И замашки, и мысли вразброд — неразумны.
Не встречался я с речью такою пустою,
Чтобы в ней похвалялись своей красотою!
Слов таких и безумный чудак не болтал,
Ни ребенок, ни просто дурак не болтал.
И распутницам даже, пестро разодетым,
Был бы стыд и позор в словоблудии этом!
Эту чушь и пустой словоплет не сказал бы,
Даже выродок гнусный — и тот не сказал бы.
765 Недотепу, поведшего глупую речь,
Лучше было б совсем от пути остеречь!
Ты заносчив по-бабьему — до неприличья,
И, наверно, лишишься мужского обличья!
Званье мужа дается трудом и раденьем,
Тот не муж, кто кичится своим облаченьем.
Мужа красят поступки— деянья добра,
Даже если одежда на нем и стара».
ПРИТЧА
Вышли в путь два приятеля, связаны словом,
Был один из них мудрым, другой — непутевым.
770 Этот звался Мудбир, был в делах он злонравен,
А Мукбиль, его друг, был во всем благонравен.
Были все их привычки их кличкам под стать,
Ну а клички их были привычкам под стать.[86]
Речь ведя о подвижниках, вере и боге,
О высоком Мукбиль рассуждал по дороге.
А Мудбир шел, про мерзких людей рассуждая,
О дурном, как безбожник-злодей, рассуждая.
О страданьях один, о грехе говорил,
А другой о пустой чепухе говорил.
775 Так и шли, друг от друга не ведая прока,
Вдруг вдали дивный город вознесся высоко.
И расстались они, миновавши заставу:
Каждый чаял найти себе дело по нраву.
Первый — прямо к отшельникам здешних сторон,
А другой стал разыскивать гнусный притон.
Первый шахом был принят с великим почетом,
И не ведал он счета дарам и щедротам.
В скором времени к шаху два стража здоровых
Притащили Мудбира — в цепях и оковах.
780 Притащили и все рассказали о нем:
Дескать, ночью негодник упился вином,
Вышло так, что Мудбира назвали уродом,
И затеялась драка — с кровавым исходом.
Негодяй за обиду в бреду одичалом
Оскорбителя тут же ударил кинжалом.
В гневе шах возвестил справедливую весть:
«Да постигнет Мудбира кровавая месть!»
Так достойный спознался с высокою честью,
А негодник покаран был страшною местью.
785 Искра к небу взвивается смелым полетом,
А ничтожную муху влечет к нечистотам.
ОТГОВОРКА ЯСТРЕБА
Ястреб речи повел перед стаею пестрой,
Когти выпустил он, клюв свой выказал острый.
«Я ведь птицам не ровня, сравниться ль со мною? —
Я над всеми пернатыми признан главою.
Знай: все птицы, что речь тут вели пред тобой,
Для меня только лакомой служат едой.
Мне на шахской руке — и приют, и жилище,
Шах мне сам подает все, что надо для пищи.
790 А когда над добычей расправлю я крылья,
Даже коршун — и тот поникает в бессилье.
Я У шахов такого почета достиг,
Что и сам, как Симург, и силен, и велик.
Шахский перст — мой престол, я увенчан короной,
И совсем мне не нужен Симург твой хваленый!»
ОТВЕТ УДОДА ЯСТРЕБУ
И промолвил Удод: «К-эй, ты в лапах гордыни
И в оковах невежества маешься ныне.
Свяжет шах тебе лапы, узлами опутав,
Да и только ли шах, — каждый ловчий из плутов!
795 Заморит тебя голодом тот лиходей —
Так, что мясо твое послезает с костей.
А пока будешь клянчить ты мясо, голодный,
Всех доймут твои вопли тоской безысходной.
Бог пошлет — ты и ешь. Душу дурью измаяв,
Стал забавою ты для лихих негодяев.
Ну и ловля! Запустят добычу настичь
И под дробь барабанов гоняют на дичь.
Ты находишь таких, что тебя послабее,
Настигаешь в полете и рвешь, не жалея.
