Единеньем ты ввел их в благую обитель,
Ибо вечность обресть — то дано от тебя им,
Им удел отрешенья тобой посылаем.
Кто себя, свою суть в отрешеньё не вверг,
Для того самый смысл отрешенья померк.
3465 И тогда им не жаждать вовек единенья —
Нет в таком отрешении в вечность стремленья.
Дай, господь, отрешенье Фани в воздаянье,
Чтобы вечности клад он обрел в достоянье!
Ты в себе уничтожь его бренную суть,
Чтобы, сгинув, обрел он нетленную суть.[256]
В этой найденной сути ему — завершенье,
Тут и дело с концом:, здесь — с тобой единенье!
ПРИСЛОВИЕ
Некий доблестный муж перед богом молился,
Тих и благ, он в смиренье убогом молился.
3470 «Твоей сути, о боже, лишь вечность пристала,
Бренной небыли в сути твоей не бывало!
К твоей сути незыблема поступь моя, —
Удостой меня участи небытия,
Чтобы в ней и следа бытия не бывало
И единая цель единенья сияла!
Пусть не ищут меня в этом бренном приюте,
Да узрят меня в вечно немеркнущей сути.
«Я» и «ты» там исчезнут, себя не храня, —
Да пребудешь там ты, да не станет меня!
3475 «Я» и «ты» да хранимы единою сенью,
Да пребуду в тебе я, придя к единенью!
47 О ПРИБЛИЖЕНИИ СВОИХ ПОМЫСЛОВ К СОЗДАНИЮ ЭТОЙ КНИГИ
Так приходит на память мне быль моей доли —
Времена малолетства, учение в школе.
Заморенные дети с измученным взглядом
Там твердили уроки заученным ладом.
Их совсем изнуряли и тяжкий урок
И тверженье Корана заученных строк.
И учитель, желая проверить их навык,
Заставлял их стихи повторять без поправок.
3480 Там читали и прозу и строки дастана,
Тот начнет «Гулистан», этот — притчи «Бустана».[257]
А во мне страсть жила — всех желаний сильней:
«Речи птиц» были милы природе моей.[258]
Было впрок моей детской душе повторенье,
И познал я пленительность этого чтенья.
И душа моя с теми речами дружила,
И к другим сочиненьям не ведала пыла.
Те рассказы читать стал обычай мне люб,
Был таинственный строй речи птичьей мне люб.
3485 Было этим словам существо мое радо,
И хотел я постичь, в чем их смысл и отрада.
И росла та услада во мне без предела,
А сказать о ней — речь моя словно немела.
И приспела на помощь ко мне благодать,
И пленила все думы мои та тетрадь.
Я чуждался людей, моим тихим досугам
Стала книга единственным преданным другом.
И беседы людской выраженья и звуки
Моему существу были горестней муки.
3490 Одолела любовью та сила меня,
Эта страсть до конца поглотила меня.
И сказал я: «Открыть бы мне дверь отрешенья
И бежать от людей, что чужды разуменья!»
Крик пошел меж детей, и встревожились все там,
И родители тоже узнали об этом.
Страх объял их: «Невежда, влекомый к беспутью!
Все слова — что огонь, только сыр еще сутью!
Как бы хвори безумия с ним не случилось!
Вдруг судьба отведет от него свою милость!»
3495 И той книги меня без пощады лишили,
Мое сердце любимой услады лишили.
«Речи птиц» запретили мне знать с этих пор,
И запретен был даже о них разговор.
И минула времен многодневная свита,
И пристрастье мое уже было забыто.
Но хранилась тех слов в моей памяти тайна,
И без устали я повторял их потайно. .
Я не мог речь иную постичь и слова,
Другом сердца мне были лишь птичьй слова.
3500 Знамя тюркских стихов я подъял над собою,
Повеленьем страну покорил я без боя![259]
Пять сокровищ бесценных, диванов — четыре
Довелось мне безбедно создать в этом мире.[260]
Если стал бы писать мои строки писец,
Он сто тысяч двустиший бы счел под конец.
И стихи создавал я, и создал немало,
Но мечта неотступно меня занимала:
Дал бы бог сей заветной тетради подмогу,
Чтобы к ней пересказ мне создать понемногу.[261]
3505 Но слова были трудны, я немощен был,
И перу не умел я дать скорость и пыл.
И увидел я вдруг: жизнь бежит миг от мига,
Я умру, и не будет написана книга.
И заветную мысль в мир иной унесу я,
И развеется жар моих помыслов всуе.
Этих помыслов пыл я всем сердцем берег,
Но свершению их свой назначен был срок.
И когда мне уже шестьдесят подступало,
Птичьей речи пером положил я начало.[262]
3510 К духу шейха припал я с мольбой о подмоге,
И, услышав, он внял просьбе той о подмоге.[263]
Он в ночных моих бденьях был другом моим,
Вдохновения пыл мне дарован был им.
Бег пера направлял я в ночи, средь затиший,
В ночь слагал пятьдесят или сорок двустиший.
А когда не писал — я не ведал покоя,
Но не собственной волею двигал перо я. .
Духом шейха была мне подмога дана,
В малый срок все сумел завершить я сполна.
3515 Но слова были трудны, а смысла в них мало, .
И укорами совесть меня изнуряла.
И от шейха мне помощь благая приспела: '
Бесталанный, свершил я желанное дело!
Так искатель жемчужин средь мук и невзгод,
Дружен с морем, в бездонных глубинах плывет.[264]
Если жемчуг добыть и не будет удачи,
Он хоть прутьев добудет — в них нет недостачи.
А подсушит их — глядь, и дровишек добудет, —
Все — хоть свет, если жара да дыма не будет!
3520 Не пришлось мне в том море жемчужин достать,
Только прутьев добыл я — и то благодать!
Что ж поделать — то было мне данною долей,
Я в недоле спознался с желанною долей!
Людям мира ведь дал сам поэт достославный
Блага недр и морей своей волей державной.[265]
Сделать больше него — мне совсем не под стать, —
Мне довольно и щедрость его описать!
И хотелось бы мне, чтобы в сердце любого
Жарким пламенем вспыхнуло каждое слово.
3525 Да прозрит он дыхание шейха в том ладе,
Да найдет он свершенье желанной усладе!
А придется ему и меня помянуть —
Пусть не ищет в едином двоякую суть! [266]
ПРИСЛОВИЕ
Некто ищущий истину сердцу в отраду,
Бремя тягот неся, тихо плелся по граду.
Видит — в узком проулке стена обвалилась
И столпился народ — разузнать, что случилось.
Раньше был в этой улице людям проход,
Где ходить, о творец, станет ныне народ?
3530 Кто построит с надежной основою стену,
Чья забота построить здесь новую стену?
И в проулке народу собралось так много,
Что совсем загорожена стала дорога.
И когда суматоха пошла меж зевак,
К той толпе подошел сей взыскующий благ.
И увидел он это, и впал в исступленье,
Стал кричать и стенать он, свершая раденье.
И народ удивлялся, что этот несчастный
Не ко времени волю дал пылкости страстной.
3535 И спросили тогда о деяниях сих
У скитальца степи упований благих.
И сказал он: «Узрев это сборище ныне,
Я не ведал еще ничего о причине.
Но сюда подойдя, — мол, куда себя дену, —
Я увидел вот эту упавшую стену.
Я и раньше бывал здесь и видел как есть,
Что стена уж давно собиралась осесть.
Вот ведь благо какое даровано стенам —