– Калле и Эдвин уже сделали свой выбор – во всяком случае, так они говорят. А я все еще сомневаюсь. Подарить эликсир силы? Птицу, поющую под водой?
Улла насмешливо фыркнула – эту манеру она переняла у людей.
– Да какая разница? Зачем тебе вообще быть королем?
– Уж кто-кто, а ты должна бы меня понимать.
Неугомонная Улла. Возможно, она его и понимала. Песнь соединила двух одиноких девушек узами дружбы. Внимание принца позволило выделиться. Что даст этому принцу корона?
– Ты хочешь все оставшиеся дни проводить на заседаниях совета? А ночи – в нескончаемых ритуалах? – Улла слегка толкнула Роффе плечом. – Да ты раньше полудня не просыпаешься.
– Для государственных дел есть советники.
– Король не может во всем полагаться на советников.
– Король ни перед кем не склоняет головы, – промолвил Роффе, устремив взгляд на что-то, чего Улла не видела. – Король сам выбирает свой путь. Свою жену.
Улла неловко переступила с ноги на ногу. На мгновение ей захотелось стать невесомой, нырнуть в соленые объятья моря. Неужели принц собирается сделать ей то самое предложение, которого страшилась Сигне?
– Роффе… – начала она.
Словно уловив ее смущение, он продолжил:
– Король сам подбирает свиту. Назначает придворных певцов.
Как все просто у принцев! С какой легкостью они говорят о том, чего не вправе решать. И все же, когда Роффе склонил к ней голову, точно собираясь прошептать на ухо нежные слова, в душе Уллы невольно всколыхнулось заветное желание.
– О, я мог бы возвысить тебя, Улла. Больше никто не посмел бы говорить дурное о твоем происхождении или непутевой матери.
Улла вздрогнула, как от пощечины. Знать, о чем думают окружающие, – это одно, а услышать – совсем другое.
– Сплетни никогда не прекратятся.
Роффе слабо улыбнулся.
– Зато станут гораздо тише.
Что даст принцу корона? Что даст король девушке вроде нее?
Снизу, из садового лабиринта, донесся смех Сигне. Обнаружить ее не составляло труда: рыжие волосы пылали, словно огонь в печи, боевым флагом развевались за ее спиной. Юноша, один из смертных, гнался за ней по дорожкам лабиринта. Сигне позволила ему поймать себя и развернуть лицом.
– Ты хочешь поразить воображение отца и взойти на трон?
– Сама знаешь, что да.
Сигне запрокинула голову и широко развела руки. Кудри обрамляли ее лицо, словно живое пламя.
Улла кивнула.
– Тогда принеси ему огонь.
Улла пожалела о своих словах, едва они сорвались с губ, однако с той самой минуты принц не мог думать ни о чем другом. Роффе перестал волочиться за земными красавицами и все свое время проводил в Башне прорицателей, забывая про еду и питье.
– Он доведет себя до безумия, – сказала Сигне однажды ночью, когда девушки ежились от холода в постели.
– Вряд ли у него хватит на это целеустремленности, – возразила Улла.
– Не будь злюкой, – пожурила Сигне.
– Я вовсе не злюка, – сказала Улла и решила, что не солгала.
– Может быть, в подарок королю подойдет зеркало?
Улла рассказывала подруге о необыкновенном зеркале и комнате, полной странных предметов.
– Это его развлечет. – «Ненадолго», – добавила она про себя.
– Роффе день и ночь думает об огне. И зачем только ты навела его на эту мысль!
«Потому что он заставил меня мечтать о недостижимом», – подумала Улла, а вслух произнесла:
– Он спросил – я ответила. Сам должен понимать, что это невозможно. – Да, чтобы на время сделать сухопутное существо пригодным к жизни под водой, нужна сильная магия, однако она по сути не отличается от чар, позволяющих сильдройрам ходить по земле. А вот взяться за стихию, заставить огонь гореть там, где для него нет топлива… Для этого требуется магия гораздо мощнее, нежели песнь, которая сотворила чертог-наутилус. На такое никто не способен. – Роффе должен изменить решение.
– Я так ему и сказала, – волновалась Сигне. – Но он и слушать не хочет. – Она осторожно потянула Уллу за рукав. – Может, королевский прорицатель его отговорит? Или ученик прорицателя. Ты ему понравилась, я сама видела.
Улла поежилась. С той встречи в башне ученик прорицателя оставил ее в покое. Казалось, он был занят своими делами и, тем не менее, постоянно попадался Улле на глаза – сидел ли молча подле своего учителя, перемещался ли по замку, черная клякса его одеяний неизменно скользила из тени в тень.
– Поговори с ним, – настаивала Сигне. – Прошу. – Она стиснула пальцы Уллы. – Ради меня. Неужели трудно просто поговорить? Что в этом плохого?
Улла подозревала, что плохого очень даже много.
– Посмотрим.
– Улла…
– Посмотрим, – повторила Улла и отвернулась. Она больше не хотела глядеть на Сигне.
Тем не менее, когда подруга запела колыбельную, тихую и нежную, Улла не могла не присоединить к ней свой голос. Песня мягко лилась, окутывая их теплым мерцанием, поднимаясь и опускаясь плавными волнами.
