Может показаться, что телеология влечения человека к смерти и механизмы наркотизации как факторы общеисторического процесса не имеют отношения к теме нашего разговора, однако это не так. Как мне представляется, здесь возможна мировоззренческая отправная точка, которая позволит приблизиться к пониманию явления. А это означает: познать реальность в ее обусловленности, не заслоняясь псевдообъяснениями, почерпнутыми из сферы «субъективных факторов», признать объективный статус рассматриваемого явления, вписать его в такую картину, где исследуемое предстанет как необходимое. Труд сложный, а результат относится к тому роду знания, в котором «многая печали», но это, на наш взгляд, единственная продуктивная позиция.
Дело в том, что «в эпоху высоких скоростей и стрессов» музыка Моцарта и Гайдна оказывается лучшим средством гармонизации человеческой личности лишь для того, кто воспитан в классической культуре. Прежде всего здесь возникает проблема языка и, соответственно, языкового барьера. Классическое искусство не оперирует универсалиями на антропологическом уровне. Как и всякая другая эстетическая система, это язык. Целостно и адекватно она воспринимается человеком, воспитанным в лоне европейской цивилизации. Автор этих строк многажды наблюдал примечательную картину – турецких крестьян, бредущих среди античных развалин. Эти симпатичные простые люди, воспитанные в другой цивилизации, воспринимают прекрасные образцы ордерной архитектуры как часть природной среды. Примерно так мы реагируем на облака или деревья, растущие по краям дороги. Люди, воспитанные вне классического искусства, не интериоризировавшие его язык, не воспринимают классику адекватно и не испытывают потребность в общении с нею.
Я далек от утверждения, что эти люди совсем не воспринимают и не постигают классические образцы. Как принадлежащие европейской культуре, они связаны некими нитями с классикой, чувствуют токи, идущие от классического искусства. Но для них преимущественным языком эстетического самовыражения стал масскульт или авангард, постмодерн и т. д. Эти эстетические системы связаны целостностью европейской цивилизации, порождены ею. Они несут в себе некоторые моменты того эйдоса, который с предельной полнотой выражается в классике. Поэтому восхождение по пути эстетического образования оказывается принципиально возможным для европейца. Но пока это восхождение не произошло, объект нашего исследования решает задачи гармонизации в рамках той эстетической системы, в рамках того подъязыка, который он освоил.
Следующая проблема связана с ответом на вопрос, что лучше – Гайдн, группа «Калинов мост» или композиции Джими Хендрикса. Дело в том, что генеральное суждение по конструкции «лучше или хуже вообще» возможно лишь с точки зрения аналитика, абстрагирующегося от конкретной ситуации. Как культуролог, я готов согласиться с тем, что искусство классического стиля – по понятию – лучшее средство, способное вернуть душевное равновесие и чувство собственного достоинства человеку, живущему в современном мире. Но актуально лучшим для него оказывается то искусство, которое он принял и освоил. То, которое соответствует его личностной природе. То, которое он природнил экзистенциально. Не существует никаких критериев или механизмов, позволяющих измерить глубину личностного переживания, оценить его субъективную значимость или меру культурной адекватности, вызванную воздействием конкретного произведения на конкретного человека. Все это сущности, слава Богу, не объективируемые. Как человек, принадлежащий европейской цивилизации, я знаю один-единственный социальный механизм, способный ранжировать феномены культуры и произведения искусства в зависимости от меры необходимости, адекватности, от того, насколько они в данный момент выполняют извечные функции искусства – вписывают человека в мир, способствуют воспроизводству культурного космоса, оказываются каналом его эволюции и т. д. Это рынок, базирующийся на свободном выборе потребителя.
Я убежден в том, что возможности любого рода манипуляции и навязывания воли или мнения отдельной группы людей свободному обществу, обществу, где потребитель голосует бумажником, конечны. Массовый конформизм, пассивность и идиотизм маленького человека имеют свои пределы. Если «эстетически неприятные впечатления» навязываются человеку на улице, то он волен переехать жить на другую, старомодную, улицу. Для этого не надо что-либо понимать, рефлектировать и идеологизировать. Достаточно просто переживать дискомфорт в современной среде и, очутившись однажды в среде, гармоничной человеку, с точки зрения Леонида Иосифовича, пережить такое дорогое чувство покоя, защищенности, соразмерности мира и личности. Зрелый рынок мгновенно отвечает на любые сколько-нибудь значимые в статистическом отношении запросы, неважно, осознаны они или нет. Эстетический и психологический комфорт/дискомфорт – существеннейший фактор, определяющий потребительское поведение. Травмирующее психику человека здание лишится жильцов и арендаторов. Тираж авангардного издания книги не может превысить объем специфического круга ценителей. Отвечая на потребность в добром, старом, классическом оформлении, другое издательство выпустит ту же книгу необходимым массовым тиражом, и т. д.
