Пушкино такой батюшка…» (РГ. 2013. 1 июля): «Я попросил отца Андрея прислать мне о себе короткую справку. Вот она: “В Пушкине (или, как у нас говорят, в Пушкино, не склоняя в отличие от питерского) я родился… с 2000 – настоятель церкви вмч. Пантелеимона, а при ЦРБ г. Пушкино”». Как видно, ни редакция ведущей газеты, ни современный писатель при всём почитании батюшки отнюдь не разделяют его мнение о языковой норме.
Автор помнит, как из уст К.И. Чуковского во время прогулки по Переделкину в ответ на мой вопрос, можно ли сказать живу в Переделкино, вырвалось резкое: «Не могу счесть писателя русским, если он скажет, что у него дача в Переделкино». Лишь немногие русские жители писательского посёлка сегодня говорят: думаю о Переделкине; никогда не уеду из Переделкина; живу в Переделкине. Окружная газета «На западе Москвы» (2013. 15 авг.) под заголовком «Приключения в Переделкино» сообщает о «детском празднике в доме-музее барда, поэта и композитора Б. Окуджавы в Переделкино».
Сосуществование двух возможностей – непреложный факт развития литературного языка при всё бо́льшем слиянии его некнижной (даже в её разговорной части) и книжной разновидностей и всё меньшей их увязке со звуковой или печатной формой осуществления. В то же время грань между ними, несомненно, ощутима, становясь базой новой стилистики. Можно лишь отдать должное прозорливой мысли В.П. Григорьева о прогрессе падежной иллюзии, свойственной живым разговорам и явно проспективной в книжности, о чём и свидетельствуют рассматриваемые топонимы.
Схожую оправдательную точку зрения недавно высказала вдумчивая исследовательница А.Ю. Константинова, связав её со стремлением нашего времени к формально-материальному упрощению, своего рода экономии усилий (ЛГ. 2014. № 10). Вполне уважительно воспринимая этот взгляд, хочу не без злорадого сочувствия отметить и тенденцию возврата к прежним нормам, обостряющуюся в самое последнее время, пусть во многом лишь призывно-словесно. Это и малоудачные попытки вернуть старую орфографию (Коммерсантъ, Пересветъ, правда без ятя вместо последнего е), и борьба с обилием английских заимствований.
Компьютерный поиск даёт примеры явного роста склоняемости рассматриваемых топонимов, особенно в сегодняшней звучащей речи: «Взамен закрытой овощебазы в Бирюлёве будет построен агрокластер во Внукове» (Московские новости. 2014. 19 марта; в тексте нормативно: «овощебаза в московском районе Бирюлёво»); «храм святителя Николая Мирликийского в Бирюлёве»; «услуги и деятельность в Переделкине»; «Во Внукове начинается строительство нового терминала»; «Москва отказалась от планов строительства автодрома “Формулы-1” во Внукове»; «Прокуратура выявила нарушения публичных слушаний в Новокосине»; «в Строгине жители выступили против строительства моста»; «Новостройки в микрорайонах Свиблова»; «Традиционный детский праздник в Переделкине»; «Проекты прочих построек в Бородине». В передаче для детей ведущий даёт и такой совет: «Если родового слова нет, склоняй как хочешь! Что в Иванове, что в Иваново. Но если вы хотите говорить по литературным нормам, как диктор на центральном телевидении, тогда склоняйте» (опубликовано 7 декабря. 2011 года) как ответ на вопрос продвинутого школьника: «В Простоквашино или в Простоквашине?»).
Москвичи, сожалеющие о событиях в Останкине, восхищающиеся Бутовом, не любящие Бескудникова, надеются, что их потомки, подобно предкам, будут читать знаменитые строки: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, ещё какие! Недаром помнит вся Россия про день Бородина», – не обвиняя М.Ю. Лермонтова в неумении найти рифму. И, конечно же, их мало радует журналистское упрямство «Российской газеты»: «45-летний житель Одинцово (вместо Одинцова) взошёл на вершины всех континентов»; «У него в подмосковном Одинцово (вместо Одинцове) свой кузнечный цех».
Знаменательно, что в свободном просторечии тлеет желание посклонять совсем обрусевшие иноязычные слова: «люблю какаву»; «каждый день толкаюсь в метре»; «был в кине»; «учится играть на пианине». Безусловно, склоняется эхо в названии радиостанции: «слушайте на “Эхе”; удивляемся передачам “Эха”. В.И. Ленин писал: «Нет известия о посещении бюром ни одного нейтрального или меньшевистского комитета» (ПСС в 55 т. М., 1967. Т. 34. С. 261).
Этой тенденции следуют в художественных целях писатели: Н.В. Гоголь: «На бюре, выложенном перламутровой мозаикой, лежало множество всякой всячины» («Мёртвые души»), «с этим инкогнитом» («Ревизор»; в речи городничего); В.В. Маяковский: «Я, товарищи, из военной бюры» («Хорошо»); он же (правда, шутливо): «И вижу катится ландо, и в этой вот ланде сидит военный молодой в холёной бороде», – а также: «Поевши, душу веселя, они одной ногой разделывали вензеля, увлечённые тангой»; В.В. Набоков: «танцевал тангу»; М. Горький: «Над сапогами смеются и над пальтом» («Трое»). Н.И. Вавилову приписывают шутливый стих: «Если мне так холодно в драповом пальте, что же должен чувствовать птиц в одном крыле?»