Кто первым заснул, Улла не помнила, помнила только свой сон. Она стояла в центре садового лабиринта, в огненной мантии, парализованная страхом, не в силах пошевелиться. Открыла рот, чтобы закричать, но не произнесла ни звука. На краю террасы, с раскинутыми, словно для полета, руками стояла Сигне, и рыжее пламя ее волос было скрыто под белой свадебной фатой.
Дни неумолимо шли. Одержимость Роффе росла. Во взгляде Сигне все сильнее сквозил упрек. Улла понимала, что от разговора с учеником прорицателя ее удерживает лишь страх. Она правильно истолковала намек принца: если огонь вспыхнет под водой и сделает Роффе королем, то он, в свою очередь, назначит Уллу придворной певицей. Ей следует хотя бы попытаться переговорить с учеником прорицателя. Возможно, этот человек и опасен, однако упускать даже малейший шанс на осуществление своей мечты – еще опаснее.
Юношу Улла нашла в читальном зале на нижнем этаже Башни прорицателей – застала его в тот момент, когда он укладывал книги в простую сумку. Одна из книг, в кожаном переплете, была совсем ветхой; вываливающиеся страницы были испещрены причудливыми каракулями, отличавшимися от аккуратных строчек, которые Улла видела в других фолиантах. Впрочем, для нее любые записи выглядели бессмысленной вязью. В углу обложки она рассмотрела что-то похожее на оленьи рога. Ученик прорицателя резко захлопнул сумку.
– Уезжаешь? – замерев в дверях, Улла не сумела скрыть удивленного облегчения. Все, что от нее теперь требовалось, – немного мужества.
– Никогда не задерживаюсь долго на одном месте.
Интересно, почему? Совершил какое-то злодеяние?
– Ты пропустишь бал…
Губы юноши тронула слабая улыбка.
– Я равнодушен к танцам.
Однако Улла отважилась на эту встречу не ради пустой болтовни. Она нервно поджала пальцы в туфлях. Ей не оставалось ничего другого, кроме как спросить напрямик.
– Я ищу… Мне нужен огонь, который может гореть под водой.
Взгляд серых глаз ученика пронзил ее, как булавка – туловище бабочки.
– И какая же тебе в нем польза?
– Пользы никакой. Просто пустяк, безделица вроде зеркала. Скромный подарок королю.
– А-а, – задумчиво протянул юноша. – Которому из них?
Улла промолчала.
Ученик прорицателя застегнул пряжки на сумке.
– Идем, – сказал он, – я дам тебе два ответа.
– Два? – переспросила она, следуя за ним вверх по винтовой лестнице.
– Первый ответ – на вопрос, что ты задала, второй – на тот, что следовало задать.
– И о чем же я должна была спросить? – Улла сообразила, что юноша ведет ее в комнату, полную странных предметов.
– О том, почему ты отличаешься от своих соплеменников.
Улла похолодела. Внутри у нее растеклась тьма – черная, чернее океанских глубин, – однако она продолжала идти за своим провожатым.
Когда ученик прорицателя открыл дверцу стеклянного шкафа рядом с зеркалом иллюзий, она решила, что тот потянется за священным ножом, однако юноша достал колокольчик, которого Улла в первый раз даже не заметила. Он был размером с яблоко, блестящая поверхность потускнела от времени.
Ученик прорицателя поднял руку с колокольчиком, раздался высокий серебристый звон, и Улла, вскрикнув, схватилась за грудь. Мышцы свело судорогой, а на сердце как будто сомкнулись чьи-то пальцы.
– Я тебя помню, – глядя на Уллу, повторил юноша слова, произнесенные им на балу в самый первый вечер.
– Этого не может быть, – прошептала она. Боль почти лишила ее дара речи и утихла лишь после того, как смолк звон колокольчика.
– Знаешь, почему так силен твой голос? – спросил ученик прорицателя. – Потому, что ты родилась на земле, на земле сделала свой первый вдох и испустила первый младенческий крик. А потом моя мать – наша мать – взяла колокольчик, подаренный твоим отцом, тот, который он вложил ей в руку, узнав о ребенке под сердцем. Она пошла на берег моря, встала на колени у воды и опустила колокольчик в морские волны. Позвонила в него – раз, два, три! Через несколько мгновений из пучины на поверхность выплыл твой отец, чей серебристый хвост был изогнут, точно лунный серп. Он протянул руки и унес тебя с собой на глубину.
Улла изумленно качала головой. Нет, это невозможно.
– Посмотри в зеркало, – приказал юноша. – Станешь отрицать очевидное?
Улла вспомнила длинные пальцы матери, заплетающие ей косы, – сперва аккуратно, затем с раздраженными рывками, словно в приступе омерзения. Вспомнила отца, его ярость и предупреждения о соблазнах, что поджидают сильдройр на суше. Так не должно быть.
– Я помню тебя, – снова повторил ученик прорицателя. – Ты родилась с русалочьим хвостом. Каждое лето я приезжал сюда, чтобы понаблюдать за морским народом, и все ждал, не появишься ли ты.
– Нет, – твердо сказала Улла. – Нет. Люди не могут рождать потомство от сильдройр. Моя мать не может быть смертной.
Юноша едва заметно пожал плечами.
– Она не совсем смертная. В этой стране ее назвали бы «дрюсье» – ведьмой. Как и меня. Мы имеем дело с самой простой магией – предсказываем будущее по звездам, гадаем на костях, но истинную силу стараемся людям не показывать. Твой народ это хорошо знает.