные приспособления будут являть собой инертное хаотическое нагромождение. Но математическая формула, используемая в этом случае, является специализированной языковой формулой, предназначенной для того, чтобы сделать возможным проявление посредством исключительно металлических тел определенной силы, которую теперь мы называем электричеством. Языковая формула мантры выявляет иные силы, направленные на переориентацию нервной системы и желез – или опять-таки скорее скрытых «электронных» и «эфирных» сил внутри и вокруг этих физических тел. Части организма, пока такое стратегическое переориентирование не осуществлено, представляют собой просто «невинные приспособления», лишенные энергии, подобно разрозненным магнитам и отдельным кускам проволоки, но при соответствующей организации они обращаются в нечто непостижимое с точки зрения неорганизованных составляющих и приобретают способность пробуждать и активизировать скрытые силы.
Именно таким образом я хотел бы связать тонкую материю восточных идей мантры и йогического использования языка с уровневой или «плоскостной» организацией, являющейся основой структуры языка. Таким образом, я подхожу к основному моменту своих рассуждений. Мы должны узнать больше о языке! Мы уже знаем достаточно много для того, чтобы понять: язык является отнюдь не тем, чем его считает большинство людей, как ученых, так и неспециалистов. Иллюзия возникает из-за того, что мы говорим свободно, без усилий, не осознавая, какой сложный механизм при этом задействуется. Нам кажется, что мы знаем, как это делается; никакой тайны здесь нет – ответы на все вопросы в кармане. Но увы! – ответы эти ложны. Точно так же несовершенные органы чувств человека рисуют простую, осязаемую и вполне удовлетворительную картину мироустройства, которая весьма далека от истинной.
Подумайте, каким представляется мир умному и наделенному богатым житейским опытом человеку, который никогда ничего не слышал о научных открытиях в области строения Вселенной. Земля для него плоская, Солнце и Луна – светящиеся объекты небольшой величины, которые ежедневно появляются на востоке, движутся по воздуху в вышине и исчезают на западе, – ночь они, разумеется, проводят где-то под землей. Небо – перевернутая чаша, сделанная из какого-то голубого материала. Звезды – крошечные точечки, расположенные совсем рядом и, вероятно, живые, потому что они «выбираются» на небо по вечерам, как кролики или гремучие змеи из своих норок, и ныряют в них обратно на рассвете. Понятие «Солнечная система» не имеет для него никакого смысла, а словосочетание «закон всемирного тяготения» абсурдно и неосязаемо. По его мнению, предметы падают вниз, не подчиняясь этому закону, а потому, что «их никто не держит», поскольку представить себе что-либо иное он не в силах. Он не мыслит себе пространства вне понятий «верх» и «низ» или даже вне понятий «запад» и «восток». С его точки зрения, кровь не циркулирует по телу, и сердце является не мощным насосом, перекачивающим ее, а местом, где живут любовь, доброта и мысли. Охлаждение представляет собой не процесс отдачи тепла, но дополнение к понятию «холод»; листья окрашены в зеленый цвет не благодаря содержанию в них хлорофилла, а из-за «зелености». И убедить его в том, что все совсем не так, невозможно. Он будет отстаивать свои представления как простые и соответствующие здравому смыслу, что означает лишь то, что они вполне его удовлетворяют, ибо полностью соответствуют коммуникативной системе, установившейся между ним и ему подобными. Иначе говоря, языковое обеспечение их общественных потребностей вполне адекватно и останется таковым до тех пор, пока не возникнет некий новый ряд потребностей, требующих соответствующего языкового осмысления.