Свобода воли человека – один из фундаментальных догматов христианства, конституирующего нашу цивилизацию. Не стоит забывать или игнорировать это обстоятельство, ибо убеждение в свободе воли – не менее важный элемент евроатлантической цивилизации, нежели ордерная система и искусство классического стиля. И если объективные исторические процессы, реализующиеся в массе человеческих выборов, текут не в том направлении, которого нам бы хотелось, не соответствуют нашим объяснительным моделям, то продуктивнее разобраться с самим собой – изменить модели понимания, откорректировать наши планы и устремления в соответствии с объективными тенденциями развития, а не стремиться «подправить» реальность.
Отход от классического стиля – капитальный факт истории мировой культуры. Это процесс разворачивается не менее полутора веков. Говорить о случайностях, моде, временных тенденциях, о фатальном сцеплении суммы субъективных факторов – значит прятать голову в песок. Происходящее должно быть осознано как закономерность и необходимость. Здесь можно усмотреть признаки глубокого кризиса нашей цивилизации, ее мутации. Наконец, свидетельство снятия, то есть конца. Единственное, чего нельзя себе позволить, – видеть в этом нечто противоестественное, случайное и непостижимое.
Почему современный человек предпочитает классике вещи с точки зрения классического вкуса дисгармоничные, травмирующие психику – одним словом, авангардные в широком смысле? Исходные причины связаны с двумя факторами. Во-первых, с процессами развития промышленных технологий, менявшими предметную среду и образ жизни и, как следствие, изменявшими структуру переживания человеком пространственно-временного континуума. Речь идет о том самом «времени высоких скоростей и стрессов». Второй фактор связан с генеральной интенцией к увязыванию структуры человеческой психики со структурой переживаемого. Психика человека настраивается таким образом, чтобы структурно совпадать или, если угодно, «резонировать» со структурой пространственно-временного континуума, которая транслируется в сферу психического органами чувств. Именно такое состояние психической сферы человека оказывается менее всего энергоемким и дисгармоничным. Причем сам процесс подобного подстраивания не фиксируется сознанием, происходит автоматически и императивно. Те, у кого подобная настройка, в силу тех или иных причин (врожденных или культурных), не происходит, неадекватны миру, в который они вписаны, страдают от дискомфорта, а потому в стратегическом плане отбраковываются. Они имеют меньше шансов на воспроизводство системы своего миро-переживания.
В сказанном выше нет чего-то принципиально нового. На уровне наблюдений все это схватывалось и раньше в несколько иной семантике. О соответствии национального характера народов окружающей их природе, вмещающему ландшафту, климату, о связи его с образом жизни писали и в XIX в. Традиционная художественная культура, как форма выражения психического строя базовой личности, оказывается структурно изоморфной переживанию мира, в который вписан человек. Тут важно подчеркнуть – речь идет не о мире вообще, взятом с некоторой объективистской точки зрения, но о том, как он переживается. Пахарь и кочевник, живущие в одной лесостепи, имеют разную структуру потока ощущений и впечатлений, ибо крестьянин сидит на одном месте и ходит в буквальном смысле слова по земле, а кочевник видит тот же мир из своего седла. Его горизонт, темпоритм, мера разработанности и порядок поступления впечатлений существенно иные. Соответственно будут отличаться их песни и танцы, а заимствования будут перерабатываться таким образом, чтобы вписаться в исходный континуум. Песнь ямщика, т. е. кочевника, заунывна для барина. Ямщик гармонизирует себя, вписывает себя в свой мир – мир бесконечных дорог и однообразных, на наш городской взгляд, впечатлений.
Выше речь шла о соответствии трех пространств: природного, ментального и эстетического и – шире – культурного. Помимо того, есть еще антропогенная среда – социальное пространство, предметная среда, ритмы и модели жизни, заданные культурно. Есть еще заданная культурой картина мира. Все это формирует характеристики пространственно-временного и смыслового континуума, который переживает человек, в который он вписан. Это переживание требует своего эстетического выражения и художественного осмысления.
Взаимоувязывание и синхронизация всех уровней социокультурного универсума – универсальная характеристика человеческого бытия. Описываемый нами процесс происходит как на уровне целого, так и на уровне отдельного субъекта. Кризис классики и наступление авангарда заданы тем, что в изменяющихся условиях классика перестала быть адаптивной, не выражала реальность, а значит, дисгармонировала структуре человека, стремящегося слиться с этой реальностью, магически уподобиться ей. Классика не гармонизировала человека с миром, в котором он оказался. Наступало время другого, неклассического, человека, который адаптивен этой реальности, поскольку производен от нее. Творчество Б. Торвальдсена и А. Бартолини завершает эпоху расцвета академической традиции, ибо начинается век пара, телеграфа и бездымного пороха.