800 Вот изловит тебя человек, приневолит,
И подачкой кормиться навек приневолит.
И когда ты городишь свою ерунду,
Твои речи бессмысленны, словно в бреду.
Будь в тебе хоть немного стыда или чести,
От позора ты сдох бы на этом же месте!
Но бездонная дурость тебя одолела,
Потому и болтаешь ты так очумело».
ПРИТЧА
Как-то горец медведя поймал на досуге
И пока приручал — чуть не умер с натуги.
905 И пока зверь не свыкся с судьбой своей жалкой,
Дважды в день горец до смерти бил его палкой.
Зверь такие побои и голод сносил,
Что совсем присмирел и остался без сил.
Горец палку возьмет — только раз и поддаст он,
Глядь — у ног его зверь ждет побоев, распластан.
Танцевать у дверей он сперва научился,
А потом и ходить по дрова научился.
Он вязанки таскал от зари допоздна,
И облезла до кожи медвежья спина.
810 Но любая беда, что сносил он, бывало, —
Видно сдуру, лишь спеси ему придавала.
То мечтал он, что схватится с тигром громадным
И снесет ему череп в бою беспощадном.
То казалось ему, будто в битве со львом
Он врага растерзал да и съел целиком.
О еде он мечтал — с вожделеньем и смаком,
Ну а вышло, что сам стал добычей собакам.
Ты вот так же, как он, несуразен и злобен,
И в мечтах своих глупых медведю подобен!
ОТГОВОРКА СОКОЛА
815 Сокол молвил: «Вожак, полюбившийся стаям,
Все идут за тобой, всеми ты почитаем.
Бог меня несказанным величьем отметил,
Силой, редкою в скопище птичьем, отметил.
Другом я и сподвижником шахам зовусь,
Потому я меж птиц падишахом зовусь.
Мне дано украшенье — венец золоченый,
Бог меня одарил золотою короной.
Да ведь знаешь ты все про меня расчудесно:
Моя суть тебе ведома, имя известно.
820 Да и должен ли шах, что венцом наделен,
Тосковать по другому — из дальних сторон?
Я привык, словно шах, жить в почете немалом,
И зачем мне у шаха служить под началом?»
ОТВЕТ УДОДА СОКОЛУ
«К-эй, — промолвил Удод, — что за глупые крики?
Сколь темны твои мысли и помыслы дики!
Шахом хочешь ты быть — ишь, ведь как распалился!
Это ты от немыслимых врак распалился!
Ты — и темный и черный невежда и плут,
Ведь таких нечестивцами люди зовут.
825 Зваться лишь на словах шахом или султаном —
Это свойственно только бахвалам поганым!
Разве всякий, кто хвалится славою, славен?
Разве муж похвальбою неправою славен?
И зовущий тебя повелителем сброд,
Видно, идолам гнусным поклоны кладет.[87]
Ты ведь шах — словно в шахматах: внешность красива,
Да величье твое только пешкам на диво!
Что за шах, если лапа любого нахала
То взметнет его ввысь, то швырнет как попало?
830 От тебя шах, что ищем мы, — дальше мечты,
Лучше быть уж бродягой, чем шахом, как ты!»
ПРИТЧА
Был правитель один, основал он державу,
Счастье подданных там расцветало на славу.
Красота совершенства там зрела обильно,
Без конца, без границ, без. предела обильно.
Благоденствие там и порядок кругом,
Горожане там в пышных нарядах кругом.
Там умельцы воздвигли, куда ни взгляните,
Сотни башен, и каждая — солнце в зените.
835 Там искусники труд приложили немалый,
Чтобы край их сверкал красотой небывалой.
Там чудесным диковинам нет и числа:
В них природа себя в колдовстве превзошла.
Люди жизнь там проводят в забавах и смехе,
И печали там гибнут в веселой утехе.
Был бесстыдник один там — сродни вертопрахам,
Камышовым прозвал он себя падишахом.
Все на нем камышовое было — кафтан,