Но поскольку этот человек находится в определенных отношениях со Вселенной, о размерах и особенностях строения которой у него нет ни малейшего представления, все мы, от грубого дикаря до высокоученого мужа, пребываем в непрестанной зависимости от языка, его концепции. Только лингвистике удалось слегка проникнуть в эту область. Но для других отраслей знания ее достижения остаются совершенно неведомыми. Обычный человек, простак он или мудрец, знает о языковых силах, довлеющих над ним, не более, чем дикарь знает о силах гравитации. Он считает, что говорение – сфера, в которой он совершенно свободен и не испытывает никакого воздействия ни с чьей стороны. Он считает, что это – элементарный, обычный, донельзя понятный вид деятельности, и он может тому представить достаточные веские доказательства. Но выясняется, что эти доказательства – не более чем перечисление причин, побуждающих его вступить в общение с кем-либо. Они не имеют никакого отношения к самому процессу коммуникации. Так, он скажет, что думает о чем-то и находит слова для выражения своих мыслей «естественным путем», т. е. «они приходят сами». Но его объяснения того, почему при возникновении необходимости произнести что-то ему в голову приходят именно эти мысли, вновь оказываются перечнем его социальных нужд в данный момент. Это разочаровывающий ответ, который решительно ничего не объясняет. Но тогда он приходит к заключению, что и объяснять то тут, собственно, нечего: процесс говорения, поскольку он прекрасно обслуживает возникающие общественные потребности, в дефинициях и умствованиях не нуждается. Иначе говоря, он ошибочно полагает, что мышление – тривиальный непосредственный вид деятельности, одинаковый для всех разумных существ, прямым выражением которого является язык.
В действительности же мышление – один из наиболее таинственных процессов, и все, что мы знаем о нем, получено посредством изучения языка. Это изучение показывает, что формы мыслительной активности личности контролируются неумолимыми законами моделирования, о которых сама личность не имеет ни малейшего понятия. Эти модели базируются на неосознанной запутанной систематизации родного языка, ярко проявляющейся при со- и противопоставлении с другими языками, особенно если они принадлежат другой языковой семье. Само мышление непосредственно связано с языком, иными словами, человек мыслит на родном языке – английском, санскрите или китайском [88]. А любой язык представляет собой сложную и разветвленную систему моделей, отличную от других аналогичных систем, систему, посредством которой индивидуум не только осуществляет процесс общения, но и воспринимает окружающий мир, идентифицирует или оставляет без внимания различные типы явлений и взаимоотношений, определяет свои умозаключения и структурирует систему собственного сознания.
Эта доктрина нова для западного сознания, но она основывается на непреложных фактах. Более того, она хорошо известна в индийской философии и современной теософии. Ее неясность проистекает от того, что философские термины санскрита не вполне соответствуют значению употребляемого мной понятия «язык» в широком лингвистическом смысле. Такие термины, как Nama, скорее относятся к более частным понятиям – лексическому, фонетическому уровням. Возможно, наиболее близок европейскому термин Manas, которому вряд ли соответствует наше более обширное понятие «сознание». В широком смысле Manas – высший иерархический уровень в структуре мироздания – «манасический уровень», как его часто называют. И в этом случае опять-таки понятие «ментальный уровень» сильно запутывает представителей англоговорящих народов. Английское слово mental (ментальный) весьма неудачно, это слово в контексте нашей культуры стоит в одном ряду со словами, обозначающими понятия логического, умственного объяснения действительности, что подразумевает скорее софистическое трюкачество, а не порядок космической иерархии, характеризуемый процессом моделирования. Иногда Manas употребляется попросту как обозначение отдельной души; согласно Фрицу Кунцу, именно этим обусловлено известное толкование парадокса «голос тишины»: «Ум – величайший убийца действительности».
Считается, что на уровне Manas функционируют два подуровня – Rupa и Arupa. Низший – царство «имени и формы», Nama и Rupa. «Форма» в данном случае подразумевает организацию в пространстве (нашем трехмерном пространстве). В общем смысле это вряд ли сочетается с понятием модель. A Nama, имя, обозначает не язык, не всю его структуру, а только ее часть, один из уровней, уровень именования или процесса наименования, т. е. присваивания определенных имен определенным фрагментам общей картины познания, при этом поименованные фрагменты оказываются в вынужденной изоляции от остального. Так, слово sky (небо), которое в английском языке трактуется как «нечто предметное» the sky, a sky, skies, some skies, a piece of sky, etc. – небо, небеса, небосвод, небосклон, кусочек неба и т. д. заставляет нас представить себе некое оптическое явление, отражающее относительно изолированные цельные твердые объекты. Слова hill (холм) и swamp (болото) убеждают нас в том, что окружающие структуры почвенной организации земли являют собой отдельные