И камнями разбил он кувшинов немало,
Драгоценных осколков раскинув немало.
И взмолились тут люди из шейховой свиты:
«Все сосуды тобою уже перебиты!
В ханаке не осталось посуды иной,
Мы не можем тебе принести ни одной!»
2995 «Если нету кувшинов, — ответил он свите, —
Вы тогда вот что вашему шейху скажите:
Пусть он бороду даст мне свою, да живее,
И тогда я нужду свою справить сумею!»
Шейх, услышавши этот бесстыжий наказ,
Встрепенулся и к спорившим вышел тотчас.
«Молодец! В добрый час быть благому почину!
Впрямь, к чему борода худородному сыну!
Только ветер и треплет ее обалдело,
А теперь она хоть пригодится для дела!
3000 Вот ее для себя заприметил дервиш,
И в нужде она будет полезна, глядишь!» [222]
А у шейха была борода седовласа,
И ее оторвал он, да чуть не до мяса,
И под ноги тому греховоднику кинул,
На поживу безумцу-негоднику кинул.
И, узрев отрешенья подобного знак,
Тот, от глупых речей отступившись, обмяк.
И простерся во прахе у шейховых ног он,
И, ничком пав на землю, совсем изнемог он.
3005 Видя все это, праведный муж отрешенья
Своелюбьем не тешился ни на мгновенье.[223]
Сделать низкого праведным впредь он сумел,
Переделать на золото медь он сумел.
Кто не вышел из пут суеты пестроцветной,
Для того плод подобных деяний — запретный.
О Фани, испроси отрешенья у бога,
В отрешенье тебе будет в вечность дорога!
32 О ХОДЖЕ БАХАУДДИНЕ НАКШБАНДИ, ГОРЕВШЕМ В ИСТИННОМ ОТРЕШЕНИИ[224]
Был ходжа Накшбанди, муж благой и пригожий,
Шахом истинной веры и благости божьей.
3010 Основав в том пределе престол свой по праву,
В землях небытия он устроил державу.
Он свое естество — светлых истин предел —
В чем угодно на свете провидеть умел.
Прозревал он себя в своем мысленном взоре
В кипарисе и в розе, в колючке и в соре.
Как-то взором он встретился с мертвой собакой,
Жалок был ее вид' и без благости всякой.
И когда с той собакой сравнил он себя,
Умилился до слез он, в стенаньях скорбя.
3015 И сказал он: «Звать верным себя я не смею,
Не могу я себя даже сравнивать с нею.
Перед господом ей только верность присуща,
От меня ж ему — мука, тяжка и гнетуща!»
И пока так судил муж благого чела,
По дороге другая собака прошла.
И узрел он, исполненный мыслью благою,
След, впечатанный в землю собачьей ногою.
«Я ли благ, — молвил он, — или след сей собачий?
И ответил себе: «Ты во правде—незрячий!
3020 Это — знак на пути, где муж верности шел,
Ты ж в постыдном неверье влачишь свой подол!»
И когда завершил он такую беседу,
Пал он, землю лобзая, к собачьему следу.
Так благие свое существо отрицали,
Сделав небылью бывшее сущим вначале.
Чашу благ отрешенья судил им господь,
Если им удавалось себя побороть.
В сути бога им вечность была неизвестна,
В единенье — сиянье чела неизвестно,
3025 Но они на стезю отрешения стали,
И нетленны в пути единения стали.[225]
33 СБОРИЩЕ МОТЫЛЬКОВ ВО ИЗЪЯСНЕНИЕ СУТИ СВЕЧИ
Как-то раз мотыльки захотели собраться —
У свечи для заветнейшей цели собраться.
Крылья их разожгла, словно пламенем, смелость:
«Суть желанного света нам знать бы хотелось!
Что узнаем — по чести расскажем о том,
Суть изведаем — вести расскажем о том».
Вот один, крылья выпустив в знак уговора,
Суть свечи разузнать в путь отправился скоро.
3030 Видит — сборище в некоем доме ночное,
И свеча зажжена в том полночном покое.
И пронзительный свет ослепил его взгляд,
И о том он поведал, вернувшись назад.
Но друзьям его слово понятно не стало,
И ничто их сердец не задело нимало.
И чем ярче сверкало правдивое слово,
Тем слабей для внимавших был звук его зова.
От рассказа его невеликий был прок,
И лететь припустился другой мотылек.
3035 И когда пролетал он со светочем рядом,
Он к нему присмотрелся внимательным взглядом.
Все поведал друзьям он, и внять он молил их,
Но понять его речь они были не в силах.
И еще один, выказав рвенье и пыл,
У свечи полетал и над ней покружил.
Но напрасны слова его были, и снова
Не дошло до внимавших горячее слово.
И другими великая страсть овладела,
И к заветной мечте они ринулись смело.
3040 Над свечою порхали они сгоряча,
И огнем опалила им крылья свеча.
Рассказать, как их жгло в единенье заветном,
Было б делом нелегким и даже запретным.[226]
Описать жар огня человек не сумеет, —
Не ожегшись пыланьем, вовек не сумеет!
Лишь тогда суть вещей познает он, когда
Весь сгорает дотла, не оставив следа.[227]
Он стремится в огонь и бесстрашно, и смело,
И, сгорая в огне, очищает он тело.
3045 Ну а если заветное ведомо стало,
Говорить о другом тут уже не пристало.
Он в желанном себя умертвит навсегда,
В отрешенье — с желанным он слит навсегда.
Из него не изыдет ни вздоха, ни слова, —
Он изведал ту правду, что сути основа.
А к судьбе мотыльков как присмотришься глазом,
Сердцу два откровенья внушаются разом.
Не сгоришь — не познаешь. Вот первая суть.
Если пеплом не станешь — желанье забудь!
3050 Если в жар отрешенья не бросишь ты тело,
Если все, чем ты жив, в том огне не сгорело, —[228]
Нет сиянья мечтам и заветным стремленьям,
И вовек не спознаешься ты с единеньем.
А другая суть в том, что горящий огнем,
В море пламени ринувшись, скроется в нем.
Дара речи в нем нету, и слов не найти там,
А другим — недоступно судить о сокрытом.
Не спалишься — не будет и суть твоя явна,
А сгоришь — не узнают о том и подавно.
з°55 q фаниj Речь про суть отрешенья смири,
Единения ждешь — в отрешенье сгори![229]
Мотыльком покружись над свечою горящей,
Одержимо бросайся на пламень палящий.
Если ж сути твоей и следа не осталось,
Плоти, жил и костей и следа не осталось,
Но при этом суть помыслов внятна уму,
Пусть об этом узнать не дано никому!
34 СЛОВО ШЕЙХА СУФИЯНА СУРИ О ПОСТИЖЕНИИ ВЕЧНОСТИ ПОСЛЕ ОТРЕШЕНИЯ[230]
Шейх Сури был подвижникам веры главою,
Был он таинствам господа сутью живою.
3060 Раз он слово держал на стезе наставленья,
И внимавший спросил у него разъясненья:
«Кто взыскует у бога заветную суть,
К цели помыслов высших каков его путь?»
Тот ответил: «Есть тысячи разных распутий,
И на всех испытанья — начало всех сутей.
Семь морей между тьмою кромешной и светом,
И просторы любого бескрайни при этом.
А когда те моря ты минуешь сполна,
Станет рыба тебе в то мгновенье видна.
3065 Лишь вздохнет она — сразу же в зеве той рыбы
Без остатка два мира погибнуть могли бы.[231]
Кто в морях отрешенья застигнут потопом,
Нужно ль путь пролагать ему к путаным тропам?»[232]