Магда давала им капли для глаз, лосьоны для укрепления волос, разглаживала морщины, стучала по груди, пока хворый не отхаркивал черную желчь. Надя не могла понять, что из этого – настоящее целительство, а что – лишь умелое представление, пока однажды ночью к ведьме не пришла женщина с кожей, точно воск.
Как и остальные, она была страшно худой, с впалым, резко очерченным лицом. Магда задала ей вопрос, которым встречала всякого, к ней приходившего: «Чего ты хочешь?»
Задыхаясь от рыданий, женщина рухнула на руки ведьмы, и та принялась гладить ее по плечам, бормотать что-то ласковое, утирать слезы. Надя не могла разобрать слов – они переговаривались слишком тихо. Перед уходом незнакомка достала из кармана крохотный мешочек и высыпала его содержимое на ладонь Магды. Надя вытянула шею, стараясь получше разглядеть, что там такое, но ведьма быстро сжала кулак.
С утра Магда отправила девочку чистить снег. К обеду та справилась, но ведьма опять выпроводила ее из дома, сунув в руки тарелку тушеной трески. С наступлением вечера, когда Надя закончила посыпать края расчищенной дорожки солью, над опушкой поплыл запах имбирного печенья. Аромат щекотал ноздри и был таким густым, что почти пьянил.
За ужином Надя с нетерпением ждала, когда Магда откроет духовку, но на десерт старуха поставила перед ней тарелку с вчерашним лимонным кексом. Пожав плечами, девочка потянулась за сливками, как вдруг услыхала негромкое гуканье. Она посмотрела на медвежонка, но Владчек спал в своей корзинке, ровно посапывая. Гуканье повторилось, за ним последовало нечто похожее на жалобный хнык. Звук определенно доносился из духовки.
Надя вскочила из-за стола, едва не перевернув стул, и в ужасе уставилась на Магду. Старая женщина, однако, и бровью не повела. В дверь постучали.
– Ступай в кладовку, – велела Магда.
На мгновение Надя замерла между столом и дверью, точно угодившая в паутину муха, у которой еще есть силы освободиться из тенет, но затем скрылась в кладовке, не забыв затащить с собой на верхнюю полку медвежонка, чье теплое меховое тельце и сонное похрапывание ее успокаивали.
Магда открыла дверь. Женщина с восковым лицом стояла на пороге и не двигалась, словно боялась войти в дом. Ведьма обернула руки полотенцем и распахнула железные дверцы духовки. Оттуда послышался пронзительный детский плач. Пришедшая схватилась за косяк – у нее подогнулись ноги; она зажала рот ладонями и беззвучно зарыдала. Грудь ее ходила ходуном, по впалым щекам градом катились слезы. Магда завернула пряничного младенца в красный платок и вложила извивающийся, мяукающий сверток в протянутые руки женщины, трясущиеся от волнения.
– Милаша, – заворковала та, что означало: «Сладкая моя девочка».
Она круто развернулась и исчезла в ночи, не потрудившись затворить за собой дверь.
На следующий день Надя не притронулась к завтраку. Остывшую кашу она отдала медвежонку, но Владчек воротил нос от миски, покуда ведьма заново не подогрела ее на плите.
Не дожидаясь расспросов Магды, Надя сказала:
– Это же не настоящий ребенок. Зачем она его взяла?
– Для нее он вполне настоящий, – возразила старуха.
– Что с ним будет? А с ней? – Надя едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.
– В конце концов от младенца останутся одни крошки, – невозмутимо промолвила Магда.
– И что потом? Ты испечешь нового?
– Мать умрет гораздо раньше. У нее та же лихорадка, что унесла дитя.
– Так излечи ее! – Девочка хлопнула по столу ложкой, к которой не прикоснулась за завтраком.
– Она не просила лекарства. Она просила ребенка.
Надя схватила варежки и, топоча, выбежала на улицу. Обедать она не пришла. Хотела пропустить и ужин – показать ведьме, что думает о ней и ее ужасном колдовстве, – но к вечеру в животе урчало от голода, и когда Магда поставила перед ней блюдо с утятиной под охотничьим соусом, Надя взялась за нож и вилку.
– Я хочу вернуться домой, – пробормотала она, глядя в тарелку.
– Так иди, – сказала Магда.
Морозная, снежная зима не отступала, но в окнах домика Магды всегда горел уютный золотистый свет. Надины щечки налились румянцем, одежда стала тесноватой. Девочка научилась готовить укрепляющие тоники, не заглядывая в рецепт, и печь миндальный кекс в форме короны. Она отличала целебные растения от ядовитых и знала, какие их них целебны благодаря своему яду.
Надя понимала, что Магда раскрывает ей далеко не все тайны своего промысла, и была этому только рада, убеждая себя, что ничего не хочет знать о темной стороне ведьмовского ремесла. И все же порой девочку разбирало нестерпимое любопытство, по силе не уступавшее голоду.
Однажды утром она проснулась от того, что слепой ворон стучал клювом по подоконнику, а на улице – кап-кап-кап! – с крыши капала вода. Ярко светило солнце. Пришла оттепель.
На завтрак Магда подала сдобные булочки со сливовым джемом, отварные яйца и молодую зелень. Надя уминала все подряд, страшась того момента, когда трапеза закончится. В конце концов она наелась так, что больше не могла проглотить ни кусочка.
– Чего ты хочешь? – спросила Магда.
Надя в нерешительности замялась.