В «Севастопольской страде» С.А. Сергеева-Ценского находим такой эпизод: «“Откуда идёшь так поздно?” – спросил его царь. – “Из депа, Ваше императорское величество!” – громогласно ответил юнкер. – “Дурак! Разве депо склоняется?” – крикнул царь. – “Всё склоняется перед Вашим императорским величеством!” – ещё громче гаркнул юнкер».
В.В. Виноградов как-то заметил, что средний род – это свалка, куда русская грамматика с осторожным недоверием отправляет всё непонятное, иноземное. Если социум заменит подспудную нежелательность общим одобрением, то системное противодействие его принятию и освоению может угаснуть. Происходящее в категории среднего рода окажется чувствительным ударом по флективной грамматике (картинка 7.7).
7.5. Казань-университет лучше, чем ФГБОУ ВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»
При сочетании двух существительных (скажем, фестиваль, джаз), одно из которых определяет другое, почитатели русской грамматики знают два решения проблемы. Первое: определяющее ставится в родительном падеже после определяемого – фестиваль джаза. Второе: от него образуется прилагательное и помещается впереди определяемого – джазовый фестиваль. Третьего не дано, но его заставляет найти наплыв иноязычных слов вроде шоу, которые не склоняются и от которых не образуешь прилагательное. Проще всего поставить такое слово перед определяемым, снабдить на всякий случай дефисом и представить, будто это импортное несклоняемое прилагательное: шоу-бизнес, шоу-клуб (ср. также шоумен). Такие конструкции с несклоняемой первой частью не похожи на сложные или составные слова, отчего их предпочтительно называть биноминами.
С конца ХХ века новый способ пришёлся ко двору: шоп-тур, шоп-туризм, шоп-турист, шоп-рейс, топ-модель, топ-менеджер. По примеру аудио-, видео– предлагается заодно видеть и в бизнес– и траст– несклоняемые прилагательные: бизнес-школа, бизнес-клуб, бизнес-туризм, траст-фонд, траст-банк. Хотя, в отличие от бизнеса, который не даёт прилагательного, траст склоняется и образует трастовый; предпочитают игнорировать фонд траста или трастовый (умолчим уж, что последний можно было бы именовать вполне по-русски: доверительный фонд, фонд доверия).
Более того, новая конструкция переносится и на русские слова: Горбачёв-фонд (с неизменяемой первой частью) как официальное название вытеснило прежние возможности: Фонд Горбачёва, Горбачёвский фонд (Горбачёвка). Как не вспомнить славные библиотека Ленина (со вставкой имени – формальным свидетельством, что имя присвоено указом Верховного Совета), Ленинская библиотека, ласковое стяжение Ленинка. Появились уже Дягилевъ-центр, Гоголь-центр («Руководитель Гоголь-центра провоцирует публику ремейком… “Братьев Карамазовых”» (РГ. 2013. 5 июня); «В Гоголь-центре годовщина» (РГ. 2014. 5 февр.). «В Сочи открывается экстрим-парк под названием “Роза-хутор”» (РГ. 2013. 3 февр.). Раньше, вероятно, назвали бы «Хутор роз» или «Розовый хутор».
В бакинском метро давно были Шаумян-станция, станция Шаумян (а не станция Шаумяна или Шаумяновская). В новейших переводах появились Ванс-авеню, Крамер-бульвар, Уэлсли-колледж. Гарвард (или даже Харвард) – университет заменил привычные Гарвардский университет, университет Гарварда. У В. Аксенова в сочинении «В поисках грустного беби» (New York, 1990) находим Пенсильвания-авеню, шоу-бизнес, секс-коммерция, флаг-башня и даже салат-бар («В салат-баре мы отоварились ещё овощами»), бюро-шедевр (в значении «бюрократический шедевр»: «Теперь, при всём желании, к нашим бумагам невозможно придраться – совершенство! Бюро-шедевр!»). В. Аксёнову принадлежит и вынесенное в заголовок ностальгическое Казань-юниверсити: «Март, студенческая местность близ Казань-юниверсити». Оно ведь экономнее, понятнее, эстетичнее, во всяком случае лучше тяжеловесного монстра, изобретённого нынешними чинушами, – ФГБОУ ВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет».
Вообще в русском языке много разнообразных образований – от древних баба-яга, бой-баба, жар-птица, царь-девица, царь-пушка, душа-человек (в смысле «душевный»), новых полужаргонных, заимствованных джаз-крошка, стиляга-брюки до терминов генерал-майор, капитан-наставник или альфа-частицы, резус-фактор, цирроз-рак, Х-лучи. Разнообразие это усиливается, делая возможным, например, заголовок «Олигарх-развод» (с разъясняющим подзаголовком «Плачут ли богатые, расставаясь?» (РГ – Неделя. 2014. 16 янв.)) моднее, чем «Муж и жена – одна сатана» или даже «Развод у олигархов», «Развод по-олигархски». Производители клеющих карандашей называют изделие