– Если я уйду, можно мне будет…
– Нельзя ходить туда-сюда – не воду из колодца носишь. Я не позволю тебе привести к моему порогу монстра.
Монстра. Надя поежилась. Значит, она не ошиблась насчет мачехи.
– Чего ты хочешь? – повторила вопрос ведьма.
Надя вспомнила танцующую Женечку Лукину, застенчивую Лару, Бетю, Людмилу и всех остальных девочек, с которыми не была знакома.
– Я хочу, чтобы отец избавился от Карины. Чтобы жизнь в Дуве снова стала спокойной. Я хочу вернуться домой.
Магда легко коснулась левой руки Нади – сперва безымянного пальца, затем мизинца. В памяти девочки всплыла женщина с восковым лицом и маленький мешочек, содержимое которого она вытряхнула на ладонь ведьмы.
– Подумай об этом, – сказала Магда.
Накрывая на стол следующим утром, старуха увидела топор, который принесла Надя. Два дня он пролежал на столе, пока ведьма и девочка готовили тесто – отмеряли, просеивали, вымешивали и мяли. На второй день, когда с самой трудной работой было покончено, Магда посмотрела на Надю.
– Ты ведь знаешь, что можешь остаться, – сказала она.
Вместо ответа девочка вытянула руку.
Магда вздохнула. Лезвие топора из тускло-серой стали гришей блеснуло в лучах заходящего солнца и опустилось с резким звуком, похожим на выстрел. Увидев свои пальцы, одиноко лежащие на столе, Надя лишилась чувств.
Магда намазала культи заживляющей мазью, забинтовала руку, уложила девочку в постель. Пока та спала, ведьма перемолола отрубленные пальцы в мясной фарш, который добавила в тесто.
Когда Надя пришла в себя, они вместе слепили из теста девочку, уложили ее на мокрую доску – большую, как дверь, – и сунули в раскаленную духовку.
Пряничная девочка пеклась всю ночь, наполняя дом чудесным ароматом. У Нади текли слюнки, хоть она и знала, что аромат источает ее собственная плоть и кровь. Она ненадолго задремала и проснулась перед рассветом, когда дверцы духовки сами собой распахнулись и оттуда вышла пряничная девочка. Пройдя через кухню, она открыла окошко и улеглась на стол остывать.
Утром Магда и Надя обсыпали ее сахаром, сделали из глазури губы и кудрявые волосы, потом нарядили в Надину одежду и башмаки и вывели на тропинку к Дуве.
После скромного завтрака из селедки и яиц всмятку Магда усадила Надю за стол и достала с полки маленький горшочек. Открыла окно, впустила слепого ворона. Птица села на стол и склевала крошки, что остались от пряничного ребенка.
Высыпав содержимое горшочка себе на ладонь, ведьма велела Наде:
– Открой рот.
На ладони Магды в лужице густой блестящей жидкости лежала пара ярко-голубых глаз – глаза птенца.
– Не глотай, – строго предупредила ведьма, – и не выплевывай.
Зажмурившись, Надя с трудом разлепила губы и постаралась сдержать рвотный позыв.
– Открой глаза, – приказала ведьма.
Надя повиновалась, и внезапно все вокруг стало другим. Словно со стороны, она увидела, что сидит в кресле, по-прежнему зажмурившись, а Магда стоит рядом. Подняв руки, девочка обнаружила, что машет крыльями. Она вскочила на тоненькие вороньи лапы и испуганно каркнула.
Магда шуганула птицу к окну. Сила крыльев и ощущение воздушного потока под ними привели Надю в восторг, и она не заметила печали, сквозившей во взгляде старой женщины.
Заложив широкую дугу, Надя взмыла высоко в небо, привыкая к крыльям, прорезая длинные вечерние тени. Ее взору открылся лес, опушка, домик Магды. Вдалеке темнели иззубренные контуры Петразойских гор. Спустившись ниже, она разглядела вьющуюся тропинку, ведущую к Дуве. Надя бросилась вниз и стремительно полетела между деревьями. Впервые за все время лесная чаща не вызывала у нее страха.
Покружив над деревней, окинула взглядом главную улицу, кладбище, два новых самодельных надгробия. За зиму, пока Надя отъедалась у ведьмы, в Дуве пропали еще две девочки. Но эти станут последними, жертв больше не будет. Надя с пронзительным криком снизилась и полетела рядом с пряничной девочкой, направляя вперед своего бойца, свою заступницу.
Усевшись на бельевую веревку, она проводила пряничную девочку взором – та пересекла полянку и вышла к дому Грушовых. Внутри громко скандалили. «Знает ли отец, что творит Карина? – подумала Надя. – Подозревает ли он, кто его жена на самом деле?»
Пряничная девочка постучала в дверь, раздраженные голоса стихли. Дверь распахнулась, отец, щурясь, вгляделся в вечерний сумрак. Надя поразилась перемене, которая произошла с Максимом за зиму. Широкие плечи плотника сгорбились, он сильно исхудал, и даже издалека было видно, как обвисла его кожа. Надя ожидала, что, узрев на пороге монстра, отец закричит от ужаса.
– Надя! – изумленно ахнул Максим. – Надя! – Сдавленно всхлипнув, он обнял пряничную девочку.
В дверях появилась Карина – бледная, с расширившимися глазами. Надю охватило разочарование. Она почему-то была уверена, что от одного взгляда на пряничную девочку мачеха рассыплется в прах или при виде живой и здоровой падчерицы хотя бы признается в своих злодеяниях.